«Нам предстояло научиться летать на реактивных самолетах, которые уже прочно вошли в повседневный быт советской авиации, – пишет в воспоминаниях Гагарин. – Было интересно узнать, что пионер реактивного летания Григорий Яковлевич Бахчиванджи, сын слесаря-механика и сам бывший рабочий, став летчиком, еще в начале 1942 года первым поднявший в небо реактивный самолет, тоже учился в Оренбургском училище летчиков. Под его портретом висело описание этого подвига и шел рассказ о том, как рабочие авиационного завода, построившие первый реактивный самолет, радостно встретили летчика-испытателя. Они подбрасывали его в воздух, обнимали, жали ему руки. Все это происходило возле плаката, на котором было написано: “Привет капитану Бахчиванджи – первому летчику, совершившему полет в новое”. О таких полетах, об эре реактивных самолетов прозорливо мечтал К.Э. Циолковский. Она уже наступила, эта новая эра, и нам, будущим курсантам, предстояло продолжать и развивать замечательное дело, которое еще в годы войны начал смелый советский летчик. Глядя на его безусое, молодое лицо, каждый из нас невольно представлял себя “однополчанином” этого замечательного пилота.
– Все уже сделано до нас, ребята, – сожалеюще сказал кто-то из нашей группы. – И война выиграна, и новая эра в авиации открыта…
Я ничего не ответил, но про себя подумал, что в Советской стране всегда есть и будет место для подвига».
«Все уже сделано до нас» – в корне неверный постулат. Жизнь – это постоянное развитие, перманентный прогресс, в котором всегда есть место подвигу. В частности, в авиации, после создания реактивных самолетов, началась работа над двигателями нового типа, которые позволяли совершать полеты на скорости, превышающей скорость звука. А 30 января 1956 года, спустя двадцать два дня после того, как Юрий Гагарин принял военную присягу, вышло правительственное постановление о создании и выводе на орбиту в 1957–1958 годах «Объекта Д» – искусственного спутника Земли массой от 1000 до 1400 килограмм, способного нести от 200 до 300 килограммов научной аппаратуры. По причинам, которые вряд ли нуждаются в комментариях, космическая программа была строго засекречена, так что курсанты Первого Чкаловского училища не могли знать об этом постановлении, но всем было ясно, что человечество стоит на пороге космических открытий. О полетах на Луну или на Марс рассуждали как о событиях ближайшего будущего – скоро, очень скоро, мы узнаем, какие тайны скрыты на обратной стороне Луны, и есть ли жизнь на Марсе…
Но пока курсанты училища втягивались в новую жизнь. Для Гагарина адаптация была относительно легкой, ведь он был дисциплинированным человеком, привыкшим к строгому распорядку общежитий. «Мне не надо было привыкать к портянкам и сапогам, к шинели и гимнастерке… – пишет Гагарин. – Меня радовало, что все в части происходит по расписанию, в точно установленное время: и работа, и еда, и отдых, и сон. Меня ни чуточки не тяготило, что это повторялось изо дня в день». В клубе училища дважды в неделю показывали кинофильмы, а по воскресеньям устраивали танцевальные вечера, привлекавшие городских девушек. Еще бы – столько потенциальных женихов, да каких – будущих офицеров-летчиков! Гагарин писал Дмитрию Мартьянову, что «танцует вовсю». Неписанные традиции рекомендовали курсантам военных училищ выбирать жен во время обучения, пока есть хороший выбор, а то мало ли куда пошлют потом служить, могут и в такое место, где выбора вообще не будет. Девушек, в свою очередь, привлекал статус жены офицера, хорошее материальное положение (молодой офицер получал примерно вдвое больше молодого инженера), да и то, что командование крайне неблагосклонно относилось к разводам офицеров, тоже принималось во внимание.
