— Пусто, что и требовалось доказать. Может, передатчик заглючил, или песню китов поймали. Пару недель назад близко к берегу проплывала одна стая, так пели — заслушаешься.

— Возможно, — настаивать на собственной правоте Бастиан не стал. Его вторжение и без того выглядело подозрительно. Но уходить ни с чем мужчине не позволяла природная гордость, к тому же, тату требовало ответа, разъедая кожу кислотным ожогом. — И все же, что в этом квадрате?

— Ничего, — раздраженно пожал плечами спасатель, — и никого. Просто море.

— А дальше?

— А дальше океан.

К машине Басу Керну пришлось идти вытянув левую руку за спину в сторону удаляющегося берега — только так удавалось унять боль.

*

Когда Полина в радостном предвкушении взлетела по лестнице на второй этаж эллинга до вечеринки оставалось два часа. На дощатом настиле перед домом, служившим террасой, устанавливали звуковое оборудование. Судя по размеру колонок и сабвуфера, ди-джей планировал играть для стадиона фанатов, жителей французского пригорода и моряков кораблей, дрейфующих милях в пятидесяти от Ньюпорта. Подарок крестного приобретал неожиданный размах, но девушка лишь довольно улыбнулась — когда еще открыто радоваться дарам судьбы, как не в девятнадцать лет? Однако в просторной комнате на втором этаже царила тяжелая атмосфера — точно сам воздух сгустился, а на огромное окно натянули тонированную пленку для защиты от яркого солнца. Бастиан Керн был явно не в духе. Хмурое лицо крестного контрастировало с яркими этикетами бутылок разномастного алкоголя, выстроившихся на столешнице. Полина замерла, стараясь угадать причину и тут же заметила плотную медицинскую повязку, наложенную на левое предплечье:

— Что это, дядя Бас?

— Плющ внезапно стал ядовитым, — раздраженно выплюнул Керн, но мгновенно взяв себя в руки, потеплел и с улыбкой сгреб крестницу в приветственные объятия. — Мелочи, не обращай внимания. Чересчур назойливо зудит — пришлось заклеить, чтобы до кости не дотереть. Болячки плохая тема для молодежной тусовки, только если они не венерические. Оцени какой бар организовал лучший в мире крестный!

Мужчина с напускным оптимизмом распахнул холодильник, плотно набитый пивом, ламбиками и дешевым игристым вином. Полина восторженно взвизгнула, выражая одобрение, но тут же посерьезнела и осторожно коснулась забинтованной руки Себастиана.

— Покажи мне.

Бас замер — в пристальном устремленном на него взгляде не было и следа беззаботного веселья юности. Маленькая девочка, знакомая ему с самого рождения, исчезла. По-женски проницательно в самую душу смотрели внимательные карие глаза:

— Твое сердце — его наколола Полин? — крестница аккуратно потянула за липкий край повязки. Керн кивнул:

— Да, твоя тетка знала свое дело.

— Мой клематис на днях поменял цвет, — поведя плечом, Полина позволила широкому вороту блузы сползти и обнажить родовой знак. Себастиан присвистнул, а девушка продолжила мысль, — возможно, происходящее с нашими татуировками как-то связано. Я только посмотрю, хорошо? — она резким движением сорвала защитный слой, вынудив мужчину недовольно зашипеть.

Рисунок под повязкой вспух, поблекшие за давностью лет цвета приобрели первозданную яркость — будто только вчера юный музыкант побывал в салоне соблазнительной татуировщицы. Кровь пульсировала под линиями узора, заставляя нарисованное сердце биться, а листья плюща трепетать. Повинуясь нестерпимому желанию, Бас вытянул руку в направлении синеющего за окном моря. Татуировка милостиво сменила зудящую боль на холодящее покалывание.

— Только так и могу жить. Хоть спускай яхту и отправляйся в плаванье! — Керн поморщился и плотно сжал губы, когда Полина бережно накрыла рисунок узкой ладонью. А затем боль прошла. Мягкая, ватная обволакивающая пустота плавно опустилась на чувствительные нервы, заструилась по ним спасительной анестезией и потянула в бездну чужой памяти.

«Я вновь во власти Повилик», — последней мыслью отпечаталось в сознании Керна.

