— А что? Хорошая мысль.

Дорофеев просиял.

Его имение я покидал счастливым обладателем внушительного мешочка с деньгами. Это была предоплата за лошадей, Дорофеев настоял на том, чтобы вручить мне половину суммы прямо сейчас. А также мне выдали охотничьего сокола на поводке и снарягу для сокола.

Самым сложным оказалось отбиться от уговоров Дорофеева остаться на ужин. А лучше — погостить немного. Хотя бы недельку. Куда мне торопиться, в конце-то концов?

— Лучше вы как-нибудь в гости заезжайте, — вырулил я. Решил, что пора бы проявить немного встречного расположения. — У меня подзорная труба есть. И готовит тётка Наталья феерически.

— Действительно? — заинтересовался Дорофеев. — Подзорная труба? Что ж, загляну непременно! Благодарю за приглашение. Да вот не угодно ли прямо завтра? Заодно и лошадок заберу.

— Завтра? — Я ненадолго задумался.

Как будто пока никаких авралов по охотничьей теме не предвиделось. Денег и родий я насшибал прилично, можно и выходной взять. Пока жду вестей от Дубовицкого.

— Давайте завтра. И ещё у меня такой вопрос, Михаил Григорьевич. Вы же знаете Головиных? Я имею в виду, местных, пореченских.

— О-о-о, — заулыбался Дорофеев. — А ведь я ещё когда предлагал вам хорошую невесту подыскать! Вот, знаете — уже тогда как чувствовал, что Катерина Матвеевна придётся вам по душе. Познакомились при неофициальных обстоятельствах?

— Ну да. Было у нас парочка таких обстоятельств, — вспомнил я суматошные и мало вменяемые встречи с Катериной Матвеевной. — Теперь, как честный человек, хотел бы исполнить что-нибудь официальное.

— Ни слова больше, Владимир Всеволодович! Обещаю, что введу вас в дом Головиных, нет ничего проще. Особенно когда речь идёт о вас.

— А что со мной не так?

— Не так?.. Помилуйте! Совсем наоборот! Вы, своего рода, сенсация. Больше, чем о вас, в округе не говорят ни о ком. И каждый дом будет счастлив распахнуть перед вами двери. А уж после того подвига, что вы совершили сегодня…

— Да ладно вам. Какой там подвиг. Работа есть работа. — Я от души пожал руку графу. — В общем, договорились. Жду вас завтра. Тётку Наталью предупрежу, что вы приедете. Только сделайте милость — не обедайте перед выездом. Иначе не всё сумеете попробовать, тётушка обидится смертельно.

— Принял к сведению, — сверкнул глазами граф.

Он пошёл меня проводить. Когда я уже упаковывался в карету, вдруг вспомнил.

— А где же ваш сын, Михаил Григорьевич? Андрей?

Лицо графа тут же помрачнело.

— Андрея я отослал в Смоленск, к своему брату. Тот — человек суровый, и как я баловать парня не будет. Я, признаться, отчаялся добиться от сына толка. Всю жизнь верил в то, что воспитывать нужно собственным примером. Но — вот, к чему это привело. Скажете, я поступил неправильно?

Дорофеев посмотрел на меня каким-то совершенно несчастным взглядом. Ему, казалось, был совершенно необходим ответ.

— Всё вы правильно сделали, — сказал я. — В смысле — хорошо, что Андрея в Смоленск отправили. Про воспитание ничего не скажу, детей у меня нет. Но вот то, что ваш отпрыск с нечистью спутался — это скверно. Неспокойно ему тут будет. А там, вдали, может, и выйдет из парня толк.

Лицо графа просветлело. Он снова улыбнулся.

— Ваши слова — да богу в уши, Владимир Всеволодович. Ну, ждите меня завтра! Клянусь, что приеду голодным, как волкодлак.

Когда ворота имения закрылись за нами, кучер спросил:

— Домой изволите?

— Нет, — откликнулся я. — Давай-ка сперва в Оплот.

* * *

Я лелеял надежду застать в Оплоте Прохора, может, даже с Егором. Но мне не повезло просто катастрофически: мало того, что Прохора там не было, так ещё и в «бухгалтерии» на месте Прохора сидел какой-то незнакомый кадр. Лет тридцати, с покрытым брутальными шрамами лицом. Накачанный так, будто даже спал со штангой.

— Владимир, — представился я.

— Гравий, — басом отозвался мужик.

