Старик удивлённо вскинул брови.
– Зачем же рассказывать? Давайте я сразу покажу!
Теперь удивилась Софочка.
– Даже так? Отлично, показывайте, что там у вас, – сообщила она и положила на поверхность витрины подушечку из мягкого чёрного бархата.
Софочка была абсолютно уверена, что Рудольф сейчас извлечёт из потайных карманов своего диковинного пальто какой-нибудь прелестный перстенёк, изящную браслетку со сломанным замком, ну или в крайнем случае видавшие виды карманные часы на цепочке. Что он там ещё может выудить? Не медный самовар ведь.
– Ох, боюсь, я опять не точно выразился. Временами я бывают непростительно косноязычен. Дело в том, что моя вещь на улице, я оставил её возле входа. Согласитесь ли вы выйти посмотреть? – с виноватым видом произнёс старик.
Лисица на его огромном воротнике немедленно скорчила жалостливую гримасу. Пудель остался холоден и безразличен. Он даже чуть прикрыл глаза.
«Тьфу ты, что за чертовщина. Погода меняется наверное» – тоскливо пронеслось в голове Софьи.
– Вообще-то габаритные предметы мы не принимаем… Ну да ладно. Пойдёмте, – устало сказала она вслух, – пойдёмте посмотрим…
А про себя добавила: «И закончим уже с этим дурацким недоразумением».
Софочка вежливо подождала, пока экстравагантный посетитель шаркающей походкой добрался до двери, приоткрыл её одной рукой, и неловко опираясь на трость другой рукой, боком протиснулся на улицу. Она вышла следом. И застыла.
Январский колючий ветер, спускающиеся на город сумерки, летящий прямо в лицо снег – ничего из этого Софочка не заметила и не почувствовала. Потому как чётко напротив дверей, в искрящемся ореоле падающих снежинок и в мягком оранжевом свете уличного фонаря стояла она – та самая Вещь с большой буквы, смутные мечты о которой терзали Софочку все эти последние недели.
– О! – вырвалось у неё.
– Это рекамье, – поспешно сообщил за её спиной тихий старческий голос.
Голос почему-то сильно дрожал от волнения, но Софочка не обратила на это внимания. Она жадно разглядывала и буквально впитывала в себя полинявшую шелковистую обивку цвета весенней болотной воды, грациозно закруглённый длинный подлокотник тёмного дерева; и на секунду ей даже показалось, что падающий снег в знак высшей степени уважения облетает Вещь по кругу, не решаясь уронить на её драгоценную поверхность хоть каплю влаги.
Рудольф же затянувшееся молчание Софочки расценил по-своему.
– Рекамье – это такой антикварный диванчик, разновидность кушетки, – принялся он объяснять. – Появилось во Франции в самом начале девятнадцатого века, и…
– Я знаю что это такое, – нетерпеливо перебила его Софочка.
Продолжая с благоговением рассматривать Вещь, она лихорадочно соображала как быть дальше. Мысли крутились в её голове с бешеной скоростью.
«Так, обивочная ткань сохранилась почти без утрат, дерево в хорошем состоянии, скорее всего – дуб, видна резьба и рисунок… Чёрт возьми, да состояние кушетки просто отличное! Сколько же этот Рудольф захочет за неё получить? Надо попробовать договориться со стариком в обход магазина… Иначе, с учётом всех наценок и налогов… О, нет, тогда стоимость будет слишком для меня высока! А понимает ли он сам, какова настоящая цена такого рекамье?»
Сделав глубокий вдох и выдох, Софочка придала своему лицу как можно более равнодушное выражение, и развернувшись в сторону старика, произнесла:
– Ну, шёлк местами совсем истончился…
И осеклась.
– Эй, вы где? Рудольф!
Софочка в недоумении покрутила головой, после чего с минуту растерянно потопталась на месте, потом не спеша прошлась вокруг рекамье в одну сторону и в другую, снова посмотрела по сторонам и наконец сообразила, что таинственного посетителя и след простыл. Самым же странным оказалось то, что следов не осталось в буквальном смысле этого слова. Возле входной двери в магазин, где только что стоял Рудольф, лежал белый снег – плотным и ровным слоем. Дорожка следов виднелась лишь от Софочкиных сапог с небольшим квадратным каблучком.
