Я потянулась через стол и сжала его ладонь.

— Уверена, моя мама всё равно планирует прийти. Она любит выпускные, свадьбы и смотрины детей. Да по сути любые вечеринки.

— Моя мама тоже была такой, — сказал он с печальной улыбкой. — Однажды я закачу ей огромную вечеринку-сюрприз за всё, что она сделала для меня.

Он говорил о своей матери в интересной смеси прошлого и настоящего времени, что вызвало у меня любопытство.

— Ваша мама… всё ещё с нами?

Он посмотрел в свою кружку кофе.

— Она в тюрьме.

— Мне очень жаль это слышать.

— Это моя вина. Но я всё исправлю.

— Уверена, она вами очень гордится, — сказала я.

Теперь его улыбка окрепла.

— Да. Правда гордится.

Я по своему опыту знала, как хорошо ощущается родительская гордость, и испытала очередной укол боли.

Аллен глянул на часы и поморщился.

— Мне пора возвращаться. Завтра утром ещё один экзамен.

— Вы уверены? Снегопад, похоже, усиливается.

— Шоссе чистые, а у меня полноприводный автомобиль, — заверил он меня.

Я проводила его до двери.

— Очень приятно было познакомиться, Аллен.

— Взаимно, Слоан.

Я помахала Аллену вслед и только успела убрать кружки и снова начать плакать, как в дверь опять позвонили. Трель звонка ещё эхом отдавалась по дому, а по древесине уже бодро заколотили кулаки.

— Серьёзно? Не дадут девушке в тишине и спокойствии пережить эмоциональный срыв? — пробормотала я в сырую салфетку.

— Впусти нас, пока мы не отморозили задницы, — проорала Лина через входную дверь.

— Мы принесли обнимашки и текилу, — крикнула Наоми.

— Наоми принесла обнимашки. Я принесла текилу, — поправила Лина.

— Чёрт, — пробормотала я себе под нос, затем сунула голову под кран на кухне и смыла следы своих раундов плача.

Они вошли в дом как два прекрасных энергичных ураганчика, вооружённых пакетами с продуктами и сочувствующими взглядами. Лина выглядела гламурно в голубой парке и обитых мехом ботинках. Наоми выглядела симпатично в розовом пуховике и меховых наушниках.

— Зачем вы здесь? — спросила я, пока они сбрасывали зимнюю верхнюю одежду.

— Люсьен настучал и сказал, что ты проводишь вечер одна, а не у сестры, — бодро объявила Наоми, и её высокий конский хвост подпрыгивал от движений.

— Вот ведь вездесущий сукин сын.

— Не волнуйся. Наоми отомстила тем, что натравила на него мальчиков Морганов, которые разрушат его уединение, — заверила меня Лина.

— Я не разрушала его уединение. Я проследила, чтобы у него была эмоциональная поддержка, в которой он может нуждаться, — поправила Наоми.

— Чтобы нуждаться в эмоциональной поддержке, надо иметь эмоции, — заметила я.

— Люсьен весьма сильно расстроен смертью твоего папы. Они были близки, — сказала Наоми.

Я хотела возразить, расспросить её. Но у меня не было энергии. Вместо этого я сменила тему.

— Где Уэйлей?

— Мой маленький гений-технарь ночует у Лизы Джей, чтобы снова починить её смарт-телик, — объявила Наоми.

Дважды чёрт. Если позаботились о ночёвке ребенка, то мне от них так просто не отделаться.

Наоми обвила меня рукой за плечи и направила к лестнице.

— Почему бы тебе не подняться и не принять душ? Мы займёмся ужином.

Раз меня силой отправили наверх, я потащилась по обитому деревянными панелями коридору второго этажа к своей спальне, где приняла самый долгий душ за всю историю существования водопровода в помещениях. Первую половину душа я просто пассивно-агрессивно тянула резину в надежде, что моим подругам станет скучно, и они уйдут. Когда по запаху чеснока, проникавшему в ванную, стало ясно, что не бывать этому, вторую половину душа я тихо плакала, пока мне не показалось, что я вымыла из себя достаточно эмоций и смогу продержаться несколько часов.

Я расчесала свои мокрые волосы, вышла в спальню и забралась на сиденье на подоконнике. На улице продолжался снегопад. Пикап Нокса был припаркован на подъездной дорожке Люсьена. Я надеялась, что он страдает от навязанной ему в отместку социализации.

