Литмир - Электронная Библиотека

— Отчего же вы к ней не заглянете?

— Ах… Сами понимаете. Муж… Они не могут мне этого простить… — Нина отвернулась и шепотом добавила: — Так же как я не могу себе простить этого.

Никодим молчал.

— Мне стыдно, что и тогда и сейчас я с вами так откровенна… Но у меня нет сил… Я очень слаба… Очень несчастна…

— Не огорчайтесь, поверьте: все изменится к лучшему.

— Не утешайте меня, прошу вас. Я знаю, я чувствую, что нашла в вашем чутком сердце глубокий, искренний отклик… Мы еще мало знакомы, но у меня к вам такое доверие… Не надо, не утешайте меня, у меня нет никакого выхода. Достаточно того, что вы меня понимаете… Вы один, — добавила она, помолчав.

— Почему вы говорите, что нет выхода? Разве вы не можете развестись с мужем?

— Не могу, — ответила Нина, опустив глаза.

— Гм, значит, все-таки вы привязаны к нему… В глазах Нины зажегся огонек.

— Нет, нет, — горячо запротестовала она. — Как вы можете подозревать! Меня ничто не связывает с этим лавочником… Этот старик…

В голосе звучали ненависть и отвращение.

— Почему же вы говорите, что не можете развестись? — удивился Дызма.

Я не смогу жить… в нужде… Впрочем, мне приходится думать не только о себе.

— Вы шутите, — прикинулся простачком Никодим. — Коборово — это миллионы, и это ваша собственность.

— Вы ошибаетесь. Коборово принадлежит мужу.

— Но пан Куницкий мне говорил…

— Да. Оно записано на мое имя, но в случае развода я буду нищей.

— Не понимаю.

— Ах, зачем говорить об этом!.. Видите ли, мой муж взял у меня обязательства на такую сумму, которая превышает стоимость Коборова.

— Выманил хитростью?

— Нет. Взял, потому что эта сумма причиталась ему… на покрытие долга моей семьи.

— Ага…

— Не будем говорить об этом, мне это так неприятно… — Нина умоляюще сложила руки, заглянула Никодиму в глаза. — Прошу вас, не говорите об этом с теткой. Хорошо?

— Как вам угодно. Впрочем…

— Прошу вас! Очень прошу! Тот мир уже не существует для меня, мне туда нет возврата… Давайте лучше читать…

Нина взяла книгу и раскрыла ее там, где была закладка. Она принялась читать, но едва произнесла несколько слов, как голос у нее задрожал. От рыданий грудь стала судорожно подниматься и опускаться.

— Не плачьте, не надо плакать, — беспомощно успокаивал ее Дызма.

— Боже мой, боже мой, — запричитала Нина. — Вы так добры ко мне… Вы такой добрый… Простите меня… Это нервы…

Она вскочила и выбежала из комнаты.

«Ясно как день, — подумал Дызма, — она влюбилась в меня».

— Влюбилась, — произнес он вслух и торжествующе улыбнулся.

На ночном столике стояло маленькое зеркальце. Никодим взял его в руку и долго разглядывал свое лицо — удивленный, заинтересованный и самодовольный.

ГЛАВА 6

Управляемый опытной рукой шофера, легко и плавно катился автомобиль по ровному шоссе. После вчерашнего дождя кое-где поблескивали крохотные лужицы. Свежее утро искрилось от солнечных лучей.

Дызма ехал в Варшаву.

Куницкий нарочно отправил его в автомобиле, а не по железной дороге. Он заявил, что так будет внушительнее.

И действительно, на редкость элегантный, роскошно отделанный автомобиль был, казалось, специально создан для представительства. Белая ливрея шофера и плед из тигровой шкуры, покрывающий ноги Дызмы, дополняли картину. Поэтому-то каждый раз, когда они останавливались в каком-нибудь городке — а это случалось редко, — машину тотчас окружала толпа зевак, которых дивил не только автомобиль, но и высокомерная физиономия развалившегося на сиденье пассажира.

На одной из таких остановок Дызма вынул из портфеля незапечатанный конверт. Это было взятое Дызмой на всякий случай письмо графа Понимирского к пани Пшеленской. Теперь он стал его читать. Письмо гласило:

«Дорогая тетя!

