1. К концу XII и началу XIII века сложилось в главных чертах своих монашество старого типа, заняв определённое место в миру и Церкви и определив свою физиономию. Единства и даже единообразия в нём не было. Рядом с клюнизмом стояло затмевавшее его цистерцианство, особое место принадлежало еремитизму; наконец, прежние бенедиктинцы представляли большое разнообразие форм жизни. Разнообразие типов монашества было неоспоримым и не подлежащим, не могущим подлежать изменению фактом. Сам святой Бернард, одушевлённый и часто нетерпимый защитник цистерцианства, не отвергал и других монашеских орденов. «Мир, – писал он, – полон монахами». Монастырь – высшая форма христианской жизни, «град прибежища» одинаков и для слабых, и для избранных душ. Для первых он необходим, чтобы они могли избежать рассеянных в миру искушений, для вторых – чтобы выполнить возложенную на них свыше миссию. В монастыре только и возможно полное развитие заложенных в человека Богом талантов. «Царственная жизнь» ожидает за стенами его «рыцарей Христовых», которые уже самим актом вступления в него – «вторым крещением», почти обеспечивают себе Царство Небесное. Но какая форма монашества, какой орден лучше? – Все необходимы, но не все качественно одинаковы.

Анахоретство (vita eremitica), конечно, высоко и достойно, но оно, повторяет Бернард мысль Бенедикта, опасно; опасно особенно для женщин. «В лесу живёт волк. И если ты, овечка, одинокою проникаешь в тень леса, значит, ты хочешь стать добычею волка». «Есть изобилие в пустыне, тень в лесу и молчание в уединении. Но беда в том, что никто там тебя не видит, никто не упрекает. Когда же не страшны упрёки, уверенно приближается искуситель и грех совершается свободнее». Но трудна пустынная жизнь и для мужчины. Сколько опасностей! Какая нечеловеческая осмотрительность необходима, чтобы не попасть в разбросанные везде сети хитрого врага!

«Чтобы жить, исполняя своё призвание, каждый должен идти туда, куда ему укажет Господь», но в общем предпочтительнее жизнь монастырская, устраняющая опасности анахоретства, обеспечивающая спасение. Однако среди орденов есть известная иерархия, соответствующая строгости их жизни, и для аббата Клерво цистерцианцы выше клюнийцев, так как строже и буквальнее последних соблюдают общий бенедиктинский устав. Но и клюнийцы, и картузианцы, и другие ордена имеют право на существование. Более лёгкие требования соответствуют более слабым людям, и лучше хорошо соблюдать клюнийский устав, чем плохо – цистерцианский. Бернард не щадил своими нападками клюнийцев, но указывал при этом не на несовершенства их устава, а на несоблюдение его ими, па отступления их от собственного же идеала. Установив и приняв иерархию орденов, следовало признать, что переход в более строгий орден должен быть допущен. В этом случае покинуть свой монастырь – то же самое, что ещё раз покинуть мир, и, препятствуя этому, отнимают у монаха возможность дальнейшего усовершенствования.

