– Уилсон, – вскричал Роан, первым нарушив повисшее молчание. – Чувак, охренеть! Это же замечательно!

Все загомонили, Сэм поднял кружку:

– За тебя!

Мы чокнулись. Вивиан вскочила с места и обняла Уилсона.

– Черт, Уилсон, ты идешь в гору!

– Подожди, подожди, но как все было? – вмешался Дэвид, перегнувшись через стол. – Расскажи подробнее.

– Ну она просто позвонила…

– То есть вся эта история с имейлами – херня?

– Даже не знаю, где она раздобыла мой номер…

– В деканате, наверное, – предположил Дэвид.

– Ну вот, она сказала, ей нравятся мои рассказы. И тот, что был опубликован в «Глиммер Трейн»[5], тоже.

– Тебя печатали в «Глиммер Трейн»? – удивился Сэм.

– В общем, – покраснев, продолжил Уилсон, – она говорит, мол, продолжай работать, а как захочешь что-нибудь мне прислать, я с радостью прочту. Вот так все и было, совершенно неформально.

– Думаю, по этому случаю стоит выпить чего-нибудь покрепче, – заметила Вивиан. – Сегодня у нас не просто обычный вторник. Кто со мной?

Все встали. Настроение было странное. За улыбками чувствовалось общее напряжение. В октябре, когда приходила Майя, мы все были в равном положении. Теперь же баланс нарушился. Уилсон стал избранным, сделался на голову выше остальных. Все устремились к бару, Уилсон же задержался, роясь в рюкзаке в поисках кошелька, и я остановилась рядом с ним. Он, единственный из всех, не улыбался. Держался максимально нейтрально, видимо, не представляя, как теперь себя с нами вести.

– Уилсон, слушай, – начала я, – а ты во время встречи мог бы сказать, что она тобой заинтересовалась? Не показалось тебе ничего такого?

Поколебавшись, он кивнул.

– Пожалуй, да, показалось.

– Но как ты понял?

– По тому, как она со мной говорила. Как-то подумалось, что вроде она всерьез. К тому же она спрашивала о романе.

– Вау, как круто, Уилсон, – ахнула я.

– Спасибо, Лея, – улыбнулся он.

От остальных нас теперь отделяло несколько футов. Сэм и Роан болтали, стоя чуть в стороне, Вивиан и Дэвид махали бармену.

Наконец, он обернулся к Вивиан:

– Что вам предложить?

– Нам, пожалуйста, шесть стопок… – начала она.

Но тут Дэвид перебил ее, положив руку ей на поясницу:

– Я плачу. Пожалуйста, шесть стопок текилы, запишите на мой счет. Дэвид Эйзенштат.

Он и не думал убирать руку со спины Вивиан и мизинцем почти касался ее задницы.

Ехать домой я решила в среду, в самый последний день. А в субботу Питер пригласил меня к себе на ужин. Жил он примерно в миле от моей квартиры. Я отправилась к нему пешком, и всю дорогу над моей головой в бешеном танце кружились снежные хлопья.

Питер открыл мне в застиранной серой рубашке – впервые я видела его не в толстовке. Улыбнувшись, пригласил войти, и я отметила, что глаза у него спокойные и добрые.

– Любишь лосося? – спросил он, пока я разувалась в прихожей.

– Люблю. Ты что, готовишь?

– Пытаюсь.

Потом он показал мне свое жилище. Квартира скромная, но мебели хватает, на стенах – постеры в рамках. Кухня – самое обжитое помещение во всем доме: кастрюли, сковородки, набор хороших ножей, куча баночек со специями.

Питер разделывал рыбу, я занялась спаржей, в процессе мы болтали, рассказывали, у кого что нового произошло за неделю. В этом семестре мы оба преподавали ребятам с младших курсов и сейчас с интересом обсуждали своих студентов.

Я даже не думала, что мне понравится преподавать. С первого занятия отпустила студентов на час раньше, потому что рассказала уже все, что знала по теме. Но после все как-то наладилось. Я стала серьезнее готовиться. Студенты что-то за мной записывали, это и волновало, и заставляло внимательнее следить за речью. Бывало, ребята заходили ко мне и просили прочесть их рассказы в новой редакции. Я никогда не отказывала. Особенно мне нравились студенты, похожие на меня саму на первых курсах – стеснительные, но серьезные.