Пользуясь случаем, что в Коборове, захваченном бандитом Куником, управляющим стал пан Никодим Дызма (из курляндской шляхты), которому я вполне доверяю, хотя, быть может, вид его не заслуживает доверия, поскольку это истинный джентльмен и к тому же мой приятель по Оксфордскому университету, поскольку он ко мне расположен (что вполне естественно) и худо относится к этому прохвосту Кунику, — что также вполне естественно, — прошу Вас, дорогая тетя, посоветоваться с кем следует и, используя связи пана Дызмы, добиться моего освобождения с помощью врачебной экспертизы, которая установит, что я не являюсь душевнобольным и могу быть освобожден по приговору суда, с тем чтобы я предъявил впоследствии Кунику иск о присвоении им Коборова, что будет иметь успех, если Вы соберете, где требуется, подробную информацию о мошенничествах этого внебрачного сына прачки, о мошенничествах, о которых Вы мне говорили и которые связаны со шпалами, казенными поставами и присвоением шляхетской фамилии «Куницкий» благодаря подкупу и подделке документов, что мог бы установить внезапный обыск, так как Куник все свои документы держит в несгораемом шкафу за занавесью в спальне, о чем я узнал от прислуги, которая до некоторой степени мне предана, в связи с чем я намерен — но только в крайнем случае — произвести un coup d'etat[4] и, если это будет необходимо, лично застрелить негодяя, что, однако, не доставит мне ни малейшего удовольствия, ибо, как Вы знаете, я охочусь только на благородную дичь, к которой эта свинья Куник не относится и место которому если не в хлеву, то в тюрьме, в чем и рассчитываю на Ваше содействие, дорогая тетя, ибо после ввода во владение Коборовом я тотчас уплачу Вам свой долг, отдам проценты, отдам также долг Зызе Кшепицкому и даже женюсь на панне Хульчинской, хоть она не молода и лицо у нее все в веснушках, это я сделаю исключительно для того, чтобы доставить Вам удовольствие, о чем пан Никодим Дызма осведомлен и au courant[5] всего этого дела, и потому прошу советоваться с ним, ибо у него большие связи в Варшаве, особенно в правительственных кругах, что не может не иметь значения в моем деле, которое, надо сказать, является до некоторой степени и Вашим делом, на чем кончаю письмо, за пространность которого извиняюсь, и присовокупляю родственные поцелуи, — как всегда любящий Вас племянник

Жорж Понимирский».

Почерк был неразборчивый, и Дызма добрых полчаса убил на то, чтобы прочитать письмо. Его обрадовало упоминание о курляндской шляхте, зато обеспокоил Оксфордский университет: если кто-нибудь, боже упаси, обратится к нему по-английски, он тут же засыплется.

Собственно говоря, он еще не решился на визит к пани Пшеленской. Его толкало на это не столько поручение сумасшедшего графа, сколько беседы с Ниной. Он не рассказал ей о тайных свиданиях с братом, но, сопоставляя сведения, полученные от обоих, с тем, что говорил Куницкий, пришел к убеждению, что претензии Понимирского не так уж безнадежны, как это могло показаться с первого взгляда. Если он решится на визит к пани Пшеленской, можно будет, пожалуй, выяснить все до конца.

В пользу визита говорили и соображения личного порядка: пани Пшеленская вращалась в высших сферах и могла помочь Дызме в устройстве дел Куницкого, от исхода которых зависела и его личная судьба.

Обо всем этом, да еще о полковнике Вареде, которого предстояло ему разыскать, продолжал думать Никодим, когда автомобиль поравнялся с первыми строениями Праги.[6] Солнце давно уже зашло, и вспыхнувшие внезапно огни уличных фонарей словно приветствовали появление Дызмы.

— Хорошая примета, — обронил он вполголоса.

— В Европейскую прикажете? — осведомился шофер.

— В Европейскую, — подтвердил Дызма.

Никодим превосходно выспался и встал в отличном настроении.

Тотчас отправился в город.

Из военного министерства Дызму отослали в справочное городского гарнизона, где он узнал, что полковник Вацлав Вареда каждое лето проводит в Константине,[7] на вилле «Гаити», и в Варшаву приезжает чаще всего днем.

вернуться

4

Государственный переворот (франц.).

вернуться

5

В курсе (франц.).

вернуться

6

Прага — предместье Варшавы.

вернуться

7

Константин — пригород Варшавы.

15
{"b":"90540","o":1}