— Томящийся в клетке реальности, отринь порок не-жизни и изыди во тлен! Именем света...

Его ладони засветились, дух визжал и медленно оседал на пол, Ки Рэн била ногами в дверь, руками вылавливая из карманов бобы и запихивая в рот, выплюнула на свой ботинок и ударила ещё раз — двери распахнулись. Она цапнула монаха за халат и побежала.

По брусчатке перед ней поползли волосы, стали цепляться за ноги, монах споткнулся и упал на колени, но мантру читать не прекратил. Ки Рэн намотала его халат на ладонь и забросила на спину через плечо, как будто он был мешком, и опять побежала.

Дух визжал, за спиной что-то с грохотом рушилось, потом впереди стал рассыпаться каменный забор, раскатываясь кусками, которые попадали под ноги и замедляли темп. Монах начинал весить всё больше, ленты волос ползли уже настолько далеко впереди, что Ки Рэн поняла, просто убежать не выйдет. И остановилась. Поставила монаха ровно, плюнула на ладони и встала перед ним, размазывая остатки бобов по костяшкам и глядя на стремительно летящую в ореоле волос зубастую Ху Мэй.

— Монах, соберись! Тебя-то сожрут, а мне с этой козой в склепе сидеть, пока от голода не сдохну. Сто золотых дам!

— Именем света, священного и непорочного...

Сияние за спиной бросило на дорожку её длинную растрёпанную тень, Ху Мэй замедлилась и закрылась от этого света рукавами, начиная шипеть, но продолжая наступать, хоть и гораздо медленнее.

— Пацан, у меня три удара. Либо ты за это время её упокоишь, либо не поминай лихом. Я пошла.

— Именем света...

Голос монаха дрожал, вместе с ним трепетал свет за спиной, заставляя тень метаться из стороны в сторону. Ху Мэй парила на такой высоте, что ударить её можно было только в живот, и Ки Рэн ударила, с разбега, правой, левой, и ногой с разворота. Ворох шёлка упал на землю, завизжал и пополз, перебирая толстыми прядями волос, как паук. Ки Рэн попыталась пнуть этот ворох ногой, но нога прошла насквозь — бобы кончились.

— Валим, быстро!

Она побежала к монаху, уже протягивая руку, чтобы схватить его и потащить, когда её цапнула за ногу прядь волос и дёрнула вверх, а Ки Рэн успела только извернуться в воздухе, чтобы приложиться о камень дорожки плечом, а не головой. А потом в глазах вспыхнули такие искры, что она потерялась на какое-то время, а очнувшись, поняла, что лежит на камнях у ног монаха, а он затыкает бутылку пробкой и говорит окончательно охрипшим голосом:

— Именем света, упокойся в мире.

Вокруг стояла такая тишина, как будто они были в заброшенном дворце посреди ночи. Ки Рэн осторожно улеглась обратно на камни, перевернулась на спину и стала смотреть в небо, постепенно начиная ощущать усталость и боль. Попыталась найти глазами монаха, он стоял с банкой в руках и смотрел, как внутри беснуется серый туман, то складываясь в форму женской фигуры, то опять рассыпаясь.

Ки Рэн осторожно перевернулась и села, с тихим стоном заявляя:

— Капец же ты кабан, а с виду такой тощий. Блин, я поясницу потянула, по ходу. Чёрт...

— Давайте я заговорю, — вздохнул монах, опускаясь на колени рядом с ней и прикладывая ладонь к её спине: — Именем света, да пребудет в сей плоти жизнь и в сем духе сила. Лучше?

— Да, — она с удивлением повела плечами и встала, размяла спину, — круто. Спасибо.

— Больше ничего не хотите сказать? — он выглядел хмуро и обиженно, она развела руками:

— Большое спасибо.

— Вы хотели скормить меня призраку!

Ки Рэн подняла указательный палец:

— Не призраку, а прекраснейшей Ху Мэй. Добродетельной и чё-то там ещё такое, сопливое. Она красотка, чего ты? — Монах стрельнул глазами на её грудь и отвернулся, опуская голову, Ки Рэн протянула: — Или ты не фанат йанской тощей красоты? Предпочитаешь пышные северные формы? Это не порок, расслабься.

Она похлопала его плечу и махнула рукой в сторону ближайшей калитки. Монах опустил голову и пошёл следом, иногда вздыхая и шмыгая носом, потом решился и сказал:

— Вы поступили очень плохо.