– Не может быть, – пробормотала она, – куда он делся-то? Как испарился…
Из-за угла вылетел особенно промозглый порыв ветра, и Софочка поёжилась – на улицу она вышла лишь накинув пальто на свою тонкую блузку, без шарфа и перчаток. Запахнув поплотнее пальто, она воровато оглянулась по сторонам, подхватила вожделенную кушетку с одного края и бережно подтащила её к двери магазина.
Спустя полчаса, уже сидя в уютном тепле, и любуясь на спрятанное за прилавком сокровище, Софочка пила свой любимый чай с чабрецом и прикидывала как бы уговорить таксиста помочь ей с доставкой рекамье до дверей квартиры.
Да, всё началось именно с рекамье.
В восемь часов вечера Софочка закрыла магазин и вызвала такси, предварительно объяснив диспетчеру, что везти придётся слегка негабаритный предмет мебели.
Предмет разместился фактически поперёк салона автомобиля. Ехавшая на переднем пассажирском сидении Софочка каждые пять минут кидала встревоженный взгляд назад и критически оглядывала своё сокровище. И как минимум два раза она заметила еле уловимое, рассеянное свечение, исходившее от выцветшей обивочной ткани.
«Это луна, – почему-то решила Софья, – она светит в окно, а шёлковые нитки, которыми вышита ткань, бликуют от лунного света. Всё просто, и никакой мистики».
Да, луна в этот вечер шалила. Полная, молчаливая, колдовская…
Рекамье Софочка поставила в спальне, освободив место возле окна. Стул и этажерка с комнатными цветами, стоявшие там раньше, дружно переехали в соседнюю комнату. Поужинав на скорую руку, Софочка принялась за чистку антикварной французской кушетки. Она вооружилась мягкой щёткой, влажной губкой и кучей бумажных салфеток. Нацепив на нос очки и усевшись прямо на пол, бережно, едва касаясь, провела пальцами по изящно изогнутому старому дереву и тихонько вздохнула. Ей не верилось, что это чудо принадлежит ей. Странный какой-то вечер сегодня получился, что и ни говори. Старик этот чудной – Рудольф… Чего только стоит одно имя, теперь уж так, поди, никого не называют. И куда он исчез – непонятно.
Размышления Софочки перебил резкий телефонный звонок. От неожиданности она неловко качнулась и чуть не завалилась на бок. Пыхтя, она поднялась с пола и взяла свой телефон.
Звонила Женька.
– Привет! Слушай, я буквально на пару минут. Насчет завтра. У нас всё в силе? – голос на том конце провода то звенел в трубку, то терялся в каких-то посторонних шумах.
– Привет, Жень. Конечно, в силе. Столик уже давно забронирован. Так что, в шесть вечера жду тебя с роскошным подарком и с не менее роскошным букетом цветов, – с улыбкой ответила Софочка.
В ответ что-то забулькало, раздался пронзительный детский визг, переходящий в басовитый и громогласный рёв.
– Что? Ой, прости, у меня внуки сейчас, половину не слышу… В шесть, да?
– Да, да, в шесть. Приходи! – крикнула в трубку Софочка.
Рёв прекратился, но появилось дребезжащее металлическое звяканье.
– Ты зачем монеты в раковину бросаешь, засранец ты этакий?!
Рёв немедленно возобновился.
– Софочка, прости, дорогая… Я с ума сойду с ними, – с тяжёлым вздохом пожаловалась Женька.
– Да всё в порядке. Надолго они у тебя?
– Завтра к обеду зять заберёт. Надеюсь. Ты сама как? Готова к круглой дате? Или снова отметим восемнадцать? – хихикнула Женька.
– Как можно быть готовой к таким датам… Хотя, знаешь, я сегодня получила совершенно неожиданный подарок. Ты не поверишь, но я стала обладательницей настоящего французского рекамье! Это такая кушетка. Не знаю, как тебе попроще объяснить…Диванчик маленький, оттоманка…
– Какая ещё атаманша?
В трубке грохотало и повизгивало. Повизгивало на заднем фоне, а вот грохот, казалось, происходил непосредственно в Софочкином ухе.
– А, ладно, Жень, – сказала она, прорываясь сквозь шумы, – завтра тебе всё объясню. Приходи, буду ждать!
– Да, до завтра!
В отличии от одинокой Софочки, у Женьки имелось два мужа – бывший и нынешний, двое взрослых детей и двое внуков. Трёхлетнюю девочку и пятилетнего мальчика подкидывала матери старшая дочь. Не часто, но регулярно. Женька внуков своих любила, баловала, искренне по ним скучала, и так же искренне радовалась, когда их от неё забирали.