Но вместо вымышленных друзей за мной приезжает Данте и тайно отвозит туда, где нас никто не увидит. Иногда мы действительно смотрим кино или ходим поесть, но мой спутник старается выбирать места подальше от модных ресторанов, где меня легко могут узнать.

Единственное, чего мне хочется – это быть с ним наедине.

Мы скрываемся на отдаленных пляжах и смотровых площадках, в уголках парков, в его доме или даже в отелях. Там Данте раздевает меня, и его огромные руки исследуют мое тело. Парень целует и ласкает меня часами, и всякий раз его лицо оказывается у меня между ног, и я кончаю снова и снова.

Мы пока еще не занимались сексом. Но я чувствую, как мы приближаемся к этому.

Данте знает, что будет моим первым. Он старается быть терпеливым. Я чувствую, что всякий раз, как он прикасается ко мне, в парне просыпается та часть его естества, которая не отличается ни нежностью, ни терпением. И это пугает, потому что я понимаю, что Данте мог бы разорвать меня на части, если бы не сдерживал себя. Но в то же время я хочу его так же отчаянно, как он хочет меня.

И речь не только о физическом влечении.

Мы проводим часы за обсуждением книг, фильмов, музыки, наших лучших и худших воспоминаний. Того, что нам бы хотелось сделать, и того, что мы боимся даже пробовать.

Единственное, о чем мы не говорим – это наше совместное будущее.

Мы избегаем разговоров о моей семье. Я все рассказала Данте о mama, tata и Серве. Он знает, какие они.

Так что парень не может не понимать, как жестоко они будут сопротивляться нашим отношениям. Мне плевать на прошлое Данте, но моя семья не будет столь же всепрощающей.

Мой отец непреклонен. Tata очень требователен к себе и окружающим. Мой путь был предначертан с самого моего рождения, и он не включает в себя отношения с сыном дона.

К тому же Данте не намерен бросать «семейное дело», и вряд ли я могу просить его об этом.

Особенно теперь, когда познакомилась с семьей парня.

Первой он представил меня своей маленькой сестренке, которая оказалась не такой уж и маленькой – худощавой пацанкой одиннадцати лет с чернющими от грязи обломанными ногтями и разбитыми коленками, торчащими из драных джинсов.

Однако это все ничуть не умаляет красоты Аиды. Во всяком случае, с возрастом девушку точно можно будет назвать красавицей. У Данте темные глаза, у нее же – серебристо-серые, светящиеся любопытством.

– Ой, – воскликнула Аида при встрече. – Ты выглядишь совсем не так, как я представляла.

– А как ты меня представляла? – спросила я.

– Не знаю, – рассмеялась она. – Наверное, что ты будешь такой же крупной, как Данте.

– Ты когда-нибудь видела, чтобы девушки были такими же крупными, как я? – пророкотал ее брат.

– Я буду! Я буду крупнее и сильнее всех вас, – заявила Аида.

– Для этого тебе нужно питаться чем-то еще, кроме мороженого и фруктового льда, – сказал Данте.

В тот самый момент мы ели мороженое, прогуливаясь вдоль пляжа Лейн-Бич.

– А я говорила, что хочу в вафельном рожке, а не в стаканчике, – напомнила брату Аида.

– Ты и так вся чумазая, не хватало еще перепачкаться тающим мороженым, – парировал он.

– Я принимала ванну, – сказала девочка.

– Когда?

– На этой неделе.

– Врушка.

– Я ходила купаться. Это считается.

– Без мыла не считается.

Я с удивлением наблюдала за тем, как бесстрашно эта тощая девчонка препирается с Данте. Было видно, что она ничуть его не боится, а обожает всей душой. Аида рассказала мне, как они с братом ходили в парк аттракционов «Шесть флагов»[13] и четыре раза катались там на горках с мертвой петлей.

– А ты не боялась? – спросила я.

– Я и то боялся сильнее, – сказал Данте. – Не думаю, что размеры, подобные моим, учитывались при создании тех крохотных вагончиков.

– Я блеванула, – радостно сообщила Аида. – Но ничего важного не испачкала.