— Как же я это переживу? — закатила глаза Ки Рэн. Пнула ногой калитку и придержала её для монаха, который нёс бутылку двумя руками, улыбнулась без издёвки и сказала серьёзнее: — Зато теперь у тебя есть бесценный опыт. И баблишко. По поводу сотни я пошутила, но двадцать дам. Сейчас быстренько вытрясем бабло из магистрата, я с тобой расплачусь и отпущу с миром, ты меня больше никогда не увидишь, обещаю. И на всю жизнь запомнишь, что верить на слово чужим тётям и идти с ними в заброшенный дворец с призраками не надо, это опасно.

Монах надулся и молчал всю дорогу до дома магистрата, и переговоры со стражей предоставил ей, только банку показывал всем желающим.

Добиться того, чтобы столь почтенного чиновника разбудили среди ночи, оказалось не просто, но спустя полчаса магистрат стоял перед ними в своём кабинете умытый и причёсанный, хоть и в халате, и смотрел на беснующегося в банке духа.

— Это правда Ху Мэй?

— А вам есть разница? — вздохнула Ки Рэн. — Дух? Дух. Заточён? Заточён. Платите.

Магистрат покивал, продолжая рассматривать бутылку, вздохнул:

— Бедная девочка. А вы двое — отважные герои. Примите мою искреннюю благодарность.

— Я бы лучше тысячу золотых приняла.

— Ах, простите, казна совсем пуста, — с улыбкой развёл руками магистрат, — император любит присылать приказы и не любит обеспечивать их золотом, так что... Можете подать на него в суд, если хотите, я оформлю.

— Слышишь! Ты, глист ряженый, — Ки Рэн схватила его за ворот и притянула поближе, магистрат усмехнулся и прошептал:

— Ручки убери. Будешь шуметь — позову стражу. Я знаю, кто ты такая, рыжая Ки Рэн, я давно тебя жду, мне доложили, как только заметили тебя в городе... Я ожидал, что ты придёшь отобрать сокровища нашей Мэй-Мэй, но не думал, что посмеешь явиться за наградой. Ты же любишь отхватить куш побольше, а налогов платить поменьше, да? Я всё про тебя знаю, «археолог». Так что веди себя прилично, ради твоего же блага.

— Я сейчас ради своего блага банку с духом открою, и посмотрю на твоё лицо.

— Я не позволю, — решительно, хоть и хрипло заявил монах. — Её дух должен упокоиться с миром, это задача храма.

Ки Рэн посмотрела на парня с большим-большим желанием дать по шее, отпустила магистрата и отвернулась. Чиновник поправил халат и сладко улыбнулся:

— Вот, мальчик — молодец. Хотя, какой он теперь мальчик — настоящий боевой монах, закалённый! Ты отнесёшь нашу Мэй-Мэй в храм, мой дорогой?

— Нет, я хотел просить вас... — монах замялся, краснея всё больше, потом опустился на колени и перехваченным голосом сказал: — Пожалуйста, освободите меня от сана.

Магистрат поражённо всплеснул рукавами и побежал поднимать с колен свежеобретённого экзорциста, а Ки Рэн убедилась, что на неё никто не смотрит, и тихонько сунула себе в рукав золотой нож для писем, лежащий на столе магистрата. А потом золотую чернильницу. Пресс-папье с нефритовым тигром пришлось совать за пазуху — в рукав не влезло, а драгоценные механические часы в тяжёлом корпусе из малахита с резным перламутром вообще оставалось только держать за спиной двумя руками.

Монах стоял на коленях и просил во имя света быть милосердным, магистрат квохтал над ним и размахивал руками, как курица-наседка:

— Ну почему? Как можно?! Такой успех! Это начало большой карьеры, вы представляете, настолько вы станете востребованы, благодаря новому закону! Такой опыт! Никак невозможно, нет! Храм мне этого не простит!

— Я не могу вернуться в храм.

— Почему?

— К сожалению, я не смог сдержать обет. После того, что произошло этой ночью... — он бросил несчастный и обречённый взгляд на Ки Рэн, покраснел и опустил голову, сознаваясь: — Я обязан жениться, и я планирую это сделать незамедлительно, как приличный человек.

Магистрат замер с раскрытым ртом, монах посмотрел на него виновато и непреклонно:

— Магистрат? Вы поможете мне искупить мой грех и защитить честь госпожи?

Ки Рэн тоже стояла с раскрытым ртом и всей душой надеялась, что это такая шутка, или, в крайнем случае, месть. Магистрат начал сально улыбаться, окинул взглядом Ки Рэн, вздохнул и покачал головой: