Чтобы вернее отвлечь внимание противника от своих истинных целей, Наполеон избрал для своей поездки в Италию время, назначенное для отплытия своих эскадр. Оставив Париж 1 апреля и путешествуя не торопясь, он был в Алессандрии 1 мая, а в Милане – 10. Здесь он оставался целый месяц, и 26-го числа был коронован в качества короля бывшей Итальянской республики. Пребывание его в Италии продолжалось до июля. Вероятно, именно этому отсутствию его из Франции, время которого было столь тщательно определено им, мы обязаны той драгоценной, нарисованной им самим картиной надежд и опасений, в связи с морскими комбинациями, сменявшими одна другую в его неутомимом мозгу, расчетов и догадок – верных или ошибочных, но всегда остроумных. Эту картину дают почти ежедневные письма к морскому министру.

Особенно заботила Наполеона задержка Гантома, который, будучи «герметически блокирован и парализован постоянными штилями», не мог выйти из порта, и вопрос о том, где Нельсон, который «исчез с его глаз и пропал без вести» гораздо более безнадежно, чем Вильнев с горизонта британцев. «Ради Бога, поторопите выходом Брестскую эскадру, чтобы она успела еще соединиться с Вильневом! Нельсон опять обманулся и ушел в Египет. Вильнев 10 апреля скрылся из виду. Пошлите ему известие, что Нельсон ищет его в Египте; все это я и сам сообщаю Гантому через курьера. Дай Бог, однако, чтобы последний не застал уже его в Бресте». 15 апреля Гантом попытался выйти. Британский флот был отогнан в море штормом 11-го числа, но 13-го возвратился вновь на свой пост. После полудня 14-го числа адмиралу Гарднеру, который на время сменил Корнуолиса, было доставлено известие, что французы снимаются с якоря. На следующий день они действительно вышли в море, но так как теперь у британцев было двадцать четыре корабля, против их двадцати одного, то они ограничились лишь демонстрацией и возвратились в порт.

Так как приближение благоприятного для крейсерства времени года оставляло все менее и менее надежды на ослабление блокады, то Наполеон построил новую комбинацию. Два стоявшие в Рошфоре линейных корабля, тогда уже почти готовые, должны были отплыть оттуда под начальством контр-адмирала Магона для доставки новых инструкций Вильневу. Последнему предписывалось теперь ждать Гантома в течение тридцати пяти дней после прибытия Магона, и если бы Гантом не пришел и тогда, возвратиться прямо в Ферроль, отказавшись от rendevous в Сант-Яго. В Ферроле его ожидали пятнадцать французских и испанских кораблей, вместе с которыми и двумя кораблями Магона силы его достигли бы численности тридцати пяти кораблей. С ними он должен был подойти к Бресту для соединения с Гантомом, после чего все пятьдесят шесть линейных кораблей должны были сейчас же отплыть в Канал. Магон вышел с этими инструкциями из Рошфора в начале мая, а 4 июня доставил их Вильневу, – как раз вовремя для того, чтобы эскадра последнего приняла на обратном пути предписанное ими направление. Для облегчения упомянутого соединения французских эскадр у Бреста были воздвигнуты наскоро весьма сильные батареи, защищавшие якорную стоянку вне Жоле. Здесь в мае Гантом занял позицию, прикрывавшуюся ста пятьюдесятью орудиями этих батарей.

Из вышеизложенного видно, что план императора, хотя и сохранивший свои существенные черты, претерпел теперь чрезвычайно важное изменение вследствие «строгости» блокады Бреста. Соединение эскадр все еще оставалось «замковым камнем» плана, но настойчивость, с какой противник держал под замком самую большую из них, заставила решиться на попытку сосредоточения большего числа кораблей в Бискайской бухте, где в изобилии крейсировали суда британского флота, – попытку, которая сначала была отвергнута им как обещавшая наименьший успех.

Поэтому теперь, более чем когда-либо, для Наполеона сделалось желательным отвлечь из этих вод возможно большее число крейсеров противника. Эта цель постоянно занимала его мысль и «окрашивала его расчеты цветом его надежд». Вопреки статистике, он считал, как выше было сказано, что Ост-Индия представляет для британцев самый насущный интерес. Поэтому он старался возбудить их тревогу за судьбу этой страны и упорно продолжал думать, что всякий отряд, отплывший из Англии, направлялся туда. «Кокрен, – пишет он 13 апреля, – был перед Лиссабоном 4 марта. Он должен затем идти к Зеленому мысу, оттуда на Мадейру, и если ничего не узнает там о местонахождении наших эскадр, пройдет в Индию. Именно так поступил бы на его месте всякий адмирал, обладающий здравым смыслом». 10 мая, когда Кокрен оставался в Вест-Индии уже более месяца, Наполеон повторяет это мнение и в то же время делает предположение, что пятитысячный отряд войск, который отплыл из Англии 15 апреля со строжайше секретными инструкциями, направлялся к мысу Доброй Надежды. «Опасения, что эта экспедиция встретится с Вильневом, заставят их послать еще корабли в Индию». 31 мая Наполеон высказывает предположение, что восемь линейных кораблей, вышедших десять дней назад под начальством Колингвуда, следуют в Индию, и неделю спустя повторяет эту догадку с уверенностью: «Ответственность министров так велика, что они не могли послать его никуда, кроме Ост-Индии». 9 июня он пишет: «Все заставляет меня думать, что англичане послали пятнадцать кораблей в Ост-Индию, когда узнали, что Кокрен достиг Барбадоса две недели спустя после отплытия Миссиесси. В таком случае вполне возможно, что Нельсон послан в Америку». Это мнение повторяется 13-го и 14-го. 28-го, когда завеса начинает спадать с его глаз, он делает ряд остроумных соображений, которые, как исходящие от неверной посылки, ввели его в такое заблуждение: «Трудно думать, чтобы англичане без получения соответствующих известий послали семнадцать линейных кораблей (т. е. соединенные эскадры Нельсона и Колингвуда) в Вест-Индию, где Нельсон, по присоединении к его десяти кораблям шести кораблей адмирала Кокрена и трех из Ямайки, будет иметь девятнадцать, – больше, чем в нашей эскадре там. Колингвуд же, идя в Ост-Индию с восемью кораблями и найдя там девять, будет иметь всего семнадцать – также больше, чем у нас. Трудно поверить при этих условиях, что неприятель, имея шансы быть везде численно сильнее нас, будет настолько слеп, что оставит Ост-Индию на произвол судьбы».