Леся ожидала вопросов. Можно было не сомневаться, молва успела разнести новость о постыдном побеге из хора. Сквозняк, проскользнувший в дом вместе с Лесей, потревожил мелкие кудряшки у маменькиной шеи, словно шепнул: «Она здесь». Но маменька даже не шелохнулась, продолжила молча выгребать золу из печи. Дурные предчувствия зашевелились у Леси в душе.

– Письмо от папеньки? – выпалила Леся ту, что беспокоила больше других.

Маменька обернулась. Рукава платья закатаны, на переднике следы сажи, светлая волнистая прядь выбилась из-под платка и заслонила глаза, на лице – след печали.

– Писем не было.

Леся опустила напряжённые плечи. Значит, с папенькой всё хорошо. Что тогда? Маменька заговорила, не дожидаясь дальнейших расспросов:

– Слышала вести о Кимли? – Леся помотала головой. – Там каменный град. Снова. Второй за месяц.

– И что? – спросила Леся. Новости не касались их семьи, и радость перевесила чувство сопереживания, которое взращивала в Лесе маменька.

– Как не поймёшь? – в уставшем голосе зазвучали недовольные нотки. – Люди страдают. Остаются без крова, теряют всё, что имели. Чудом никто не погиб. У Соломеи Егоровны родные до смерти перепугались прошлый раз. Глыба поломала крышу, и ладно в соседний огород угодила. А ты говоришь «и что?».

Леся виновато переступила с ноги на ногу. Конечно, к Соломее Егоровне любви Леся не питала, да и маменька тоже. Но как можно забыть о сочувствии, когда люди остаются без домов. И это осенью на северном-то побережье.

– Однажды тучи придут к нам, – самой себе сказала маменька. – Пора бы просветлённым вернуться.

Леся вздрогнула. Выходит, маменька верила, что просветлённые ещё придут? Может быть, рассказать ей о шаре – вдруг это знак? Леся несколько раз открыла и закрыла рот, как вытащенная из воды рыба, но заговорить так и не решилась. Маменька, судя по всему, разговаривать тоже была не намерена. Леся ушла в свою комнату. Новости о Кимли наверняка наполнили город, и никто о Лесе не вспомнил, а, значит, неприятности сегодня не грозят.

В комнатке жарко горела печь. Леся зажгла свечу и принялась выкладывать содержимое сумки. Шар припрятала на одной из полок среди деревянных и тканевых кукол, шкатулок и прочих мелочей. Шар вновь стал приятным на ощупь. Отогрелся, наверное. Но сейчас было не до него. Кукольное блюдце, служившее Тимоше кормушкой, пустовало. Насыпав горсть ягод, Леся поняла, что могла наколдовать ежевику и избежать неприятностей. И как не сообразила?

Ужин прошёл тихо, в напряжённой задумчивости. Леся перебирала в памяти события вечера, маменька думала о своём и часто едва заметно вздыхала. Закончив с посудой, Леся выучила уроки, наскоро зашила сумку и, утомлённая, повалилась на кровать. Шар просветления незримым призраком лежал на полке. Леся не видела его, но знала, что он там.

Переборов усталость, она поднялась на колени, доползла до спинки кровати и протянула руку за новообретённым сокровищем. Шар слабо поблёскивал в скудном свете, пробивавшемся из-за заслонки печи. Приятно-тяжёлый, слегка прохладный, как раз по руке. Лесе вспомнилась старая присказка: «Шар в руку попал – миру сердце отдал». Так говорили о богатых людях. Напоминали: нужно делиться тем, что имеешь, потому как удача приходит не случайно. От накатившего озарения Леся подпрыгнула. Кровать застонала, и Леся поторопилась слезть на пол, усидеть на месте сейчас всё равно бы не получилось.

– Тимоша, как же я сразу не поняла! – возбуждённо зашептала Леся, прохаживаясь перед клеткой со спящим звероптицем. – Сперва нужно было наколдовать что-нибудь для других, что-нибудь полезное, и уже потом для себя. А я… Присказка про шар, это ведь о просветлённых.

