ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

КАКОЙ ЖЕ СЛОН НА САМОМ ДЕЛЕ!

Вернемся на миг к двум предыдущим главам. Вспомним Зигзугу, эпикурейца Сашу, слезливую Верочку и всезнайку Машу. Вспомним Марину, с которой мы познакомились достаточно близко благодаря ее дневнику. Обращаясь к этому «жизненному материалу» для размышлений, мы не могли избежать хотя бы не прямой, хотя бы косвенной его оценки. Все мы сойдемся во мнении: в одних случаях (Саша, Кларисса, Вера, Маша) отношения растущего человека с искусством складывались не самым лучшим образом — они бесконечно прокручиваются, ничем не кончаются, в другом (Марина) — имеют прямой выход на становление личности.

Но попробуем от такой, довольно общей оценки «влияет — не влияет» пойти в глубь проблемы, уточнить для себя, чего мы, родители, ждем от встречи нашего ребенка с искусством. От конкретных примеров оттолкнувшись, взглянем на вопрос теоретически.

Попробуем представить себе такое: «вычеркнем» из истории какое-либо всемирно известное произведение искусства. Представим себе, что мы не читали бы (никто и никогда) шекспировского «Ромео и Джульетту», пушкинского «Онегина», толстовскую «Анну Каренину», не слушали бы Чайковского, не видели бы полотен импрессионистов. Или сбылась бы трагически-реальная ситуация: забылись, затерялись бы не на несколько десятков лет (как это случилось на деле), а на все времена нотные тетради Баха.

Как обеднели бы мы сразу! Сколько дум бы не передумали, сколько бы эмоций не изведали, сколько оттенков собственных чувств не осознали. То же чувство любви, самой разной — к Родине, к человеку, к женщине, к мужчине или к ребенку — сформировалось бы, мне кажется, у большинства из нас куда более плоским, менее разветвленным.

А представим совсем уже страшную картину: искусства вообще нет. Вместо книг, картин, пластинок — вакуум. И все мы сразу отброшены куда-то к обезьяне, к животному миру. С помощью логических объяснений можно научить правилам поведения, но разве нет их у муравьев? Можно передать другому метод сколачивания табуретки... Но как научить в этой ситуации человека чувствовать? А чувствовать — это значит понимать того, кто рядом, это действовать, исходя не только из своих потребностей и интересов, а с учетом внутренних побуждений других — друзей и недругов, близких и чужих (вот, оказывается, и всех людей, с которыми сталкиваемся, мы делим для себя тоже по эмоциональным признакам).

Лев Толстой, много и серьезно думавший о роли искусства в жизни общества, называл его способом общения людей «через посредство чувств».

Зачем нужно это общение? Только ради него самого, ради высокой возможности понять, откликнуться, испытать чувство потрясения, катарсиса, служащего толчком для духовного обновления? Помните, именно с этого вопроса начинали мы наш разговор — зачем оно существует, это искусство? Какие выбрать «единицы измерения» для оценки результата эстетического воздействия ? Как должно «сработать» произведение литературы, живописи, кино, для того чтобы мы все знали: искусство точно и хорошо формирует нашего ребенка? Здесь-то нам самое время вернуться к разговору о социальных функциях искусства, начатому на первых страницах этой книги.

Все мы знаем, что марксистская философия рассматривает человека как существо социальное по своей сути.

Свои человеческие возможности — способности, талант, желания — человек может реализовать лишь в совместной деятельности с другими людьми — в производственной, общественной. Он выполняет свои профессиональные функции, и в них заложена частица труда, необходимого обществу; на него ложатся определенные гражданские обязанности.

Эстетическая деятельность человека тоже имеет вполне определенное общественное предназначение.

Мы убедились, что это предназначение искусства не реализуется или реализуется в очень малой степени, если растущий человек потребляет искусство, проходя мимо его творческой сути. И, напротив, подлинная встреча с прекрасным, обернувшаяся трудом души и разума, ведет к рождению нравственных ценностей, подчас к их пересмотру. Кларисса, Саша, Вера, Маша только потребляют прекрасное, ловко избегая той работы, в которой формируются нравственные ценности, принципы. Обеспокоимся. Вспомним слова Чехова из «Скучной истории», что любая духовная работа должна приводить к общей идее, без которой ничего нет. (Общая идея — мировоззрение, понимание своего места и своей позиции в жизни общества, своего долга перед людьми.)

И порадуемся за Марину. Искусство помогло ей пробиться к новым формам человеческого общения, помогло реализовать свои возможности. Опираясь на него, Марина создала подвижную, самою в себе заключающую возможность развития, систему ценностей и представление о смысле жизни.

Законы нравственности не передашь в курсе лекций, не изложишь в своде определенных правил. Мало сказать человеку будь добрым. В одной ситуации добро — не сказать живущему рядом, что тебя в нем не устраивает, в другой, напротив, — умение вовремя вмешаться, одернуть, остановить. Нравственность всегда конкретна, всегда требует работы мысли и души, умения чувствовать и решать. Чувствовать ситуацию, состояние собеседника... Именно этому и учит искусство.

В каждом настоящем произведении искусства заложен код общечеловеческого чувствования любви и ненависти, добра и зла. Отдельный человек неповторим, индивидуален и в то же время он носитель общечеловеческих качеств. Об этом хорошо сказано Александром Ивановичем Герценом: «Каждый человек опирается на страшное генеалогическое дерево, корни которого чуть ли не идут до Адамова рая; за нами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана — всемирной истории; мысль всех веков на сию минуту в нашем мозгу...»

Искусство дает каждому из нас эту способность чувствовать по человеческим законам. И если как надо и как не надо себя вести человек узнает из правил поведения, то как надо относиться к происходящему, как оценивать себя, свое место в обществе, в коллективе, в мире, человек узнает и в практическом общении — в школе, в семье, в коллективе и... в произведениях искусства.

Кроме вечного, в прекрасном всегда присутствует и преходящее — реальное время, конкретные обстоятельства, черты единичной личности автора. На стыке этих двух начал в определенный миг истории рождались ценности того, кто создавал произведения искусства. А тот, кто его воспринимает, создает нравственные ценности в свою эпоху, для своего времени.

Чем старше становишься, тем яснее сознаешь «единица — ноль». Человек не просто живет рядом с людьми, он реализуется в людях, он — необходимое звено между прошлым и будущим. И потому он должен прежде всего обрести ценности своих собратьев, научиться их чувствам, понять их мысли. Этому он учится всю свою жизнь, осваивая пласты культуры.

Общество передает каждому новому поколению культуру огромного диапазона. Малыша учат есть ложкой, подростку в школе рассказывают об основных законах физического мира, пришедшему из армии дают профессию токаря, пожилому человеку, пенсионеру, выдают для чтения книги в ближайшей библиотеке. Социализация человека — включение его в общество — по сути, продолжается всю жизнь. И в сегодняшний опыт подростка непременно включен и опыт человечества, переданный с помощью искусства. Чем богаче этот опыт, чем глубже и шире, тем более точен в своих нравственных и гражданских решениях нынешний подросток.

«Без прошлого нет настоящего, нет будущего» — эта ленинская установка прекрасно объясняет социальную сущность искусства.

И все-таки... Почему в одном случае встреча с искусством происходит лишь формально, не влияет на становление нравственных норм и воспитание гражданских качеств, а в других при тех же внешних условиях ведет к ускорению социализации человека, воспитывает гражданина?