— Ох, что же это я! — всполошилась тётя. — Пожалуйте в столовую, Марфа пока накрывает, а мы можем выпить по бокалу вина. Кстати, это — мой супруг, Феофан Александрович.
— Право же, безделица какая, — беззлобно проворчал Феофан.
Мы обменялись рукопожатием. Я внимательно рассмотрел Феофана и пришёл к выводу, что до сих пор с ним не встречался. Кто бы ни исполнял спектакли в зале суда и после — это был либо не он, либо внешность каким-то образом изменил.
Прошли в столовую, где молчаливая девушка в чепце и переднике в одиночку накрывала на стол. Не успела хозяйка заикнуться, как появились бокалы, наполнились вином.
Что-то меня в этой Марфе сходу зацепило, а что — я и понять не мог. Девчонка как девчонка. Личико приятное. Скромная, глаз не поднимает — видать, крепостная, знает своё место с рождения, а то и раньше — генетически впитала, как следует себя вести.
Под одеждой, сразу видно, тоже всё в порядке. Но зацепила она меня не этим. Не на сеновал её тащить хотелось, а хотелось почему-то, чтобы меч мой оказался рядом.
Впрочем, пока ничто не предвещало. Я решил раньше времени не пороть горячку, а посмотреть, что будет. Не расслабляясь, естественно.
Из глубины дома доносилась музыка. Музыка то звучала красиво и мелодично, то так, что хотелось заткнуть уши.
— Катерина Матвеевна даёт нашей дочери уроки игры на клавикордах, — пояснила Ефросинья Макаровна.
А, ну да. У дядей и тётей ведь иногда бывают и свои дети.
— Скоро они к нам присоединятся, — сказал Феофан Александрович. — Предлагаю пока выпить за наше с вами знакомство, Владимир Всеволодович.
Мы подняли бокалы и выпили. Я как-то машинально выпил залпом всё — привык оперировать наливками с градусом посерьёзнее — и Марфа подошла налить ещё.
Послышался негромкий нежный звон — горлышко кувшина стучало о бокал. У Марфы дрожали руки.
Я поднял взгляд и увидел её зелёные глаза, широко раскрытые на бледном лице.
— Марфа! — воскликнула Ефросинья. — Что ты делаешь?
Вино перелилось через край и оставило пятно на скатерти.
— Прощенья просим, — пролепетала Марфа и улетучилась.
Вскоре она вернулась без бокала, с салфеткой. Промокнула пятно и снова убежала. А от пятна и следа не осталось. Красное вино, белоснежная скатерть. Хм… Всё страньше и страньше.
Наконец, музыка смолкла. Прошло ещё минут пять, и две красавицы появились в столовой. Дочка хозяев была помоложе Катерины Матвеевны — лет шестнадцати, наверное, — и выглядела так, будто её только что заставляли толкать воз с кирпичами от Ужиково до Обрадово.
Катерина Матвеевна, похоже, очень хотела тут же броситься мне на шею, но сочла это неприличным. Поздоровались по этикету, сели за стол и отдали должное как первому, так второму, закускам и десерту.
Лишь часа полтора спустя Феофан, откинувшись на спинку стула, оборвал свою без умолку тарахтящую супругу:
— Ну, дорогая, я думаю, молодым было бы теперь интересно провести время без нас.
— Ох, и правда, — спохватилась Ефросинья. — Катюша, покажешь гостю наш сад?
— С удовольствием, тётушка! — Катерина поднялась из-за стола. — Прошу вас, Владимир Всеволодович!
Уже темнело, и самой активной частью сада оказались комары. Меня они по каким-то загадочным причинам не трогали, а вот на Катерину Матвеевну липли со страшной силой. Она, воспитанная девушка, мужественно держалась и не хлестала себя по лицу, рукам и груди на глазах у гостя. Только отмахивалась веером.
Я мысленно изобразил нужный Знак, и вокруг нас возник невидимый Защитный круг. Комары как-то вдруг закончились. Катерина Матвеевна это сразу заметила и удивилась, но ничего не сказала, а просто повеселела.
— Наконец-то мы с вами встретились при обычных обстоятельствах, Владимир Всеволодович! Вам никуда не нужно бежать, и никто никого не кусает.
— И вправду, — согласился я. — Такие вечера в моей жизни — редкость. И я безмерно рад разделить один из них с вами.
— Вы меня смущаете, — пробормотала Катерина Матвеевна.
