Денис собрался радостно кивнуть, но бросив взгляд на знакомую дверь, внезапно передумал.

– Да, нет, баб Нюр, не надо. Давайте, я у вас сумку кину, а завтра вечером заберу, когда родители приедут.

– А чёсь, кидай. Места, чай, много не займёть, – согласилась старуха. – А сам, небось, к дружбанам своим-шалопаям рванёшь?

Она отступила вглубь квартиры, давая ему пройти в маленький пыльный коридор.

– Скидавай вон, в кладовку.

Денис, задержав дыхание, шагнул было в квартиру, но остановился. Тревога и чувство опасности не давали ему переступить порог и шагнуть внутрь заполненной полутьмой и вонью квартиры.

– Чё, замер? – Старуха быстро, словно змея, облизнула тонкие покрытые трещинками морщинок губы. – Проходь унутрь.

– Да, я…– не зная, как объяснить свою заминку, и не желая обидеть соседку, замялся Денис.

– Ноги грязные у меня, боюсь натоптать, я же знаю, как вы чистоту любите, – выкрутился он и, повинуясь импульсу, быстро отступил назад, зачем-то добавив, словно в оправдание: – А впрочем, не надо, что я буду вас утруждать, она не тяжёлая. Пойду, пройдусь по знакомым местам, может, встречу кого из старой компании.

Старуха сверкнула на него злобным взглядом.

– Ну как хочешь, милок.

И неожиданно подавшись к Денису прошамкала.

– Видала я тут недавнося, твоего дружбана. Небось помнишь, как селитру у меня под окнами жгли, да цигарки жабали?

На Дениса пахнуло давно немытым старческим телом, мочой и ещё чем-то прогорклым, он опять задержал дыхание и чуть отодвинулся, силясь вспомнить, о ком говорит бабка. Денис слабо улыбнулся.

– Это которого? Мы много с кем в кустах курили.

Ему хотелось закончить этот разговор и свалить куда подальше от дурно пахнущей старухи и от её вонючего жилища.

– Ну, как же, Лёнька Шалый, в соседском доме живёт.

Дениса опять пробил холодный пот, а в груди образовалась пустота. Лёня Шальнов, был мёртв уже года четыре как, мать писала – утонул по пьяни.

– А, нет, перепутала.

Старуха махнула сморщенной ладошкой и как-то странно посмотрела на Дениса. Показалось, что на дне её блёклых глаз, скрытых за толстыми линзами роговых очков, блеснули злорадство и… злость?

Бабка дребезжаще-противно захихикала.

– Петька это был, Шохин…

Она переступила с ноги на ногу, словно хотела шагнуть на площадку, но что-то её не пускало. Денис отступил ещё на шаг, испытывая облегчение от слов бабки.

– Ладно, баб Нюр, пойду я. – Он начал пятится к лестнице.

– Ну, иди, милок, иди.

Денис развернулся и, прыгая через ступеньку, рванул вниз.

– Дениска, стой, шальной. – нагнал его на площадке дребезжащий крик бабы Нюры.

Он обернулся. Старуха, замершая в дверном проёме, качнулась в его сторону словно собираясь выйти на лестничную клетку, но так и не переступила порог. Отсюда ему было видно только верхнюю часть её тела и оплывшее морщинистое лицо со страшно заострившимся, словно у трупа, носом и медленно плавающими за очками-аквариумами глазами-рыбинами.

– Не перепутала я, Лёнька это был, точно. Тобой ещё интересовался, ты уж зайди к нему ува…

Денис, не дослушав, опрометью бросился вниз, а вслед ему неслось мерзкое дребезжащее хихиканье.

Вырвавшись в зной летнего вечера, он отбежал под раскидистый тополь и, швырнув на землю сумку, дрожащими пальцами, едва не уронив пачку в пыль, достал сигареты. Подкурил, жадно затянулся сладким дымом. Отёр пот со лба.

Вот ведь старая ведьма, маразматичка! Напугала аж два раза подряд, он чуть в штаны не надул. Это же надо придумать – мертвец его искал. А впрочем, чего ждать от старой – всё на свете перепутала, что было вчера, что пять лет назад, что пятнадцать. Но что на него нашло? Почему испугался зайти в квартиру? Таскайся теперь по жаре с сумкой.

Денис стоял, курил и смотрел на окна своей квартиры, незаметно для себя погружаясь в прошлое.

