Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Вы имеете в виду море?

— О да. Маму Изабеллу. У скизмутов множество городов на морском дне. Это прекрасные города, выстроенные из белого камня.

— Вы их когда-нибудь видели?

— Что ты, нет, конечно! Дети, родившиеся от смешанных браков с людьми, уже во втором поколении не могут дышать под водой, и плавать им тяжело. Окажись я глубоко под водой, я бы утонула, как любой из людей. Как ты.

— Получается, вы можете жить только на суше?

— Почему же? На палубе парусника, как можно ближе к морю. На груди у мамы Изабеллы, в ритме ее дыхания.

— Так может, этих долларов вам с Руфусом как раз и хватит, чтобы купить лодку?

И Кэнди решительно протянула Изарис банкноты в десять и один доллар, оставив шесть себе. Изарис громко и так заразительно рассмеялась, что маленькая Майза, глядя на нее, тоже принялась хохотать.

— Одиннадцать долларов? Одиннадцать! Да на них можно купить две парусные лодки! Даже три! Это же около десяти патерземов. Да нет, больше! — Изарис внезапно нахмурилась и с тревогой спросила: — Но ты в самом деле решила мне их подарить? Ты хорошо подумала?

— Они ваши. И я не отберу их назад, если вы это имеете в виду, — заверила ее Кэнди, которой все еще с трудом верилось, что столь ничтожная сумма может стать источником таких бурных чувств. Подумать только, какие-то жалкие одиннадцать баксов!

— В таком случае я сейчас же потрачу небольшую часть вот этого, — сказала Изарис, бережно подняв двумя пальцами долларовую бумажку. Десять долларов она спрятала за пазуху. — Надо купить еды. Дети сегодня еще ничего не ели. Да и ты, наверное, тоже. — Глаза ее светились радостью, и от этого их серебристый блеск — наследие скизмутов — сделался еще заметнее. — Ты приглядишь за малышами, пока я сбегаю в лавку?

— Конечно, — сказала Кэнди.

Только теперь она почувствовала, что буквально умирает от голода.

— Майза, детка!

— Что, мам?

— Ты будешь хорошо себя вести, будешь слушаться леди из Иноземья, пока я схожу за молоком и хлебом?

— Ладушки! — ответила Майза. — Фсяные ладушки!

— Ты этого хочешь? Купить тебе овсяных оладушков с семенами ногги?

— Ладушков с семенами ногги! Фсяных ладушков с семенами ногги!

— Я быстро, — пообещала Изарис.

— Не волнуйтесь, мы подружимся, — улыбнулась Кэнди, опускаясь на корточки рядом с ребенком. — Правда, Майза?

Девочка светло улыбнулась. Зубы у нее были полупрозрачными, с легким налетом синевы.

— Фсяных ладушков с семенами ногги! — заявила она. — Не дам!

Абарат: Первая книга часов - abarat_Page_137.jpg

КРИСТОФЕР ТЛЕН

За долгие годы преданной службы Кристоферу Тлену Мендельсон Остов великолепно изучил внутреннее устройство Двенадцатой башни на острове Горгоссиум. Он мог бы с закрытыми глазами пройти через кухни в комнаты для гаданий, отыскать дорогу в подвалы, Черную часовню и залы Слез.

Но сегодня, возвратившись на остров с известием о том, что он упустил решительно все и вся (Ключ, Хвата и его сообщницу, девчонку по имени Кэнди), Остов получил приказание от своего господина, которое тот передал через слугу, тупоголового Нава, — явиться с докладом в помещение, где ему не случалось бывать еще ни разу: в Большую библиотеку, располагавшуюся в верхней части башни.

Остов покорно побрел в библиотеку. Она оказалась огромной, он никогда еще не видел таких просторных помещений: круглый зал во всю ширину башни, без окон, с полками, тесно уставленными книгами и поднимавшимися ввысь футов на сорок.

