Мне не приятно находиться в грязи, и именно поэтому Вселенная идет мне навстречу – дает возможность иметь помощников и уборщиков.

И, кстати, богатые и статусные люди, среди которых мы живем, имеют привычку не мусорить вокруг. И в подъездах у нас чисто не потому что там убирают, а потому что каждый жилец поддерживает чистоту и красоту вокруг, уважая самих себя и то место, в котором они находятся.

Грязь, безалаберность и лень, по моим наблюдениям, порождают безденежье и нищету. Сюда же можно добавить ожидание, что кто-то это сделает, вместо тебя и привычку надеяться на кого-то – мне должны.

Когда я жила еще на квартирах, в очень стесненных условиях, то первым делом наводила чистоту и красоту вокруг, совершенно не задумываясь о том, ПОЧЕМУ и ЗАЧЕМ я должна это делать.

Потому что делала я это, в первую очередь, для себя. И теперь специально обученные люди делают это для меня.

А я с удовольствием в это время гуляю, читаю интересную книгу или получаю спа-процедуру.

Время от времени я беру уроки живописи у довольно известной художницы Ии. Оплата за ее уроки не сильно бьет по карману. И, хотя ее студия далеко и расположена практически на окраине города, еду я к ней всегда с большим удовольствием.

Ия очень худая и до такой степени, что все ее кости видны настолько отчетливо, что даже одежда этого не скрывает. К тому же, у нее широкая кость. Да. Такой скелет существует, как бы вам не хотелось это отрицать. При всей худобе у художницы очень широкие квадратные колени, такие же ладони и запястья, на которых неуместно смотрятся украшения.

Но Ия всегда носит какие-то напульстники и ремешки, которые обхватывают ее огромные узловатые руки, всегда испачканные красками.

Она не женственная. С очень короткой стрижкой и тяжелым выражением лица. И растянутые хлопковые футболки ненароком обнажают ее впалую грудь.

Я всегда думала, что этой женщине ну лет эдак за пятьдесят точно. Но оказалось, что ей всего 39. Господи, а выглядит она изможденной и уставшей. Хотя на целое поколение моложе меня!

Во мне был жив стереотип, что женщины с детьми всегда уступают бездетным и незамужним. У вторых есть время посвятить его себе. Но когда я узнала, что у моего педагога нет детей и никогда не было мужа, то очень удивилась тому, насколько не свежо она выглядит.

Может она пьет, спросила сама себя я? Но потом выяснила, что нет. Тогда в чем причина такого печального вида?

Вторым фактором, который меня обескуражил, было постоянное урчание в животе у художницы. Когда она близко подходила к мольберту и наклонялась ко мне, чтобы взять мою руку и выровнять мазки, я отчетливо слышала какие-то булькающие звуки и нее в желудке, очень странные и отталкивающие.

А самым неприятным для меня стал запах, то ли квартиры, то ли самой Ии, знаете, такой бывает в домах очень дряхлых и неопрятных старушек, запах ветхости, сырости, распада.

И я всегда пытаюсь отыскать среди симфонии запахов ветхости свои любимые – масляных и акриловых красок, холста, самой жизни.

Не смотря на то, что в каждой картине этой художницы есть что-то невероятное и неописуемое и почти космическое, в ней самой никакого волшебства абсолютно не присутствует. Ни в ее впалых щеках, ни в жирной коже с широкими порами и черными точками, которые мне почему-то всегда хочется выдавить, ни в покашливании, которое напоминает о том, что перед вами человек либо совсем уж взрослый или болен чем-то серьезным.

Одно лишь для меня почему-то стало каким-то притягательным в облике этой странной женщины – совершенно отрешенный бесцветный взгляд, который можно встретить либо у больных детей, либо у людей, которых долго истязали и они навсегда смирились со своей участью.

И голос, низкий, глухой, какой-то грудной, какой бывает у южанок или у слишком полных женщин, совершенно не сочетающийся с довольно аскетичной внешностью полуголодной художницы.

