— В нашу последнюю встречу Принц предупредил, что ничего не кончено, что Красный туман по-прежнему представляет опасность… Но ни он, ни злобный Старший дракон так и не появились. Хоть Солярис и считает, будто это дает нам право упокоиться и жить своей жизнью, мне кажется, все с точностью наоборот. Ведь если бог пророчит опасность на горизонте, разве можно ему не верить? Я должна отыскать Кристальный пик и Совиного Принца, раз он так повелел. Но теперь еще и эти ярлы…
Я вовремя одернула себя, вспомнив, что ребенку двенадцати лет вряд ли интересны политика и мои душевные метания. Взяв с тарелки последнюю дольку, я повернулась и протянула угощение Тесее, но не обнаружила ее рядом. Оставив свой стул, она уже стояла по другую сторону стола, прямо у изображения Кипящего моря, на берегу которого раскинулся туат Дану.
Палец ее указывал на холмы за Лугом.
— Тебе интересно, что там? — догадалась я, и Тесея опять кивнула. — Сплошь зеленые просторы, крутые и каменистые. Из-за своего рельефа они и пустуют. Там только одинокие вёльвы селятся, отшельники или охотники, в то время как почти все города Дану расположены вдоль берега Кипящего моря. Туат этот вообще крайне необычен… Мало того что драконам там поклоняются чуть ли не больше, чем богам, так и сказки о сидах именно оттуда родом. Весталка рассказывала, что наши боги якобы в Дану когда-то и жили и что там по сей день колодец есть, упав в который ты попадешь в Надлунный мир…
Я запнулась. Кристальный пик, сид и Дану. А что, если…
Тесея вскинула на меня вопросительный взгляд. Но раньше, чем я успела все обмозговать и рассказать ей, пламя свечей всколыхнулось от порыва ветра: в зал друг за другом вошли мои советники.
— В чем дело?
— Беда нагрянула, драгоценная госпожа, — произнес Мидир, и впервые со дня отцовских похорон я видела его в парадной броне из сыромятной кожи и посеребренной стали. — Мы получили весть из Немайна…
Не дожидаясь, когда тот подберет подходящие слова, Солярис выступил вперед.
— Восстание, Рубин, — сказал он. — Немайн и Фергус объявили Дейрдре войну.
2. Между верой и вербеной
Каждый подъем в небо был песней, которую хотелось слушать снова и снова, даже если давно выучил ее наизусть. Ни одна лютня не могла издавать такой чувственной и проникновенной мелодии, как драконьи крылья, режущие воздух у тебя за спиной. Ни одна тальхарпа не разносилась настолько далеко, как рокот драконьего рыка в облаках. И ни один сладкоголосый бард не погружал тебя в транс настолько глубокий и чудный, как это делала высота, когда ты мог увидеть спины птиц, парящих под тобой, и зарождение утра задолго до рассвета.
Именно поэтому перед каждым полетом с Солом я трепетала, как перед самым первым, растирая мурашки на дрожащих от предвкушения руках. В этот раз мурашки тоже были, но не приносили и толики удовольствия. Ведь, застегивая на голенях ремни летного костюма, я впервые отправлялась не в путешествие, а на войну.
Сердце, налитое тяжестью от осознания происходящего, давило на ребра, почти физически мешая мне наклоняться и завязывать сапоги. Казалось, если я присяду хоть на минуту, то уже никогда не заставлю себя подняться. Такая дурнота была плохо мне знакома, а потому почти не поддавалась контролю. Сначала я спутала ее со страхом, но нет — тот разливался по телу холодом, а не огнем, душил, а не жег. Чувство, пожирающее меня изнутри, было куда темнее. Я поняла, что именно испытываю, лишь когда шла к башне-донжону, и хускарлы на постах приветствовали меня, громко смыкая щиты, как немое обещание защищать наш дом до конца.
Это и впрямь был никакой не страх — это была ярость.
Почему подобное снова происходит со мной? Почему я снова обязана защищаться? Почему мир снова на грани раскола? Почему нет никого, кто справится со всем вместо меня? Почему не существует молитв, которые призвали бы пламя и справедливость? Почему, почему, почему…
— Драгоценная госпожа, вы идете на поводу ущемленной гордости. Что, если так они пытаются выманить вас?
— Значит, их попытка увенчалась успехом. Для этих ярлов Солярис ничем не лучше собаки, а я не лучше ребенка, отобравшего корону у взрослых. Так пускай узрят последствия своих ошибок.