Мой желудок заурчал, и я осознала, что не ела с утра, когда Люсьен организовал мне буррито. Не считая картошки фри, которую я стащила с его тарелки… и до этого из пакета в машине.

Я вернулась в ванную, нанесла увлажняющий крем, затем неохотно потащилась вниз, на кухню.

Мои подруги приправили магазинные пиццы острым соусом и банановым перцем (жёлтый стручковый перец с мягким, сладковатым, слегка острым вкусом, — прим. пер.) — моим любимым. На столе разложились две упаковки теста для печенья, три пачки чипсов и разнообразный ассортимент соусов для макания. Похоже, Наоми принесла все ингредиенты для маргариты по рецепту Хонки Тонк и разливала её по пяти бокалам размером с ведро.

— Ничто так не выражает скорбь, как маргарита после похорон, — заметила я.

— Скорбь может выглядеть так, как тебе хочется, — упорствовала Наоми. Она переоделась в красные пижамные термо-шорты, такую же кофту с длинными рукавами и пушистые гольфы до колен.

— Можно напиться и пойти кататься на санках в час ночи. Или есть пиццу, печенье и запоем смотреть «Город хищниц», — сказала Лина. Она тоже переоделась в пижаму, только её пижама была шёлковой и чёрной. Её пушистые шлёпанцы были украшены декоративным искусственным мехом, и Мяу-Мяу сердито смотрела на них с центра кухонного уголка. Я подошла и погладила кошку по спине. Она перевернулась на бок, ворчливо охнув, и неохотно приняла мою ласку.

— Вы же не отказываетесь от секса в буран со своими мужчинами, чтобы провести ночь со мной, нет? — спросила я у своих подруг.

— Ты сегодня не должна быть одна, — настаивала Наоми, подталкивая в мою сторону маргариту.

— Мне нравится быть одной, — возразила я. Одиночество означало, что не надо притворяться, будто ты в порядке. Одиночество означало, что не надо быть эмоциональной и расклеившейся перед свидетелями.

— Ты можешь быть одной с нами, — объявила Лина.

— Я думала, ты будешь на моей стороне.

Её улыбка была ослепительной, глаза искрили.

— Тебе некого винить, кроме себя самой. Вы с Наоми заставили меня оставить в прошлом мою жизнь одинокой волчицы.

— Формально приз за этот подвиг причитается Нэшу. Но мы со Слоан заслужили серебряную медаль, — согласилась Наоми.

— То есть, хотите сказать, я застряла в этом созависимом цикле? — спросила я, принимая предложенную маргариту.

Лина кивнула.

— По сути да. С таким же успехом можешь просто капитулировать.

Пицца правда пахла хорошо. И наверняка было бы грубо не выпить хоть немного текилы.

— Ну, раз вы уже здесь…

Лина бухнула два куска пиццы на бумажную тарелку и протянула мне. Я взяла её и откусила тёплый сырный кусочек, пока мои подруги накладывали еду себе.

В дверь снова позвонили.

— Уходите, — крикнула я.

Но меня заглушили бодрые вопли Наоми и Лины, прокричавших: — Заходите!

Мы все были на полпути к двери, когда та открылась, и внутрь вошли лучший друг Наоми, Стефан Ляо, и его байкер-барбер-бойфренд Джеремайя. Стеф в его свитере и блейзере выглядел так, будто только что закончил сниматься в фотосессии для какого-то английского бренда с эстетикой «старых денег». Джеремайя же, напротив, выглядел как горячий хипстер-байкер с гулькой, поцарапанными ботинками, в облегающей джинсовой одежде и футболке с Дэвидом Боуи.

— Дамы. Вижу, вы начали без нас, — сказал Стеф.

— Я же говорила тебе одеться повседневно, — поддразнила Наоми.

— Ты выглядишь так, будто в винограднике Марты припаркована яхта твоего богатого дядюшки Бартоломью, — заметила я.

— Вы же знаете Стефа. Он не одевается повседневно, — с любовью сказал Джеремайя, пока они оба снимали верхнюю одежду.

— Нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть хорошо. А теперь, кажется, мне обещали бокал маргариты размером с мою голову, — сказал Стеф.

— У кого-то хороший вкус, — сказал Джеремайя, заметив пальто Люсьена в шкафу.