– Юра! ЮР-РА!!!
– Чего?
– Долго будешь робко любоваться и вытирать рукавом влажные губы? – раздражался Фома. – Завязывай с этим бессмысленным занятием. Погнали! Вперёд! За сытость, комфорт и энергию!
– Так точно! Моя тактичность только и ждала приказа к действию. Слушаюсь и повинуюсь, командор!
– Не забудь положить мясо в сковородку и засыпать картошкой. Оно как раз горячим станет, когда мы управимся с первым.
– Всё понял! Не извольте беспокоиться. Сейчас изобразим.
– Мальчики, что вы еле телитесь? Двигайте активно поршнями! Всё же стынет! – ругалась самобранка. – Опосля лясы поточите! Приступайте к трапезе! Живо!
Я закопал мясо в гарнир. Наш балаган извинился за своё поведение, эпично уселся и схватил ложки.
– То-то!.. – смягчилась Зинаида Михайловна. – Приятного аппетита! Кушайте на здоровье, касатики!
– СПАСИБО! – прогремели мы и принялись жадно поглощать борщ.
Нёбо щекотало. Горячий суп приятно растекался по пищеводу и желудку. А пампушки! Ах! Что за прелесть! Идеальней прикуски не найти в целом свете! Я мычал от удовольствия, закатывал глаза, сыпал комплименты.
– Какая вкуснотища! Чёрт побери! Сейчас язык проглочу! М-м-м-м…
Стало жарко. На лбу выступила испарина. Но жар этот был не мучительный, а благодатный. Мой организм твердел, как глина при обжиге. Наполнялся силой и весельем. Мы так быстро ели, будто куда-то торопились. Но на самом деле просто страстно увлеклись процессом. И вот уже второе. Как Фома и говорил, мясо хорошенько прогрелось в картофеле. В нас проснулись дикие звери, которые немедля накинулись на него. За какие-то пять минут от картофельно-грибной горы с французским блюдом и овощного салата ничего не осталось. Посуда опустела. Я довольно прошипел и откинулся на кушетку. А после похлопал звучно себя по пузу.
– КА-А-АЙФ! – охарактеризовал я своё состояние. – Как же хорошо! Потрясающий ужин! Наелся от души! Столько слопал и даже не переел. Всё perfecto! После такого уж точно пару дней кушать не буду… – присев, продолжил разглагольствовать. – Меня так и распирают положительные эмоции. Хочется говорить, говорить, говорить всякие милые приятности. И не останавливаться! Жаль, что эпитетов не хватает, чтоб полностью описать своё восхищение.
– Подожди… Это ещё не всё! На третье чёрный чай с лимоном, мятой и десерт. От этого у тебя совсем крышу снесёт! – объявил домовой, хитро улыбаясь.
Я поднялся. Организм не мог более наслаждаться мягкостью покоя. Ему требовалось движение. Ведь душа горела в чувственном огне, возбуждая каждую клеточку тела. Поправил одежду, причесался растопыренными пальцами и обратился к кормилице:
– Дорогая Зинаида Михайловна!
– Да-да… – ласково отозвалась она.
– Разрешите поблагодарить вас за столь великолепное пиршество! Вы кулинарный гений! Что ни блюдо, то шедевр! Подлинное объедение! Я в неописуемом восторге!..
– Спасибо за тёплые слова. Очень приятно. Но не забывайте, что и вы внесли свою лепту в это дело. Ваше мясо по-французски…
– Не совсем моё. Его приготовила Иришка. Моя дама сердца. Она тоже мастерица в этой сфере. Не волнуйтесь. Никто не останется обделён. Ей я выражу особую признательность по возвращении в родную гавань. И конечно же, одарю своей любовью, заботой и тем, на что смогу наскрести по сусекам.
– Заодно передай Ирочке от меня merci за домашнее лакомство! Мясо нежное, сладкое, во рту тает! Волшебно! – с удовольствием произнёс Фома и обратился к самобранке: – Голубушка, вы как всегда! На недосягаемой высоте! Преклоняюсь перед вашим талантом! Вечный ваш поклонник!
– Спасибо, дорогие! Спасибо!.. – растроганно отреагировала скатерть. – Наливайте чай. Сейчас…
– Зинаида Михайловна, никуда пропадать не нужно! Вкусняшки подождут. А у нас не горит! Позвольте мне закончить свою скомканную речь. Так сказать, докомкать её до логического завершения. Это очень важно, – серьёзно заявил я.