Мы присели на скамейку в тени цветущих яблонь. Аромат стоял такой, что можно было сознание потерять.
— Не сочтёте ли за грубость, Катерина Матвеевна, если я задам вам два вопроса, возможно, неподходящих к этому вечеру?
Катерина вздохнула и опустила голову.
— Должно быть, прежде всего вы хотите спросить про Марфу?
— Как вы догадались?
— Вы же охотник. Я так и думала, что вы догадаетесь.
— И что же, по-вашему, не так с Марфой?
— Она русалка.
Я, наверное, с минуту сидел с отвисшей челюстью. Потом попросил внести некоторую ясность. Что, чёрт побери, значит «русалка»⁈
— Понимаете, случай вышел исключительный, — заговорила Катерина Матвеевна. — Буквально неделю назад дядюшка шёл через мост и увидел на перилах девушку. Он подумал, что она собралась топиться, и подошёл к ней. Но девушка схватила его и попыталась утянуть в воду.
— Так, — кивнул я. — А дальше?
— А дальше он в испуге вспомнил местную легенду. Снял с себя нательный крестик и накинул ей на шею, сказав: «Чур, моя!» После этого русалка превратилась в самую обыкновенную девушку. Назвалась Марфой.
— А у вас дома-то она что делает?
— Ну так уж заведено. Если русалку поймать таким образом, то она за тобой пойдёт и будет в доме прислуживать целый год. А по весне следующего года, или после Троицы — уйдёт обратно, к своим. Не убивайте её, Владимир Всеволодович, пожалуйста! — Катерина сжала руки у груди. — Она хорошая, и мне её очень жалко.
Промолчав о том, что жалко, вообще-то, у пчёлки, я записал в голову интересную подробность о русальем бытии.
— А если она по весне вас всех тут передушит перед уходом?
— Ах, это исключено, русалки так не делают, — решительно возразила Катерина Матвеевна. — Марфа ведь совсем как человек сейчас. Обрежется — кровь идёт, красная, человеческая. И назад ей совсем не хочется. Даже вспоминать не любит, как жила до того, как с дядюшкой встретилась.
Охренеть не встать, чего только на Руси не увидишь… Ну ладно, допустим, так. Хотя я всё это дело, разумеется, без внимания не оставлю, и Марфу надо будет изучить каким-либо образом.
— Будь по-вашему, Катерина Матвеевна, — наклонил я голову. — Не трону Марфу, пока она у вас живёт. А теперь второй вопрос. Может быть, тоже угадаете?
Тут Катерина Матвеевна вдруг вспыхнула, как маков цвет. Пролепетала:
— Не подумайте только, что мне это было бы неприятно… Напротив, я каждый день вспоминаю вас и думаю о вас ежечасно! Но, поймите, мы в саду, на виду у всех… Тут ходит прислуга… Тётушка может выглянуть в окно со второго этажа… Если нас с вами кто-то вдруг увидит…
— Да и чёрт с ними, — удивился я. — Пусть смотрят. Что такого-то?
— Но моя репутация… Впрочем, какие это пустяки! — Катерина Матвеевна всплеснула руками. — Мои чувства к вам столь горячи и пылки, что все эти условности не имеют значения! Я согласна.
Она замолчала. Решительно прикрыла глаза и сложила губы для поцелуя.
Гхм. Я, вообще-то, не о том… Но теперь деваться некуда. Не разочаровывать же девушку. Я, оглядевшись по сторонам — вроде бы никого, — её поцеловал. Дождался, пока Катерина Матвеевна откроет глаза.
— Это было прекрасно, любезная моя Катерина Матвеевна. Но у меня к вам ещё один вопрос. Нет ли у вас кареты чёрного цвета с гербом вашего рода на дверце?
— Кареты?
Катерина Матвеевна всё ещё витала в облаках своих горячих чувств. Кареты с гербами явно были последним, что её интересовало.
Я, в целом, против чувств тоже ничего не имел, особенно горячих. Но приходилось думать о деле. К тому же — репутация, и вот это вот всё. Один неверный шаг, и ты жених. А мне с тварями бороться и усадьбу поднимать. Да ещё этот невнятный хрен с бугра! В общем, не до жениховства пока.
— Ну да. Карета. Чёрная, с гербом вашего рода на дверце. Знаете такую?
— Нет… Хотя, постойте! Ну, конечно же. Это, должно быть, карета кого-то из моих братьев.