Девушка закрыла глаза и позволила воспоминаниям тезки — тетки Полин — прорасти в сознании младшей родственницы.

*

Колокольчик над дверью едва звенит и, если бы не поток прохладного осеннего воздуха, проникший в студию вместе с посетителем, Полин бы даже не обернулась. За ширмой у зеркала она скептически примеряла блейзер, размышляя, стоит ли брать его в путешествие или достаточно ограничиться косухой и джинсовой курткой. Из отражения на нее смотрит высокая смуглая девушка в светлом трикотажном платье — достаточно длинном, чтобы подходить под деловые приличия, и в меру обтягивающем, чтобы подчеркнуть привлекательные изгибы стройного тела. Просвечивающая сквозь тонкую сетку чулок татуировка белой розы добавляет образу пикантности. Полин нравится ее родовой знак — не проходит и дня, чтобы кто-то из окружающих не высказывал восхищения изяществом линий и красотой узора. Плетистый, обвивающий ногу от щиколотки до бедра цветок стал неотъемлемой частью имиджа тату-салона наряду с уникальной способностью хозяйки угадывать скрытую суть и желания клиента. Обновленными, окрыленными, нашедшими самих себя и получившими ответы на сокровенное выходят люди из-под иглы Полин Макеба. Она не стала менять фамилию даже после свадьбы, проигнорировав недовольство матери.

— Повилика должна принадлежать господину! — недовольно поджала тонкие губы Виктория, ковыряя праздничный торт, точно изысканно поданную отраву.

— Предпочитаю считать наоборот: он — мой. В конце концов, кто кого ест — ты торт, или торт тебя? — и поцеловав мать в щеку упорхнула в объятия мужа.

Завтра они отправляются в очередное турне. Полин с грустью посчитала, что за полгода брака провела в своем салоне от силы несколько недель, но повиликовая зависимость заставляет следовать за избранником. И если непреодолимая тяга к удовольствиям требует от мужа присутствия на открытии нового клуба в Нью-Йорке или на скачках в Монако, Полин остается только подобрать соответствующий по стилю наряд и повесить на двери студии табличку «закрыто».

Клиентов сегодня она не ждет — надпись на входе доходчиво сообщает, что у салона выходной. Но незваный посетитель не выглядит ни смущенным, ни случайным. Высокий мужчина в определенно дорогом кашемировом пальто осматривает помещение с наглым оценивающим видом агента по недвижимости или явившегося за долгами коллектора. Роза на бедре предостерегающе выпускает шипы. Полин оправляет незаметные складки на платье, встряхивает иссиня-черными жесткими кудрями и решительно шагает навстречу незнакомцу.

— Доброго дня, месье. Сожалею, но сегодня мы закрыты. Если вы хотите сделать тату, то ближайшая свободная дата в конце октября.

Мужчина склоняет голову в небрежном приветственном поклоне, при этом его тонкие губы трогает быстрая ироничная улыбка:

— Такая востребованность делает честь вашему таланту, мадемуазель, — мягкий певучий голос никак не вяжется с пристальным взглядом холодных серых глаз. Полин непроизвольно ежится и мимоходом смотрит на стеклянную дверь — ощутимо сквозит, точно непрошенный гость неплотно притворил за собой.

— Извините, но я действительно очень спешу, — с незнакомцем что-то не так, девушка чувствует это всем повиликовым существом. Напрягаются лианы нервов, роза вонзает острые шипы в самое нутро, удлиняются, вьются, ловя суть, невидимые усики родового чутья.

— О, я не задержу вас надолго, мадемуазель Полин Макеба, — мужчина шагает вперед и протягивает ладонь. Полин инстинктивно пятится, но тут же берет себя в руки, подхватывает со стойки кожаную куртку и с вызовом смотрит на чужака.

— Мы знакомы?

— Нет, но вы определенно знаете кто я, — еще один шаг, и раскрытая ладонь замирает в нескольких сантиметрах от светлого трикотажа платья.

Грудь тревожно вздымается, ноздри раздуваются глубоким вздохом: «Он не пахнет! Ничем, точно передо мной пустота, не имеющая ни будущего, ни прошлого, ни самой оболочки!» Первобытный ужас подкатывает к горлу, но Полин не робкого десятка.