«Где порядок, там удача», – говорят в народе. А еще говорят, что «дураки только в сказках удачливы». Так оно и есть, поскольку везет обычно умным и организованным людям. Вышло так, что по состоянию здоровья было отчислено значительное число учащихся второго курса. Пока шла теоретическая подготовка, все было хорошо, но, когда начинались регулярные полеты, выяснялось, что у одних на высоте начинаются проблемы с сосудами, другие теряются и не могут уверенно управлять машиной, а третьи попросту боятся настоящей высоты, одно дело с парашютной вышки прыгать и совсем другое – с двух или трех километров. Из-за большого оттока второкурсников, Гагарина перевели в группу с двухгодичным сроком обучения, так он «сэкономил» один год, что было весьма ценно, поскольку из-за перерыва в обучении, вызванного пребыванием в оккупации, он на два года отставал в учебе от своих сверстников. Примечательно, что из всей группы выпускников Саратовского аэроклуба, «повезло» только нашему герою. Кавычки здесь к месту, поскольку дело было не в везении, а в отличных оценках курсанта Гагарина и в том впечатлении, которое он произвел на руководство училища (на первом году учебы Юрий стал командиром классного отделения, а затем был назначен помощником командира взвода). В результате Юрий Гагарин был выпущен из училища в октябре 1957 года.
Но были у курсанта Гагарина во время учебы и проблемы. Налетав положенное число часов на учебных самолетах – различных модификациях хорошо знакомой ему машины Як-18, он пересел на боевой самолет МиГ-15бис и никак не мог освоиться с управлением. В частности, никак не получалось отладить посадку. Всякий раз Гагарин производил ее с высоким выравниванием или, как еще говорят, «с высоким профилем», а это считается грубым нарушением. Самолет заходит на посадку с наклоном и выравнивать его нужно у самой земли, так, чтобы при сбрасывании скорости он мягко опустился на нее, а Юрий выравнивал самолет раньше, чем следовало, поскольку невысокий рост ухудшал обзор и не давал возможности правильно определить расстояние до земли.
Как бы объяснить, чтобы было понятно? Представьте, что с малогабаритного легкового автомобиля вам пришлось пересесть за руль гоночного суперкара. Наверное, вам долго придется осваиваться с управлением, даже если вы – прирожденный водитель. То же самое произошло и с нашим героем, который с учебного винтомоторного низкоплана пересел в реактивный самолет второго поколения… «Многое из усвоенного раньше теперь предстало в ином свете, – пишет Гагарин, – иная техника, большие скорости, высокий потолок, другие расчеты, новый подход к делу».
«Юрий Гагарин по теоретическим дисциплинам учился только на пятерки, что касается полетов на МиГ-15бис, были серьезные затруднения, – вспоминал полковник Иван Михеевич Полшков, командир 817-го учебного полка, в котором проходил летную практику курсант Гагарин. – Мне приходилось трижды летать с ним на предмет выпуска его самостоятельно. И трижды я отклонял выпуск по неподготовленности. Частично малой успеваемости в полетах способствовал малый рост Юрия, 1 метр 62 сантиметра, что затрудняло определение расстояния до земли при посадке. Были и другие причины, связанные с его способностями. Качество полетов и после выпуска было посредственным. Стоял вопрос об отчислении его из училища. Был оформлен материал об отчислении. Но когда инструктор Колосов прилетел с полевого аэродрома и попросил меня продолжить обучение Гагарина, мотивируя тем, что Гагарин слезно просит разрешить ему летать, я оставил его для продолжения обучения».
Упомянутый инструктор Колосов – это старший лейтенант Анатолий Григорьевич Колосов, о котором Гагарин пишет в своих воспоминаниях.
«Я попал в экипаж… Колосова, который и научил меня летать на реактивном самолете… Наконец наступил долгожданный день первых полетов на “МиГах”… Вслед за Колосовым я сажусь в кабину.
– Есть, пламя! – лихо докладывает техник.
И вот уже чуть подрагивающая от нетерпения машина разбегается по взлетной полосе. Не успел я, что называется, и глазом моргнуть, как высотомер показал пять тысяч метров. Это тебе не “Як-18”, как же летать на такой стремительной машине с большим радиусом действия, головокружительной высотой, увеличенной скоростью и огневой мощью? А Колосов, словно не ощущая возникшей перегрузки, уверенно, рукой мастера повел “МиГ” в зону и виртуозно проделал несколько пилотажных фигур.