Все отнеслись с пониманием. Я удовлетворённо улыбнулся и продолжил:
– Многоуважаемая хозяюшка! Кудесница наша! Вы убили нас (в хорошем смысле), а потом воскресили. Вы подарили нам свою заботу, любовь, доброту. Мы не имеем никакого морального права отплатить за всё это одной лишь признательностью. Недостаточно! Осыпать вас деньгами у меня лично, не знаю как у моего «коллеги», не получиться. Такой суммы в моих карманах нет. И никогда не было. Ваши творения бесценны. НО!.. Но! Понятия не имею, есть ли у вас гаджеты. Если нет, то что-нибудь придумаем. Накрайняк свой старый отдам. Я оформлю вам полную подписку на аудиокниги. И вы сможете прослушивать в часы досуга тысячи интересующих вас произведений. А в данный момент в виде скромного презента я хочу продекламировать вам своё любимое стихотворение. Что вы на это скажете? И да… Всё это, конечно, от лица обоих ваших едоков. А не от меня одного. Без Фомы Брониславовича я бы на такие подвиги не отважился…
– Врёт. Нагло врёт, как Остап Бендер. Это сугубо его инициатива. Со мной ни о чём не советовался, – невозмутимо прервал меня Фома.
– Да знаю я! – иронично сказала самобранка. – Что вы вредничаете со своей прозой жизни, Фома Брониславович? Нарушили такой полёт поэтической мысли! Ведите себя по-джентльменски. Все и так осведомлены, что вы редкостный тролль. А то получите на десерт сухую перловку! Каждый день её есть будете.
– И правда убили. Поэт не врал. Я что-то попутал. Дурачусь всё. Ха-ха… Матушка, был не прав. Каюсь. Язык испещрён чёрным юмором. Тысяча извинений… – оправдывался домовой.
– Юрочка, подписка на аудиотеку у меня уже есть. Ещё одна ни к чему. А вот стихотворение в вашем исполнении послушаю с огромным удовольствием, – сказала скатерть.
– Спасибо!.. Итак! Редьярд Киплинг. «Заповедь». Перевод Лозинского. В оригинале оно называется «If». То есть по нашему – «Если». Считаю, что вариант, выбранный Лозинским, в полной мере отражает концепцию стихотворения. Текст не максимально приближен к оригиналу. В некоторых местах что-то переставлено, где-то присутствуют изменения. Но не стоит к этому предвзято относиться. Ведь как известно, переложение поэзии с одного языка на другой – это обратная сторона ковра. Думаю, что у Лозинского, в отличие от других переводчиков, оно получилась более поэтичным, душевным, выразительным. Я всегда испытываю приятный трепет, когда читаю его вслух. Надеюсь, оно вызовет у вас только положительные эмоции.
После небольшой задумчивой паузы я повторил имя автора, название и начал…
«Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех…»
Я не изображал необыкновенного актёра, который то искрил, то горел, то взрывался. Не качал интонацию на качелях. Не бродил из стороны в сторону, не жестикулировал, как безумец. Проговаривал слова чётко, сдержанно, твёрдо. Мой образ чудного субъекта сменился на строгого педагога, который безжалостно стрелял истинами в упор. Я делился мудростью великого человека. Я говорил о том, в чём действительно заключалась сила.
«…Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неумолимый бег, —
Тогда весь мир ты примешь как владенье
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!»
Выступление закончилось. Я снял маску «железного Редьярда» и обратил внимание на свою публику. В комнатушке стояла тишина. Какая-то странная, непроницаемая. Фома смотрел на меня с неподдельным восторгом. Даже не моргал. Флора и фауна на скатерти не двигалась.
– Зинаида Михайловна, как вам оплата? Она вас устраивает? – спросил я.
– Юрочка… это было прекрасно! Дух захватило! Стих, исполнение… Всё замечательно! Вы большой молодец!.. – ответила восхищённо самобранка. И узоры на ней опять ожили.
– Ну, ты, блин, и талантище! Браво! БРА-ВО! —закричал Фома и захлопал в ладоши.
Помимо аплодисментов домового слышались ещё чьи-то. Вероятнее всего, они принадлежали Зинаиде Михайловне. Логично. Ведь кроме нас троих тут никого больше не было. А мои руки находились в режиме покоя. Но чем она это делала, мой мозг не представлял. Да и ладно… Я много чего уже не понимал в этом фэнтезийном мире… От такой восторженной реакции немного смутился. Но они правы. Стихотворение прочитал мощно. Никогда ранее не декламировал подобным образом. Да притом так рационально. Это пришло само. Из глубин подсознания. Где хранился портрет Киплинга. И биографические данные о нём.