На время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в печи. Мысли разгорячёнными лошадьми проносились мимо, Леся старалась не спугнуть их. Побеспокоенный Тимоша ненадолго вытащил голову из-под крыла, убедился, что опасности нет, и снова уткнулся узкой мордочкой в перья. Заснуть звероптиц не успел, голос хозяйки вновь зашептал:

– Вот почему так произошло. Шар исполнил два моих желания, потом я пошла в лес, и там шар воплотил мои страхи. Но, Тимоша, если я сделаю что-нибудь полезное, шар же не рассердится. Я смогу колдовать, и со мной ничего не случится.

Когда рассуждения выстроились в ряд, Леся оживилась.

– Тимоша, давай я что-нибудь для тебя сделаю. Чего ты хочешь?

Тимоша вздрагивал и распушал перья, показывая, что не прочь натянуть одеяло до самых глаз и на боковую, чего и хозяйке желает. Но Леся не отступала.

– Давай, я тебе хвост поправлю, – предложила она.

Хвост Тимоша повредил несколько дней назад во время чистки. Обычно звероптиц зажимал каждое перо в пасти и протягивал через получившуюся щётку из зубов. В тот раз Тимоша сжал челюсти так сильно, что бо̀льшая часть перьев поломалась и выпала. Управлять полётом с тех пор стало почти невозможно, не то что приземляться на что-то у̀же стола.

Леся примостилась на краешке кровати, сжала шар покрепче и зажмурилась. Когда открыла глаза, Тимошин хвост удлинился и потолстел. При этом голова питомца покоилась под крылом: Тимоша ничего не почувствовал. В немой радости Леся тихонько попрыгала, стараясь не шуметь, поцеловала шар и вернула его на полку. Завтра Леся всё исправит: хор, школу. Только придётся пораньше встать, вдруг Тимошиного хвоста недостаточно и нужно наколдовать что-нибудь ещё. С радостными мыслями Леся забралась под одеяло и закрыла глаза, чтобы поскорее заснуть.

Утро началось лучше некуда. Ещё не рассвело, а Леся была на ногах. Первым делом проверила шар – он по-прежнему лежал на полке; вторым рассмотрела Тимошу – хвост оказался в полном порядке. Леся торопливо умылась холодной водой из кувшина, пригладила щёткой волосы (косичку заплетать не стала, шар уж точно надёжнее), застелила постель, оделась – ничего не должно отвлекать от колдовства. Раздвинула шторки, впуская робкие первые лучи – предвестники дня. И радость мгновенно улетучилась.

На столе лежала тетрадь с обгрызенным уголком. Леся повертела её в руках. Обложка была прежней: немного потёртой, местами помятой. Колдовство не сработало. Леся присела, чтобы разглядеть пол. Скопившаяся под кроватью пыль, потемневшие половицы. Шар не действовал.

«Как ты мог! – злилась Леся. – Только испортил всё. А исправлять теперь мне, выходит. Вот почему тебя вышвырнули в окно, ты такой никому не нужен!» Слёзы обиды готовились вскипеть на глазах, но Леся одёрнула себя: «Некогда плакать. Может, маменька права, и просветлённые вернутся, пусть тогда исправляют, что натворил их шар. А вдруг они уже там? Как Азик говорил, “откуда тогда исчезающий город?” Вот я проверю откуда. Буду стучать, пока не откроют».

Дожидаться маменькиного пробуждения Леся не стала. Закуталась в салоп и уверенно зашагала навстречу злополучной башне. Выдувала ртом облачка пара и представляла себя огнедышащим змеем, очень злым змеем. Колонна, обычно заметная издалека, этим утром пряталась в тумане, словно боялась надвигающейся грозы.

Площадь перед башней оказалась совершенно пустой. Что, в общем-то, не было редкостью в любое время дня. Никто не говорил об этом, но имтумцы побаивались колдовского строения и старались реже оказываться рядом. Слишком много тайн хранила в себе Колонна.

Леся шла по мостовой и отчётливо слышала звук собственных шагов. Какое-то время туман-заговорщик пытался прикрыть собой каменную знакомую, но чем ближе подходила Леся, тем прозрачнее он становился. Ещё у скамеек Лесе показалось, что там, где должен быть вход, появилось тёмное пятно. Несмотря на сырость и утреннюю прохладу, Лесю бросило в жар: Колонна встречала её.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.