Пока девушка говорила, Меркурий смог приблизиться на расстояние вытянутой руки. Сандалии Светланы чистые, ни пятнышка грязи. Бледная кожа. Его же обувь была уничтожена. Сердце его забилось, а он думал о грязи и обуви и казался себе глупым.

Светлана проследила за взглядом Меркурия и опустила глаза.

– Ах, это. Просто вы еще не успели полюбить город. Когда любишь город, грязи не замечаешь, и ее как будто нет.

Светлана приподняла свою миниатюрную ножку и поболтала сандалией.

– Вот для меня ее вообще нет. Посмотрите вокруг.

Меркурий огляделся. Дома старые, будто придавленные тяжелой атмосферой. Разбитые стекла. Стены исписаны черными граффити. Небо грозное, серое. А Светлана сияет. На бледной коже отражалось доступное только ей Солнце.

– Вы настолько не любите город. Он не раскрылся.

– Как же мне полюбить город, если я первый раз вошел в него.

– Я, когда читала книгу, тоже была в нем впервые. И все же я вошла в него с перманентной любовью. А вам самому в себе неуютно? Давайте поговорим по пути, мне очень срочно, не против?

– Нет.

– Хорошо, только тогда держитесь за меня.

Светлана протянула Меркурию руку.

– Тебя как зовут?

– Меркурий.

– О. А меня родители назвали Венера. Серьезно. Только когда я повзрослела, сменила имя. Не в паспорте, а так. Не хочу возиться. Пришлось сменить. Дразнить стали в школе, как у мальчишек половое созревание пошло.

Меркурий взял Светлану за руку. Мягкое свежее прикосновение. Чистые улицы. Зелень. Новые кирпичные дома с кремовой побелкой и оранжевыми крышами. Солнце светит на модерновые небоскребы. Воздух. Чистый воздух. Светлана повела Меркурия как безвольную скаковую лошадь с прекрасными шорами на глазах.

– Чем больше по городу ходишь, тем лучше он о тебе думает, – продолжала Светлана. – А я часто хожу. Думала сейчас тебе что-нибудь показать, пока страницы не кончились. Думала, вот весело будет что-нибудь безумное выкинуть хоть с кем-то, кто эту бездарную книжку в руки возьмет, чтобы следующего человека потрясло до глубины души. Раньше ведь писатели этим занимались, а теперь мы, читатели. Не читатели даже, а их след. Так тут Дэв объявился. Дэв.

– Я ищу его.

– Зачем? – Светлана остановилась и посмотрела Меркурию в глаза.

– Нужно с ним встретиться. Он из города уходит сегодня. Последний шанс.

– Кто сказал?

– Мальчик. Вроде как прорицатель.

– Сын мой. Не мой, вернее. Ее. Я Дэва тоже ищу сейчас. Тут. Убить.

– Почему?

Светлана потянула Меркурия дальше.

– Потому что он… всеми управляет. Знаешь, Дэв – это не отсюда. Все его видят как какую-то восточную божественную сущность, дэв, и называют так, будто Дэв – его имя. Но здесь, на Кавказе, есть свои дэвы. Злые духи. Дэв он только на вид. Для двинутых на восточной культуре. Извини, против культуры я ничего не имею. Только против фанатизма. А сам по себе он – злая сущность. Возомнил себя хозяином. Всех поработил, управляет мыслями. Как же ему не знать все обо всех на свете. Предсказывает он там, посмотрите на него… Вот шла его убить сегодня.

– А это возможно?

– Наверное. Я манабулки отравила. Поэтому так переживала. Что если этот дурак мэр или павлин филолог съели. Хоть они и с приветиком, но не хотелось бы их терять. Скучновато тут будет. Думаю, хочу его убить, потому что он моему сыну мозги запудрил. Мальчик… он как будто перестал быть моим. Вещие сны. Вещие сны… как будто он становится сам Дэвом. Говоришь, он уйдет. Не уйдет. Мне кажется, станет моим мальчиком. Вот что мне кажется. Дар этот просто проверка на пригодность сосуда.

– Ты для этого взяла читать «Книгу»?

– Да. Думаю убить его здесь. Может, бесполезно. А мне кажется, нет. Такие духи – они только и живут в мыслях, а больше нигде.

– Что же теперь делать?

– Иду на гору. В дом с зеленой черепицей. Посмотрю, корчится он там, или отвял уже, или ему все нипочем. А если так, у меня отцовский револьвер есть. Ремингтон. Не знаю уж, откуда он у него взялся. Вроде дед его жил в Америке и там выменял у старого индейца.