Больше всего я любила тот момент, когда курс перестает восприниматься как толпа случайно угодивших в одно помещение людей. Когда становится ясно, что все студенты уже друг с другом перезнакомились, и занятия начинают течь как бы сами собой.

Я рассказала Питеру о своих студентах, он мне – о своих. Потом я обмолвилась об Уилсоне, о том, что агент, похоже, им заинтересовалась. Приятно было поговорить об этом с человеком, который не ходит с тобой на один семинар, но при этом понимает, что все это значит.

Мы перешли в гостиную и устроились с вином на диване.

– Как же мне не терпится закончить учебу. И свалить из Висконсина, – признался Питер.

– Правда?

– Я ужасно устал от всего этого.

Мне стало грустно, хоть я и постаралась этого не показать. Конечно, мы с Питером были едва знакомы, но мне не хотелось, чтобы он уезжал.

– А куда ты хочешь отправиться? – спросила я.

– Классно было бы пожить за границей. Может, в Барселоне, – ответил он.

– Ты знаешь испанский?

– Ага. Правда, там говорят на каталонском. Но уж наверное я бы как-нибудь справился.

– Оу. – Я почувствовала себя невеждой. – Да, конечно.

Питер встал и включил музыку.

– Слушала когда-нибудь Берри?

Заиграла какая-то французская песня. Голос у певицы был нежный, как шелк, и очень сексуальный. И игривая мелодия мне понравилась.

– Нет, но мне нравится, – отозвалась я. И, помолчав, добавила: – И кстати, мне нравится в Висконсине.

– А что именно? – спросил он, снова опускаясь на диван рядом со мной.

– Нравятся люди в Мэдисоне. Нравится, что тут хорошо пишется. Нравится моя жизнь. – Я пожала плечами. – Наверное, можно сказать, что я тут счастлива.

– Это здорово. Не знаю, может, все дело в том, что я тут уже пять лет, но я прямо дни считаю до отъезда. К тому же здесь ужасно холодно.

Тут Питер закинул руку мне на плечи. До сих пор, не считая того поцелуя в машине, мы друг к другу не прикасались.

Вскоре мы уже лежали на диване. Питер по сравнению с тонким хрупким Чарли поразил меня своей силой и мощью. В разгар ласк он вдруг на секунду оторвался от меня и подпел звучащей песне. От неожиданности я рассмеялась.

– Мой любимый момент, – пояснил он.

– Правда, классный, – кивнула я.

Ужин тоже прошел совсем иначе, чем с Чарли. Мы куда меньше смущались. Я спокойно ела, не тревожась, что измазалась едой. Рассказывала Питеру о семье, он тоже не отставал. Снова заговорил о смерти матери. Оказалось, его отец очень быстро начал встречаться с другой, и Питера это сильно задело.

– Не подумай, что я ее ненавижу, – заверил он. – Наверняка она прекрасный человек. Но принять то, что они вместе, я не могу. Это просто неуважительно по отношению к маме.

– Она будет у вас на День благодарения? – спросила я.

Он кивнул.

– Вместе со своей дочерью. Я все понимаю, у них с отцом роман, но зачем посвящать в это родственников?

Мне вдруг захотелось защитить его. Предложи он мне поехать с ним, я бы, глазом не моргнув, отменила поездку домой. Тут же купила бы билет до Лос-Анджелеса и полетела с ним.

Мы доели, я хотела помыть посуду, но Питер не позволил.

– Утром сам разберусь. Посмотри-ка. – Он кивнул на окно.

На улице бушевала метель, крупные хлопья беззвучно метались во мгле. На подоконнике уже намело толстый слой снега.

Стоило нам раздеться, как неловкость исчезла. По ласкам Питера чувствовалось, что он долго был с одной женщиной. Определенно научился прислушиваться к партнерше, понимать, чего она хочет. И так быстро меня раскусил, что я рассмеялась.

– Что? – заулыбался он.

– Как это у тебя так ловко получается?

Он поцеловал меня и затащил на себя. Такой теплый…

– Ты довольно прозрачно намекаешь.

Комнату освещал лишь горевший за окном фонарь, и мир вокруг, окрашенный в оттенки синего, выглядел мягким и размытым. Снег приглушил все звуки. Казалось, на земле не осталось никого, кроме нас двоих.