Он ускорил шаг. Сердце клокотало от торопливой ходьбы, от предвкушения встречи. То и дело заступал за край тропинки, проваливаясь по колено в вязкую землю, отчего штанины брюк, покрывшись толстым слоем грязи, стали тяжелыми. Ноги чавкали в лакированных туфлях.

Ощущение, что кто-то движется по пятам, не покидало его.

Строго подчиняясь приказу, он остановился. Как бы выплывая из небытия, появились двустворчатые ворота, предусмотрительно распахнутые настежь. Через пятьдесят метров такие же ворота – массивные, кованые. Только тогда, когда нога нащупала под собой твердую почву, беспокойство покинуло его.

«Он упрямо ждет меня, – звенело в ушах, – и, похоже, дождался. Он зовет меня. Но я знаю, кто он, и знаю, что он хочет от меня».

11

Гроб действительно был пуст, будто только что его завезли из бюро ритуальных услуг.

Гроб, к удивлению Жана, был сдвинут кем-то или чем-то: он стоял почти по диагонали к периметру стола.

Труп вместе с черным парадным костюмом и лакированными туфлями стал призраком, растворился в неведомом пространстве. Непостижимое разуму дьявольское безумие! '

Другой была и Светлана. Куда-то испарились ее чопорность, высокомерие, ледяной голос. Теперь она с затаенным дыханием смотрела на следователя. Губы ее дрожали, слезы подступали к глазам и, казалось, она сейчас разрыдается как ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

– Когда это случилось? – тихо спросил Жан.

– Ночью… После двух часов.

– И что вы думаете об этом?

В ответ она пожала плечами.

Все выглядело фантастически необычно, за пределами человеческого разумения. И не только для Жана, И все-таки все эти выдумки с полтергейстом, в чем убежден Вадим, чушь собачья. Ясно, что покойник не мог сбежать. Его выкрали. Но кому понадобился труп? Неужели в этом неодушевленном теле скрыта какая-то тайна? Логика трещала по швам – ее не было вовсе. Хотя каждому явлению должно быть объяснение. Значит надо взять себя в руки, не поддаваться смятению. Возможно, исчезновение мертвеца, подумал он, – логическое продолжение истории с отравлением. И раскрытие одного преступления должно неминуемо привести, к раскрытию другого.

– Вы готовы дать откровенные показания? – спросил Жан.

– Вы разве усомнились в моем откровении? – она исподлобья смотрела на следователя выжидательным взглядом, стараясь понять, к чему он клонит.

–Да! – Жан энергично мотнул головой. – Вы вчера солгали, что после ухода Рэма из дома вы его не видели.

Глаза ее наполнились слезами. Закрыв руками лицо, она закачала головой.

– Будь проклят Васин! – воскликнула она, чувствуя, как ее пронизывает холодная дрожь. – П-п-подлый ублюдок!

– Успокойтесь, Светлана Михайловна, – он с облегчением вздохнул: вопрос задел ее за живое, и она раскололась. Оставалось продолжить натиск. – Да, Вадим Вадимович сказал…

– Хватит! – она резко прервала его. Само упоминание имени этого человека приводило ее в ярость. – Этот мерзкий, угодник решил свалить все с больной головы на здоровую. И вы клюнули на его наговоры?

– Сделаем так, – глаза Жана потеплели. – Сейчас мы вместе едем в управление, и вы даете официальные показания. Как на духу.

–Согласна, – осипшим голосом произнесла она. -Сейчас, только соберусь.

Светлана сбегала в соседнюю комнату, возвратилась с какой-то белой коробочкой, впихнула ее в кожаную черную сумку, забросила туда еще какие-то вещицы.

– Я готова.

12

Невообразимо тяжелый дождь, казалось, привел в движение весь дом. Железная кровля угрожающе дребезжала. Небо над развалинами громыхало, ливень нещадно стучал в окна.

Когда Колымей, прикрывая голову зонтом, добежал до беседки, вспышка молнии ярко прорезала черноту туч, и над ним снова разразились громовые перекаты. Он поднял голову и успокоился: красноватый мигающий фонарь, установленный на башне, продолжал подавать сигналы.