6

– Дэн, зырь, как на тебя вон та тёлочка пялится! – жарко зашептал в ухо Саня.

– Какая? – Завертел я головой.

– Чё ты башкой, как пропеллером, вертишь! – Ладонь Шалого накрыла мой затылок. – Вон, Зоська, рыжая из 10 «Г».

Я моментально врубился, о ком говорит Лёня. Классная чикса, ничего не скажешь – тоненькая, невысокая, белокожая, с копной рыжих волос, вьющихся мелким бесом, и пронзительно-насмешливым взглядом зелёных глаз.

– Чё ты гонишь! – Сбросил я его руку. – Она на два года старше. Нужен ей малолетка.

Я стрельнул взглядом в её сторону. И впрямь с соседнего ряда скамеек на меня смотрела Зося. Она сидела чуть выше и наискось от нас, мне были прекрасно видны её круглые колени и гладкие икры.

Я сглотнул и украдкой оправил враз потяжелевший пах.

– К ней Боров клинья подбивает.

– Ну да, – согласился в момент поскучневший Лёня. – Со старшаком себе дороже связываться. Но раз на раз ты бы ему вломил.

Это было правдой, один на один я бы Борьку Лепишева уделал. Он хоть и занимался боксом и в путейскую качалку ходил, но крепко пил и водку и портвейн. А с недавнего времени подсел на травку. Федька Стуков с погонялом Сморчок, его подлиза и подпевала, учившийся с нами в одном классе, говорил, что и на гашик тоже, и вроде как на ханку, которую сам же и варил из оборванных головок мака.

Я же не курил, почти не пил, так изредка пивка за компанию со своими дружбанами. Каждое утро подтягивался, отжимался и приседал, а по вечерам пару раз в неделю ещё и кросс бегал. За это веселье надо сказать спасибо бате – бывшему офицеру погранцу, – он всё мечтал, что я пойду по его стопам и стану военным. Это он в десять лет поднял меня утром в первый день летних каникул и понеслось. Отлынивал я от сих физических экзерсисов, только когда отец куда-нибудь уезжал с ночёвкой.

Да-а, я потянулся и расправил плечи. В честной драке у Борова против меня не было шансов, но у старшака была компашка таких же, как и он, отморозков, и бить меня они будут все вместе. Но сейчас я оглядел дискач: странно, но никого старше десятого класса не было. И что вдвойне странно старшаков из путяги тоже не наблюдалось, хотя они любили такие танцули под открытым небом.

Подумав, Лёнька добавил:

– Но на тебя она пялится, зуб даю. И это не в первый раз. Помнишь, на субботнике? И на весёлых стартах. Прям глаз не сводила.

Он рассмеялся – весело и беззаботно.

– Зоська – зачётная мышка, вон как сиськи торчат. Так что имей в виду. – Он подмигнул мне.

– Пошёл ты! – вяло огрызнулся я.

Мы сидели на скамейке в «телятнике» – огороженной площадке для танцев под открытым небом, – на первой весенней дискотеке. Нетерпеливо ожидая медляка и того момента, когда можно будет потоптаться на месте в некой пародии на медленный танец. И украдкой, если повезёт и партнёрша окажется не ломакой, потискать её за задницу, а, может, даже и за грудь.

– Здорово, пацаны. – Рядом на лавочку брякнулся Витёк. – Смотрите, чё есть.

Он чуть откинул полу олимпийки и показал пластиковую полторашку «Блейзера».

– Зырьте, гранатовый, редкий. – Он причмокнул губами и шумно сглотнул. – Бабахнем, чтобы веселей плясалось?

Я с сомнением посмотрел на бутылку. Мне совсем не хотелось пить эту химическую гадость. Не дай бог, отец учует.

– Пить собрались?

От неожиданности Витка дернулся и поспешно прикрыл бутылку мастеркой.

У меня же от весёло-насмешливого голоса по спине проскакал табун здоровенных, размером с мышь, мурашек. Я медленно повернулся и упёрся взглядом в молочно-белые стройные и гладкие ноги под обрезом нереально зелёного цвета юбки.

Ноги переступили, и Зося присела, аккуратно заправив подол между ног. Теперь у меня перед глазами маячили её круглые колени. С трудом оторвавшись от их созерцания, я медленно поднял голову.

Глаза – большие, зелёные, в обрамлении мелкой россыпи золотистых веснушек, печально и серьёзно смотрели на меня.

Сглотнув ставший поперёк души комок в горле, я помотал головой.