С братьями Данте, Себастианом и Неро, я тоже познакомилась. Себ ненамного старше Аиды, но уже гораздо выше меня. Со своими большими карими глазами он похож на щеночка, а его ступни слишком велики для тела. Парнишка был очень стеснительным и в основном позволял братьям отвечать за него на вопросы, которые я задавала.

Неро же существо совершенно иной породы. В свои шестнадцать он кажется самым устрашающим из них всех. При этом мальчишка слишком красив даже для взрослого мужчины, что уж говорить о подростке. Но за этой красотой скрывается свирепая ярость. В общении со мной Неро был угрюмым и подозрительным.

– Данте все время говорит о тебе, – поделилась я с ним.

– Вот как? – грубо спросил парень. – А то я уже месяц его не видел.

– Полегче, – сухо осадил его Данте.

– Все в порядке, – ответила я. – Я действительно тебя монополизировала.

– Ты живешь в том особняке на Берлинг-стрит? – спросил Неро.

– Да.

– Красивый домик. Данте надевает свой выходной фрак, чтобы зайти в гости?

Задав вопрос, он прищурился, глядя на меня холодными серыми глазами. Уверена, Неро прекрасно знал, что Данте никогда не бывал у меня в гостях.

Зато я бывала у него, и часто. Я обожаю этот дом, под завязку наполненный историей и воспоминаниями. Каждую потертость на деревянной обшивке стен оставил кто-то из оравы детишек Галло, или дядюшка, или тетушка, которые жили здесь раньше. Этот дом наполнен теплом домашнего очага, и он ничуть не уступает в своем очаровании особняку на Берлинг-стрит.

Данте отвел меня на крышу, где с перголы свисали густые гроздья винограда «Изабеллы». Он сорвал для меня несколько ягод, и я съела сочные, согретые солнцем плоды.

Я даже познакомилась с Энзо Галло, отцом Данте. Сама не знаю, кого я ожидала увидеть. Наверное, какого-нибудь громилу. Но как же я была не права. Энзо оказался интеллигентным и вежливым мужчиной. Видно, что когда-то он был так же силен, как Данте, но годы и скорбь взяли свое. Данте рассказал мне о том, как не стало Джанны Галло. Уверена, что для такого могущественного человека, как Энзо, неожиданная болезнь жены стала жесточайшим ударом судьбы. Это было нечто совершенно ему неподвластное.

Как и Неро, Энзо отнесся ко мне настороженно. Думаю, я соответствовала его представлениям об избраннице сына примерно так же, как Данте – ожиданиям моего отца от моей партии. Мы были из двух совершенно разных миров. Энзо, казалось, избегал блеска высшего света так же яростно, как мой отец к нему стремился.

Как-то вечером, после того как я отужинала со всем семейством, Энзо отвел Данте в другую комнату, и их не было почти двадцать минут. Я слышала, как дрожит от гнева голос парня, но слов было не разобрать. Когда отец с сыном вернулись, Данте был весь красный от злости.

– Поехали, – сказал он мне.

Когда мы отъехали от дома, я спросила:

– Что случилось?

– Ничего, – покачал головой Данте.

Я положила свою ладонь поверх его и почувствовала, как пульсируют вздутые вены.

– Ты можешь рассказать мне, – сказала я.

Данте обратил на меня пылающий взор.

– Никто и никогда не отнимет тебя у меня, – заявил он.

Я видела, как бурлил в парне гнев, который он держал под замком. Данте так силен, что, я уверена, рано научился сдерживать себя, понимая, что способен уничтожить все на своем пути. Но он все еще очень молод, хоть со стороны так и не кажется. Я не знаю, как долго может продлиться эта выдержка.

– Никто и не посмеет, – прошептала я в ответ.

Данте перевернул ладонь и сжал мою, сплетая наши пальцы.

– Хорошо, – сказал он.

На следующий вечер мне приходит сообщение от Данте, где он спрашивает, можем ли мы встретиться.

Я отвечаю ему, что mama вынуждает меня пойти на маскарад. Это какой-то благотворительный бал для сбора средств на чикагские чартерные школы[14].