Гул фальшард и шагов хирда, марширующего за мной и Мидиром через весь замок, пробуждал во мне странную решимость вкупе со скорбью. Впервые я услышала этот звук еще в детстве, когда несколько приморских городов отказались платить херегельд[9] и поднялись против единовластия Дейрдре, из-за чего отцу пришлось покинуть меня и уйти в новый поход. Его же я слышала всю прошлую ночь, пока, отказавшись от сна, бесцельно расхаживала по замку в тревожном ожидании утра и новых вестей. Этому предшествовал самый долгий совет в моей жизни, когда Мидир, Гвидион, Солярис, Маттиола и Ллеу разбирали каждый возможный исход моего непродолжительного правления. Мне даже почти удалось смириться, что взаимоуважение все-таки не станет моими поводьями в управлении Кругом. Ими, как и при отце, станут страх и смерть.
— Но это еще не война, госпожа! Солярис выразился неверно. Это скорее… набеги. Ни Фергус, ни Немайн не поднимали знамен и не пересекли границу Дейрдре. Они атакуют наших людей, но на своей земле. Уничтожают форпосты и торговые пути…
— И, по-вашему, это нисколько не выходит за рамки союза?
— Разумеется, выходит. Мятежники должны быть наказаны. Просто… госпожа, вы так юны и порывисты…
— Я королева.
— Юная королева.
— Сколько было моему отцу, когда он впервые поднял против врага меч? — спросила я с вызовом.
— Четырнадцать, — ответил Мидир неохотно.
— За свою жизнь он вел хотя бы одну войну, в которой не принимал непосредственного участия?
— Нет, — снова ответил тот, скрипнув зубами.
— Кто-то из королей и королев прошлого, не считая Дейрдре, летал верхом на драконе?
В этот раз ответ был настолько очевидным, что Мидир не стал давать его вовсе. Будучи советником, он беспокоился о сохранности туатов, но, будучи моим негласным опекуном, он точно так же беспокоился и обо мне. Так чувство долга боролось с родительской опекой в нем целых пять минут, пока первое наконец-то не восторжествовало.
— Хорошо, — сказал Мидир. Первые лучи зачинающегося рассвета, искаженные витражными окнами, расписывали коридоры ягодными красками, но на его лицо ложились мрачными тенями. — Наши дружины, собранные из военнообязанных пограничных городов Дейрдре, движутся к Свадебной роще. К полудню вы с Солярисом должны быть там, чтобы…
— Что? — переспросила я, оступившись на ровном месте. — Свадебная роща?
Только вчера я показывала это место на карте Тесее, а уже сегодня собиралась показать ее целому войску. Ах, как же любит судьба потешаться! Поросли белоснежных лепестков — божественная краса, взращенная человеческой рукою… Похоже, сегодня она окропится кровью.
— Да, этим утром войско Фергуса разбило там лагерь, — подтвердил Мидир, и желваки заходили на его заросшей рыжей бородой челюсти. Я тоже стиснула зубы: мало того что они посмели напасть на соратников в день сейма, так еще и священную землю Кроличьей Невесты осквернили! — Судя по всему, они планируют вместе пойти на Брикту, крепость, куда свозится весь херегельд и с Фергуса, и с Найси. Ярл последнего крайне обеспокоен, ведь это в нескольких лигах от его границ… Потому и надо защитить Брикту в первую очередь. Мы не знаем точно, сколько фергусцев готовится к осаде, но разведчики насчитали порядка двух тысяч.
Мидир вдруг замолчал и наклонился к подбежавшему разведчику, который, взмыленный и с нагрудником набекрень, принялся судорожно докладывать ему принесенные с вороном новости. По тем проклятиям, которыми Мидир погнал несчастного гонца прочь, несложно было догадаться, что за дурной вестью о начале войны пришли вести и того хуже.
— Говори, — тут же потребовала я, уже готовая ко всему.
— Войска Немайна разграбили приморский тракт. Мы потеряли все специи, вина и шелка, которые везли по нему караваны из Ши. А жители всех прилежащих к тракту деревень угнаны в рабство, — сообщил Мидир сдержанно, хотя латунные перчатки на его сжатых кулаках скрежетали. — Летний Эсбат — время безмятежное, спокойное… Время подбирали тщательно, да и действуют скоординированно — явно долго планировали, как перерезать себе пуповину. Малодушные свиньи! Всего два туата, а столько хлопот!
