Континентальная система Наполеона, – о которой здесь сделано лишь краткое упоминание, и которая будет описана ниже более подробно – была, однако, лишь продолжением по духу и целям политики, начертанной и впервые примененной на практике Республикой при Директории. Директория внесла в свои действия против торговли неприятеля неумолимую законченность, какую Конвент старался сообщить всем военным действиям. В декретах Директории мы находим прототипы главных мер Наполеона. Единственное важное отличие состояло в том, что в способах исполнения этих декретов отражались недостаточная обдуманность и слабеющая энергия правительства, тогда как Наполеон, верный себе, вдохнул в свою систему энергию и употреблял меры, пропорциональные трудности работы и величию ожидавшихся результатов. Так как один ряд мер как бы преемственно следовал за другим и дополнял его, то автор нашел наиболее естественным рассмотрение этих мер в той же тесной связи, в какой она находилась в порядке событий, чтобы показать более ясно единство плана, проходящего через всю историю. Это единство является следствием неумолимой логики фактов и существования внешнего давления, от которого нельзя было освободиться и которому нельзя было сопротивляться никакими другими мерами. Оба фактора обязаны своим происхождением неспособности Франции серьезно вредить грандиозной торговле соперника обыкновенными операциями войны, хотя она и «выпускала» дюжинами национальные крейсеры и приватиры. Морская сила Англии шла своим путем так упорно, оберегала свою торговлю так успешно и была вместе с тем столь явно главным врагом Франции, душой враждебных действий против нее, что увлекла не только слабых членов Директории, но и великого воина и дипломата, наследовавшего им, на тот путь, который привел Францию к поражению.
За декларациями войны последовали обычные инструкции командирам военных кораблей и приватиров – захватывать и вводить в порт коммерческие суда неприятеля, а также и нейтральные, если они нарушали общепризнанные принципы международного права. До сих пор в действиях воюющих не было ничего такого, что отличалось бы от обычных и ожидавшихся актов войны. В море появились поспешно снаряженные крейсера, и – как это всегда имеет место при неожиданном или даже внезапном открытии военных действий – суда обеих держав захватили ценные призы. Жертвы застигались врасплох, и наступательные операции велись с каждой стороны более деятельно и с большим успехом, чем оборонительные. Первоначальное смятение, однако, скоро прошло и сменилось более правильным ходом морской войны. Большие британские эскадры постепенно приобретали явное превосходство над массами противником, и последний скоро вынужден был перейти к обычным операциям крейсерской войны – в общепринятом смысле этого термина, тем более что в пользу такой войны сильно склонялись национальные традиции и убеждения многих выдающихся морских офицеров страны.
Набегам многочисленных неприятельских рассеянных крейсеров на коммерческие суда британцы противопоставили два способа обороны. Один из них состоял в том, что упомянутые суда перед отправлением в различные страны земного шара собирались в определенные порты и оттуда отплывали вместе под конвоем отряда военных кораблей, которые обязывались довести их до цели путешествия. Этот способ обороны назывался караванной системой, сущность которой состояла в сосредоточении известной доли имущества государства или граждан под защитой военной силы, достаточной для того, чтобы выдержать схватку со всяким вероятным врагом и «прогнать» его. Таким образом, британские коммерческие суда совершали плавания чрезвычайно многочисленными караванами: в одном караване нередко насчитывалось двести или триста судов. Там, где особенная опасность вызывала более сильную охрану и заставляла судовладельцев из чувства самосохранения особенно искать ее, – как, например, при входах в Канал и Балтийское море, – собирались вместе иногда до пятисот и даже до тысячи судов, таким образом оправдывая и расширяя характерные черты этой системы. Едва ли нужно упоминать, что в процессе сбора таких огромных караванов тратилось много времени, и что скорость их переходов была значительно ниже той, на какую были способны многие отдельные суда каравана. Невыгодно было для купцов и то обстоятельство, что одновременное прибытие столь многих кораблей с одинаковыми товарами необходимо понижало цены. Вследствие этого многие товаровладельцы, полагаясь на скорость своих судов, а также и на удачу, отправляли их из порта без конвоя, ожидая больших барышей от прибытия первыми на рынок. Для защиты таких смельчаков, а также и тех судов, которые, по несчастью или дурному управлению, отделялись от своего конвоя, и в то же время для сохранения своего господства на море, британцы прибегали к другой системе – системе патрулей, как можно ее назвать. Она состояла в том, что на путях, которые избирались торговыми судами, и которых поэтому, принуждены были держаться и вражеские крейсера, были рассеяны быстроходные фрегаты и корветы с большим числом мелких судов. Каждому был назначен определенный крейсерский район, причем распределение обусловливалось сравнительными опасностями и необходимостью сбора коммерческих судов в определенных местностях, как, например, в Немецком море, входах в Канал и вообще в центрах схождения торговых путей. Кроме специально назначенных для такой патрульной службы судов, или – употребляя техническое выражение – кораблей «в крейсерстве», такую же роль нередко исполняли и многие другие суда, совершавшие рейсы между Англией и колониальными станциями, например – посыльные корабли, шедшие в Европу для починок или возвращавшиеся после совершения их и т. п., так что омывающие Европу моря «кишели» британскими крейсерами, каждый из которых зорко выслеживал призы. Однородной с их деятельностью была и деятельность многочисленных приватиров, для которых крейсерский район не назначался, конечно, правительством, но определялся теми же условиями: торговыми путями коммерческих судов и расположением станций-убежищ, необходимых для «истребителей торговли».
