Ожидание в очереди продлилось не более часа. В городе свирепствовал грипп: новый штамм валил и взрослых, и детей. Алисса опасливо дожидалась своей очереди в отдалении от бледных, измождённых тел, прежде чем доктор Голденблат показался из кабинета.

– А, мисс Сторм, – сказал он суетливо после её приветствия. – Решили сдать анализы? Не самое подходящее время. Началась ежегодная эпидемия гриппа. Почему вы без маски? В вашем положении это очень опасно!

Он, как и всякий врач, волшебным образом успевал делать несколько задач одновременно: разговаривать, попутно писать и ставить печати на рецептурных бланках. Алисса торопливо закрыла за собой дверь, не обратив внимания на укоризну в его голосе.

– Я к вам как раз по этому поводу. Сдавать анализы я не собираюсь.

– А что же тогда?

Она подавила всякие сомнения внутри и выпалила:

– Я бы хотела сделать аборт.

Доктор Голденблат отвлёкся от всех дел разом и воззрился на неё, приподняв брови. Ей было трудно понять, что же так изумило опытного старого врача: за годы работы в больнице ему в любом случае приходилось иметь дело с такими вопросами.

– Вот оно что, – проговорил он сдержанно. – Вы уверены в своём решении?

– Да. Абсолютно.

– Что ж, в таком случае, я запишу вас на операцию. Пару недель назад я бы предложил вам специальные медикаменты, но срок уже приличный. Поэтому вариант один – хирургическое вмешательство. Подождите, я скоро вернусь.

Ожидание затянулось на полчаса: как выяснилось, врача задержали больные.

– Операция назначена на шестнадцатое число. Пару недель вам придётся подождать. Поставьте своё согласие на бланках. И подпись – вот здесь. Если всё же решите сохранить беременность – сообщите мне. Если нет – здесь полный перечень рекомендаций перед операцией.

Она сделала всё, что от неё требовалось.

– Спасибо. Я… я не передумаю.

Несколько секунд врач смотрел на неё, нахмурившись, а затем спросил:

– Простите, я не хочу лезть не в своё дело, но всё же… Ваш молодой человек в курсе этого решения?

– Да, – отозвалась она безжизненно.

Голденблат, судя по виду, хотел узнать что-то ещё. Но врачебная этика взяла верх над человеческим любопытством, и он просто отпустил её, пожелав удачи.

Решение было принято окончательно. Не осталось места ни сомнениям, ни излишним волнениям. Но даже чувство полной определённости не принесло девушке никакой радости. Вчера она была полна решимости и уверенности – а сегодня, как ни странно, она не ощущала почти ничего, кроме промозглого холода и убийственной пустоты.

В дверях дома она столкнулась с Маркусом. Взъерошенный, словно воробей, в помятой после сна одежде он не имел ничего общего с обыкновенным собой – ухоженным, элегантным, порой даже щеголеватым.

– Где ты была? – воскликнул он.

Уж не решил ли он, что Алисса коварно улизнула, пока он спал, чтобы сделать всё за его спиной?

– В больнице. Я взяла направление на операцию.

На его лице отразилось облегчение – от того, что она не успела сделать ничего непоправимого. Но облегчение уступило место горечи: теперь было совершенно ясно, что она намерена стоять на своём и не передумает.

Они вернулись домой в молчании. Алисса искренне надеялась, что Маркус оставит её хотя бы на несколько часов. Но он не уходил. Она нуждалась в личном пространстве, нуждалась в одиночестве – оно было необходимо ей, чтобы осознать всё происходящее и смириться. Когда девушка уже готова была взорваться, нежеланная беременность напомнила о себе: после завтрака из яичницы и тостов с беконом она провела в уборной несколько часов к ряду. Так очередной грандиозной ссоры помог избежать приступ токсикоза. Маркус не остался безучастным: он носил ей воду и холодный чай, давал противорвотное и успокаивал, сидя за дверью, одним своим присутствием. Первый час ей было неловко и стыдно. Но, выбравшись из ванной комнаты бледной, потной и измождённой, она радовалась только одному: что не осталась в одиночестве.