Голоса всегда для меня имели решающее значение. Никогда не любила женское очень высокое сопрано с визгливыми нотками, в которых всегда чувствуется неуверенность и истерика. А вот низкие голоса с бархатистым раскатом всегда действовали на меня умиротворяюще.

Возможно, именно поэтому, услышав впервые голос своего мужа по телефону, тут же влюбилась в этот низкий и спокойный баритон, очень медленный и плавный, с некоторым певучим акцентом, который можно встретить, например, у башкир, татар или киргизов.

Ия же рассказывает о том, как смешивать краски так, как будто повествует какую-то сказку. Знаете, есть такая манера очень отчетливо и с выражением передавать содержимое книги или озвучивать очень качественный фильм.

Да. Ия говорит в меру эмоционально, правильно делая ударения в сложно окрашенных словах, насыщая свою речь аккуратными мазками точно так, как она водит отрывисто или плавно кистью по холсту.

И, слушая ее, я впадаю каждый раз в какой-то неописуемый экстаз. И звуки, идущие из ее живота, которые сопровождают ее монолог, все-таки вплетаются в него, но уже не имеют такого отталкивающего влияния на весь облик Ии в целом.

Урок должен длится всего два часа, но моя наставница как будто намеренно каждый раз задерживает меня, чтобы пообщаться со мной. Видно, что одиночество, такое привлекательное когда-то, начинает ее тяготить. И ей не хватает той родной души, которая восторгалась бы теми же с виду обычными вещами, понимала бы ее целиком и пришла бы из того какого-то неведомого мира, в котором не обитают обычные люди.

Мы с Ией по обыкновению пьем чай без сахара из собранных ею же трав, в прикуску с сухарями или баранками, такими же безвкусными и пресными, как и весь вымученный облик моей визави.

И если я вдруг приношу с собой какой-нибудь эклер или чизкейк, то Ия долго не может притронуться к нему. И кажется, что этот кусок лакомства ей удобнее созерцать, чем насытиться им.

Пожалуй, именно через любование окружающим миром моя художница получает приток жизненной силы, а не через еду, как привыкли это делать обыватели.

Всю эту картину дополняет восхитительный вид из панорамного окна, который раскрывается нашему взору из маленькой, но почему-то просторной квартиры этой художницы, ничем не заставленной, кроме полотен, прислоненных к стенам и бесконечных тюбиков с красками и кистями, валяющимся хаотично на полу.

Из этого пространства я всегда ухожу под впечатлением, вернее выныриваю, как рыбы выпрыгивают на берег. И начинаю почему-то тут же задыхаться от серости и вязкости обыденности, как будто во всем этом не хватает мне какой-то наивной сказки с хорошим концом.

Среди участниц нашего женского клуба мне бросилась в глаза новенькая – женщина с нарочито вежливыми манерами, если не сказать вообще манерная. Со слащавой неестественной улыбкой, которая подчеркнуто умильно выказывала ко всем напускное радушие.

Но во всем ее облике было что-то не просто отталкивающее, а зловещее. Она почему-то напоминала мне ведьму из сказки, хотя выглядела совершенно обычно. Не сказать, что была симпатичной, скорее – блеклой, серой с жидкими длинными пепельными волосами.

Но вот ее глаза, стеклянные, неестественные, как будто смотрящие на тебя через линзы, говорили о своей хозяйке, как о женщине далеко не такой великодушной, какой она хочет себя представить в глазах окружающих.

Ее огромный рот, растянутый в пластмассовой улыбке жил какой-то отдельной жизнью, как исчезающая улыбка Чеширского Кота с торчащими очень редкими зубами – пеньками.

На лбу у нее не было ни одной морщины, а вот вокруг глаз их собралось очень много, а потому совершенно не понятно было, сколько этой женщине лет – то ли чуть за пятьдесят, то ли она просто хорошо выглядит в своем достаточно пожилом возрасте.

И фигура была ее очень странной. Верх был костлявым и неприятным, а вот ноги и бедра были массивными и как будто приставлены к этому телу по ошибке.