Вдруг до слуха донесся треск, потом хруст ломающегося сухостоя. Похоже небо услышало его мольбу, потому что в это мгновение очередная вспышка высветила на тропке тяжёло идущую фигуру. Человек в черном измокшем до ниточки костюме двигался к нему: прямо с того света являлся его отпрыск.

– Мидас! – голос Колымея, словно новый порыв ветра, пронесся над болотами.

Тот, вздрогнув, остановился.

С зонтом над головой Колымей бросился с террасы навстречу пришельцу и, оказавшись с ним лицом к лицу, обнял его, но Мидас отстранил бородача.

– Вы меня ждали? – на него смотрели холодные глаза, но это был завораживающий взгляд, которому нельзя не подчиниться.

– Так я никогда в жизни никого не ждал, – с чувством произнес Колымей.

С минуту он стоял молча, с изумлением глядя на свое создание. Хотелось, как это было в детстве, прижать к себе сына, сказать много теплых слов, но… «Он больше тебе не сын, – услышал внутренний голос, – и ты должен это признать. Ты должен привыкнуть к мысли, что это Мидас-человек далекий от родства, неземной, таинственный». Но как привыкнуть к этому, если сын и этот незнакомец словно горошины с одного стручка?

Странное, необъяснимое ощущение нереальности…

Убедившись, что за Мидасом нет «хвоста», Колымей повел знакомого незнакомца по вымощенной булыжниками дорожке к стенам монастырских развалин, которые его обитатели называют более достойным словом -замок.

В сводчатом холле при тусклом свете керосиновой лампы, прислонившись к мраморной обшивке камина, сидел Игнат. Он подбрасывал в догорающий огонь поленья, но, увидев гостя, тут же вскочил и, глядя изумленно-неверующими глазами на явление призрака, казалось, остолбенел. У него даже перехватило дыхание от сознания, что еще накануне видел его в гробу, и вот… Он попытался найти хоть какое-то объяснение этому феномену. Ведь мертвецы не ходят! Не могут ходить!

–Добро пожаловать в нашу семью, – не сводя с пришельца глаз, Игнат машинально протянул руку.

Легкая улыбка коснулась лица Мидаса, и он ответил на приветствие кивком головы и рукопожатием.

Озябшего и изнуренного от длительной дороги гостя усадили возле заранее затопленного камина, чтобы тот ощутил домашний уют. Здесь же на столике уже были чашка с горячим чаем и бутерброды в тарелке.

–Ты продрог? – спросил Колымей, оглядывая его набрякший наряд.

Вместо ответа Мидас поднялся и занялся своей одеждой: снял с себя все мокрые тряпки, оставшись совершенно голым. Именно в этот момент над их головами раздался женский голос: «О боже!» И тут же послышались удаляющиеся шаги и хлопок двери.

– Каким-то шестым чувством твоя Полина учуяла что-то неладное, -проворчал Колымей и, сбросив с себя халат, накинул на плечи гостя. – А ты садись, тебе надо отогреться и подкрепиться.

Мидас сел поближе к камину, протянул ладони к огню, потом принялся за трапезу.

Пока тот ел, Колымей разглядывал его: приятная наружность, стройный, атлетичный, большие карие, как у матери глаза. За пятнадцать лет, что они не виделись, сын возмужал: редкая седина пробивалась в темных кудрях, на верхней губе пролег небольшой шрам, но это не портило общего впечатления.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Колымей, когда тот доел последний бутерброд.

– Нуждаюсь в адаптации, – вяло выговорил Мидас.

– Добирался без проблем?

Мидас стал вспоминать о своей земной одиссее, о своих первых впечатлениях и ощущениях. Бородачи слушали его внимательно. Когда Мидас умолк, Колымей поскреб бороду и спросил:

– Говоришь, кто-то дышал тебе в спину?

–Да.

– К сожалению, этого я не учел, – заметил чародей.

Игнату явно хотелось завязать разговор с Мидасом, но Колымей поспешил вмешаться:

– Он буквально валится с ног. Не будем ему досаждать расспросами. Еще успеем, но не сейчас. Вот тебе, Игнат, ключи от верхней комнаты, что в моем, правом, крыле. Это в самом конце коридора. Проведи его туда, найдешь там свежее белье, которое я заранее приготовил. Пусть переодевается и отдыхает столько, сколько потребуется. Потом спустись сюда. -Подумав, добавил: – Не забудь запереть ворота на болотах.