– Я тоже туда иду. Вот остановился «Книгу» почитать.

– Не останавливайся. Загляни сюда, как у дома будешь, меня доведи, а сам… ну, что делать, тебе решать. Но меня не останавливай. Бесполезно. Хоть я к каждой пуле манный мякиш прилепила, но и тебя пристрелю, если надо будет. Прости.

Меркурий перестал читать.

– Не знала, как его убить, – образ из «Книги» все еще говорил в голове Меркурия голосом Светланы. – Хорошо, что повадился мои манабулки воровать. Сам подсказал.

Меркурий сильно слеплял и разлеплял веки, пытаясь разогнать наваждение. Вскоре он различил скучающее лицо Тимофея.

– Три часа прошло, дурачина, – выдохнул Тимофей. – Опоздаем.

«Не отстояла имя свое», – подумал Меркурий про Светлану.

Попробовал встать, но с первого раза не получилось. Накатило ощущение, будто душа встала, а тело осталось сидеть. В сердце екнуло. Следом тут же понимание, что все на своих местах. Встал.

Тимофей шел впереди, но не уходил слишком далеко.

– Расстроился? – Меркурий относился к Тимофею пренебрежительно.

– Да нет, что ты. Всего лишь опоздаем. По твоей вине.

– Так шел бы один, – ухмыльнулся Меркурий.

– В моем сне мы пришли вдвоем. Я же говорил. Или нет?

– Ты так много говоришь, и обычно все не по делу.

Меркурий остановился. Голова закружилась. В голове загудел звук низкий, протяжный. Звук перешел на частоту выше, приблизился. Меркурий стал различать голос, казавшийся ранее монотонностью.

– Я существую Дэвом. Знать – моя функция. Где рождается тайна, где рождается вопрос, появляется знание, ответ. Вопрос первичен.

– Дэв, – Меркурию показалось, что он говорит вслух.

– Послушай меня, – говорил голос внутри головы Меркурия. – Все это неправда. Весь мир, что ты наблюдаешь, создан силой твоего воображения.

– Что происходит? Почему? – мысли Меркурия разлетелись.

– Твоя способность воспринимать себя же. За недосягаемым для тебя пределом есть разум.

Меркурий вслушивался. Понимание сказанных слов приходило с запозданием. Смысл оставался неясен. Голос продолжал:

– Ты в иллюзии. Виной всему твой разум. Я появляюсь каждый раз как ответ на твой поиск, чтобы объяснить тебе истину, которой не знаю сам. Это моя клетка. Все, чего я хочу, – освобождение.

– Как, – Меркурий пытался соображать. – Как…

– Мир создан из твоей попытки осознать самого себя. Рождаются сознания, отделенные от создателя. Самостоятельные. Я – пример. Такова природа. Иди дальше. Быстрее. Освободи меня.

– Ты отравился манабулкой?

– Да. Успей достичь меня, пока я еще здесь. Мы освободимся вместе.

Меркурий пришел в себя. Он лежал на каменной плитке. На груди лежала коробочка с книгой. Дэв уже говорил с ним так же, когда он в прошлый раз пытался достичь дома с зеленой черепицей.

Вокруг столпились люди. Мужчины и женщины. Молодые, старые. Они улыбались. Тимофея не было видно.

– Вам нужна помощь? – пожилой человек с лицом, напоминающим сливу, обратился к Меркурию.

– Нет, спасибо, – Меркурий отметил, что рот говорившего не двигался.

Меркурий попытался встать, но тут же его схватили за руки и ноги. Он схватился за коробочку, чтобы не уронить. Сопротивляться не было сил, да и парализовал глупый страх потерять «Книгу».

Меркурий начал соображать.

«Пленители», – пронеслось у него в голове. – «Попался. Специально со мной заговорил так рано, пока я в городе. За городом не узнали бы обо мне. Дэв проклятый».

Меркурия несли безлюдными улицами. Пленители знали город. Знали, где и во сколько кто ходит.

– Поставьте меня. Я буду кричать, – Меркурий крикнул протяжное «А», но это не помогло.

Меркурия внесли во внутренний двор узких четырехэтажных домов с треугольными крышами. Тишина, холодный влажный воздух: Солнце сюда не заглядывало круглый день. Подняли по крыльцу. Скрипнула дверь. Ступеньки. Четыре этажа вверх. Стальной лязг замка. Внесли в квартиру и положили на пол. Мягко положили, будто Меркурий был хрустальным.