— М-м-м…

— Звать так — Гравием, — пояснил мужик. — А ты — тот самый Владимир?

— Видать, тот самый. Про тебя того же сказать не могу, уж прости.

— Ну, я издалека. Про меня давно тут никто не слышал.

— Из Европы, что ли?

— Из Сибири. В Сибири знаешь, что творится?

— Не знаю.

— Твоё счастье. — Гравий посмотрел на сокола, которого я держал на руке. — А это у тебя чего?

— Это — со мной. А Прохора нет?

— Прохор охотится где-то. Наотдыхался, будет с него. Я тут пока на хозяйстве.

— То есть, теперь вместо него ты отдыхаешь?.. Ясно.

Гравий приглашающе мотнул головой — мол, присаживайся, в ногах правды нет.

— Я чайку заварил как раз. Заходи, коли пришёл. Составь компанию.

— А кости-то сдать можно тебе?

— Отчего ж нельзя.

Гравий говорил, как робот. Эмоций в голосе не слышалось совершенно. Мне стало забавно, и я воспользовался приглашением. Сокола стряхнул, он перелетел с руки на один из лежаков.

Раз уж ни Прохора, ни Егора не застал — ну, хотя бы кости сдам, деньги получу. Тоже дело.

Гравий смотрел на жизнь исключительно правильно: сначала деньги, потом — чаи гонять. Я высыпал весь свой жиденький хабар на стол. Все семь костей.

Гравий открыл журнал.

— Маловато. По слухам-то — ты в день по рангу поднимаешь.

— Да я не планировал сегодня охотиться. Так, с товарищем по лесу прогулялись.

Гравий хмыкнул. Вписал имя и количество костей в журнал, отсчитал положенную сумму.

— Теперь и поболтать можно, — сказал я, прибрав деньги. — Так чего там, говоришь, в Сибири?

Чай Гравий заварил изумительный. Я даже не был уверен, есть ли там, собственно, чай. Разобрал малину, смородину, ещё какие-то ягоды. Казалось, с каждым глотком в жилы вливается энергия.

— Хорош! — похвалил я.

— Оттуда привёз, — сказал Гравий.

— А как ты вообще там оказался?

— Да не люблю на месте сидеть. И вообще с людьми не люблю. Одному лучше.

Гравий отпил из кружки с таким видом, как будто бы лично я его уже задолбал наглухо.

— Так что там, в Сибири? — повторил я вопрос. — Все вроде говорят, что самая жара сейчас в Европе.

— В Европе — жара, — подтвердил Гравий. — А в Сибири — холод. И тайга. Неделю можно идти — ни одного человека не встретишь.

По голосу было хрен поймёшь — то ли Гравия такой расклад радует, то ли пугает.

— А твари? — спросил я.

— Твари бесчинствуют. Множество их там. Но охотники хорошо укрепились, спуску не дают. Хотя этой зимой даже потусторонние являлись.

Я поставил кружку и прищурился.

— Так-так?

— Интересуешься? То-то же. Чертей налезло. Ох, и повоевали мы с ними! Чёрта одного ушатать — задача. А уж когда их на тебя полсотни прёт — тогда-то и веселье. Народ в Сибири суровый живёт. С такими — хоть в огонь, хоть в воду.

— А леших там, случаем, не водится?

— Забавно, что спросил. Есть лешие. Много. И водяные есть. Их выследить трудно. Сами-то они к людям нечасто выходят. Они всё больше сами по себе.

— Ну, что-то не знаю, — вспомнил я своего старого знакомого лешего. — Как по мне — очень даже компанейский мужик, так к людям и тянется.

— Так то здесь. Тут у вас все друг у друга на головах живут. А в Сибири на одного человека — десять вёрст тайги. Там лешему на людей плевать. Иной, может, и не знает, что есть какие-то люди.

Тут я уже капитально заинтересовался разговором.

— Так этих тварей там убивают, вообще? Или только смотрят?

— Убивают, когда придётся.

— И кости в них есть? И родии?

— Как в любой твари. Говорю же — их только выследить тяжело, потому как невидимы. Хотя есть одна хитрость, чтобы заставить лешего облик какой-нибудь принять.

— Что за хитрость?

Гравий допил чай и отодвинул кружку.

— Того не знаю. Не посвящали.

— А ты спрашивал?

Гравий кивнул.

— И что? Не сказали?

— Нет. Там знания от Наставника к Ученику передают, просто так не делятся.