Там он и стал ждать своего господина. На душе у Остова было скверно, хуже некуда. Одет он был в длинный, изрядно потрепанный плащ, подбитый мехом молодого оборотня, но даже в этом теплом одеянии Остову было зябко. Он изо всех сил стиснул челюсти, чтобы не стучать зубами от ужаса. Ему было хорошо известно, что при встречах с хозяином страх свой следует по возможности скрывать. Кристофер Тлен бывал особо жесток со своими приближенными, если чувствовал, что его боятся.

Мендельсон не раз становился свидетелем жестоких выходок Тлена. Порой во время прогулок по лабиринтам Башни Остову чудилось, что из-за каждой запертой двери до него доносятся жалобные крики, рыдания и мольбы о пощаде. Это стенали пленники Тлена. Даже сегодня, взбираясь по ступеням лестницы, которая вела в Большую библиотеку, он мог поклясться, что из наружной стены к нему взывает голос существа, навеки замурованного в ее толще, в тесном, темном пространстве, и молит о глотке воздуха, о корке хлеба, о милосердии.

Но кому, как не Мендельсону, знать, что в подобном месте смешно и нелепо даже помышлять о милосердии! Под сводчатыми потолками Двенадцатой башни, испещренными изображениями, при одном взгляде на которые пробирал ужас, разыгралось немало кровавых трагедий, немало чудовищных сцен, и ни одна из жертв, очутившихся тут, не была помилована.

У Остова отчаянно разболелся обрубок изувеченной ноги, однако сесть он не осмелился, ведь Тлен мог войти в любую минуту, и, застань он своего провинившегося подданного сидящим, тому пришлось бы худо. Вместо этого, чтобы хоть чем-то себя занять, Остов подошел к одному из многих столов, разбросанных по огромному залу. На столешнице громоздились книги, снятые с полок, вероятно, по распоряжению Тлена, которому они зачем-то понадобились.

Внимание Остова привлекла одна из книг, лежавшая на высоком пюпитре. Ее он помнил с детства. Называлась она «Стишки и песенки Кологроба». Это была одна из его любимейших книг, он знал наизусть добрую половину содержавшихся в ней считалок, стихотворений и колыбельных, включая и ту славную песенку, которую он спел девчонке из Иноземья. Книга была открыта на странице с прелестной колыбельной, из тех, которые он за давностью лет успел позабыть, но теперь, едва начав читать, сразу вспомнил.

Мой маленький страшилка,
Ты мчишься во весь дух
Расковырять могилку,
Пока молчит петух.
Повесели скелеты
И танец им спляши,
Вальсируй до рассвета
В кладбищенской тиши.

Остов наслаждался чтением, он шевелил губами, не издавая ни одного звука, и перед глазами у него разворачивались милые сердцу картины детства: вот в кухне на низенькой скамеечке сидит его покойная матушка, Миазма Остов, которую окружили трое сыновей — Исчад, Мерзон и Мендельсон, и скрипучим голосом читает одно за другим сочинения Кологроба. Милая матушка! Как он ее любил! Остов вздохнул и стал читать дальше:

Мой маленький страшилка,
Чудовищен твой лик:
Летучей мыши крылья,
Как у вампира клык,
В буграх и шрамах кожа,
Хвост тонкий, как змея.
Откроешь рот, и что же?
Пугаются друзья,
Все дьяволы и черти,
— Так ты горазд орать.
— Ты юный рыцарь смерти,
Тобой гордится мать.

«Так ты горазд орать» — эта фраза на протяжении долгих лет время от времени всплывала у него в памяти, хотя он до настоящей минуты никак не мог припомнить, откуда она. Он не раз спрашивал себя, удастся ли ему в случае необходимости издать такой вопль, которого испугались бы даже дьяволы и черти.

Сделав глубокий вдох, Остов зарычал. Низкий, грозный звук наполнил помещение, отразившись эхом от сводчатых потолков. Любой враг устрашился бы, доведись ему такое услышать, подумал Остов, чрезвычайно собой довольный. Именно так он зарычит, когда поймает наконец ту девчонку. От подобного рыка у нее мозги взорвутся!

27
{"b":"90459","o":1}