Чувства сменяли одно другое так быстро, что она не успевала их отслеживать и осознавать. Слабое раздражение мгновенно перерастало во внезапный гнев, едкое равнодушие сменялось нежностью, а удовольствие, словно по волшебству, обращалось в обиду и возмущение. И в таком состоянии ей предстояло провести ещё две недели – не говоря уже о нестерпимых приступах тошноты, невозможности есть любимую пищу и общей слабости. Алисса не могла понять, как можно добровольно пойти на такое, пусть и ради рождения желанного ребёнка.

Остаток дня она провела в постели в положении полулёжа. Маркус, подобно верному стражу, наблюдал за ней исподволь. Алисса то и дело засыпала под бубнёж телевизора.

– Хочешь чего-нибудь? – поинтересовался он. – Я схожу в магазин.

– Не знаю. Меня почти от всего выворачивает наизнанку, – ответила она хрипло.

Чтобы ей снова не поплохело, Маркус не стал предлагать ничего мясного и рыбного. Он принёс два пакета всевозможных овощей, фруктов и сладкого. А в тайском ресторанчике неподалёку взял пару порций риса и лапши без наполнения. Алисса была счастлива уже от того, что ей удалось утолить голод без всяких последствий. И безмерно благодарна за то, что он позаботился о ней – несмотря на их конфликты и противоречия, полное непонимание и расхождение ценностей.

Когда Маркус приглушил телевизор и сел перед ней на коленях, она с трудом подавила в себе приступ досады.

– Если ты снова собрался отговаривать меня…

– Нет. Я не стану тебя отговаривать. Ты была права, – он коснулся кончиков её пальцев, безвольно лежащих на одеяле, и сомкнул ладонь на запястье. – Этот ребёнок настолько же мой, насколько и твой. Но последнее слово за тобой. Ты сделаешь то, что сочтёшь нужным. Я лишь прошу тебя подумать.

Алисса сжала его руку с безмолвной благодарностью и откинула голову на подушку. Когда Маркус разделся до белья и зажёг свет, она сказала негромко:

– Не ложись на диване. Останься со мной.

Не было ничего прекраснее на свете, чем прижиматься к крепкому плечу и касаться гладкой холодной кожи. Сон быстро сморил её: Алисса уснула, прислушиваясь к его дыханию, в сильных успокаивающих объятиях.

Она уже спала и не могла ощутить, когда Маркус мягко, с безмолвной лаской, приложил ладонь к её животу и тихо вздохнул.

Маркус уходил и возвращался. О беременности они больше не говорили. Хотя Алисса уже не раз замечала, как его взгляд касался её живота, скрытого футболкой. Но он отводил свой взгляд мгновенно, а после – долго молчал, глядя перед собой отсутствующе и безнадёжно. Ей казалось, что он глубоко разочаровался в ней. Что бы Маркус ни говорил, решение Алиссы его не устраивало, и он испытывал боль и досаду оттого, что не мог повлиять на него.

Воскресным утром она поднялась с постели с необычайной бодростью и приливом сил. Маркус спал рядом – его рука обвивала её талию. Алисса аккуратно выбралась и поцеловала его в затылок.

– Просыпайся, соня, – промурлыкала она ему в ухо.

Он рассеянно заморгал и встревоженно уставился на неё.

– Что такое?

– Вставай. Уже десять. Я приготовлю нам завтрак.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Как ни странно – да.

Он кивнул и закрыл глаза, всем своим видом давая понять, что поднимется через минуту-другую. Алисса меж тем была уверена, что он проспит ещё до полудня.

После нескольких дней практически беспрерывного лежания в постылой кровати она взялась за приготовление завтрака с необычайным энтузиазмом. Токсикоз отпустил её – и неизвестно было, сколько это счастье продлилось бы. А пока Алисса с удовольствием нарезала овощи для салата, замешивала тесто для блинчиков-панкейков, варила солёную карамель и настаивала чай. По квартире разливался аромат жареного теста и жжённого сахара: он, кажется, и вытянул Маркуса из уютных объятий сна.

– Ты пришёл на запах блинчиков? – поинтересовалась она.