Так идея монашества приводит к идее иерархии орденов. И это не личный взгляд Бернарда, а распространённое воззрение, выражающееся в отношении масс и самой Церкви к разным орденам. Порядок членов иерархического ряда видоизменяется в соответствии с временными условиями и личными симпатиями, но сама идея иерархии остаётся неизменной. Соборными постановлениями и мерами папства внешне объединялось монашество, и в тех и в других находил себе выражение общемонашеский идеал. Соборные постановления часто не различали между отдельными орденами, регулируя жизнь монахов вообще. Сильным нивелирующим и объединяющим моментом было проведение обязательности общих Соборов аббатов всякого ордена по образцу организации цистерцианцев, в XII веке по своему общецерковному значению заменивших клюнийцев. Такие общие Соборы предписал уже Иннокентий III своим обращённым к Субьяко, но потом распространённым на всю Церковь декретом. Окончательно же они были проведены постановлением IV Латеранского Собора (1215 г.): «Впредь в каждой церковной провинции каждое трехлетие должны созываться общие Соборы всякого ранее их не созывавшего ордена. На эти Соборы должны являться все аббаты, а от тех монастырей, где аббатов нет, приоры. Никто из них не может брать с собою более шести лошадей и восьми человек. В начале действия этого нового установления на каждый такой общий Собор должно приглашать двух цистерцианских аббатов, потому что такие собрания уже давно существуют у цистерцианцев. Эти два цистерцианца избирают двух из присутствующих и вместе с ними председательствуют. Примером для всего должны служить цистерцианские Соборы, и их постановлениями надо руководствоваться при вопросе о реформе ордена, соблюдения устава и так далее. Всё постановлённое всеми и подтверждённое четырьмя председателями должно соблюдаться. На каждом общем Соборе назначается также место для следующего. Все присутствующие должны жить сообща (in vita communi), хотя бы и во многих помещениях, и разлагать расходы между собой. Также они должны избрать пригодных лиц, которые бы именем Папы визитировали и реформировали все мужские и женские монастыри провинции и указывали епископу на негодных, подлежащих низложению, настоятелей. Сверх того, каждый епископ должен стремиться к улучшению жизни в подчинённых ему монастырях».

2. Мы уже знаем, какую крупную роль монашество играло в Церкви, опиравшейся в своей реформаторской деятельности на клюнизм, искавшей защиты от схизмы в лоне цистерцианцев, избиравшей монахов в Папы и слушавшейся увещаний святого Бернарда. Может быть, менее ярка, но не менее, если не более значительна, роль монашества в местных Церквах. Видное место занимает оно в социальной и политической жизни. Но, может быть, важнее влияние не самого монашества, а выражаемого им аскетического идеала, утвердившего своё господство и в Церкви, и в религиозном мировоззрении общества.

В самой Церкви это заметнее всего выразилось в распространении института «уставных каноников» (canonici regulares). Рано проявилось стремление навязать наследникам апостолов – клирикам апостольскую или подобную апостольской жизнь. Поэтому первые же шаги монашества на Западе сопровождались появлением общежитии клириков (каноникатов). Распространению их содействовал Евсевий Верчельский; Блаженный Августин жил вместе со своими клириками, создав таким образом общежитие, подобное монашескому, но отличное от него, помимо деталей, соединением монашеско-подобной жизни с известною миссиею – миссией клира. Тогда дальнейшее развитие каноникатов приостановилось, и только в VIII веке епископ метцкий Хродеганг вместе со своими современниками страсбургским епископом Геддоном, Мальдавеем Верденским и другими вновь противопоставил жизни клира по канонами (vita canonica) общую жизнь клириков по уставу (vita regularis), или то, что в дальнейшем я обозначаю термином каноникат.

По уставу, составленному Хродегангом и представляющему переработку бенедиктинского, каноники живут в особом помещении (claustrum), куда закрыт всякий доступ мирянам и особенно женщинам. Клирики спят в общей спальне, вперемежку старые с молодыми, едят в общем рефектории, подчиняются общей дисциплине, по очереди заведуя хозяйственными нуждами общежития и совершая церковные службы в том соборе, при котором состоит каноникат. Вступая в каноникат, клирик приносит в дар Церкви своё недвижимое имущество, но при желании сохраняет право пожизненного пользования им; имущество же движимое остаётся в его руках. В его пользу идут и доходы от совершаемых им треб и служб.

Ещё в VIII веке каноникаты стали распространяться. Капитулярий 817 года сделал их обязательною формою жизни для франкского клира соборных церквей, видоизменив устав Хродеганга. Но, несмотря на это, особенного распространения каноникаты не получили, и в значительном количестве держались очень недолго. Лишь вслед за монашеским движением X века наступил черёд их расцвета, ещё более уподобившего их монашеству. Латеранский Собор 1059 года предписал: «Клирики, в послушании нашему предшественнику (то есть Стефану X; Собор созван при Николае II. – Л. К.), хранящие целомудрие, должны сообща спать и есть, иметь общие доходы и вести апостольскую жизнь». Здесь строже выражен аскетический идеал (и, понятно, что Собор отверг устав Хродеганга) и сильнее подчёркнута близость клира к апостолам.