Потом Богдана вдруг резко прекратила, утирая концами своего платка слезы и смачно сморкаясь, и достала из сумочки удостоверение и коробочку с медалью, протягивая ее Сергею.

И он вдруг почувствовал невероятный стыд и вину. Его друг ушел защищать и отдал свою жизнь, пока он наслаждался морем и молодым телом своей любовницы. И прогуливал детские пособия. Сволочь он, а не мужик.

– Я тоже пойду. – Вдруг решительно и громко произнес он.

– Ты чего? Да зачем? – Вытаращила свои огромные глаза Богдана. – Не пущу. Одного нам хватит.

– А я и спрашивать не буду. – Упрямо настаивал на своем еще не совсем трезвый Сергей.

– А дети? Сиротами хочешь оставить? – Опять попыталась отговорить его Богдана. – И Васька? Что с ней то будет?

– Ради детей и ради нее. – Опять повторил Сергей, закуривая и тряся своими кудрями. – Я что, скот по-твоему? Трус? Свинья? Друга то моего нет. Матвейки. А ?

– Ууууууууу....Господи…да за что же нам это горе то....– Опять запричитала Богдана, заламывая руки и падая на пол на колени…

Сергей не стал докуривать. Быстро достал паспорт из тумбочки. И вышел из хаты, оставляя открытой дверь, которой ударил вдруг порывисто ветер.

Богдана от этого снова завыла по покойнику, сидя на полу на коленях и бормоча что-то бессвязно.

Мама снова позвонила мне очень печальная. Это я сразу поняла по ее раздраженному голосу.

– Богдана явилась. – Начинает мама. – И все испортила.

– Детей забрала? – Пытаюсь догадаться я.

– Да. Дети то ее. Как я могу не отдать? Но ведь она все мои начинания испортит на корню. – Вздыхает мама.

– Ты сделала все, что могла. – Пытаюсь успокоить ее я.

– А толку? – Фыркает мама. – Столько сил угробила, чтобы сделать из дикарей воспитанных и послушных людей. И все коту под хвост. В первый же день начали капризничать. Падать на пол. Это малыши то. А старшие опять хамят и выделываются.

– Забей. – Отрезаю я. – Родителям с ними жить, а не тебе. Пусть сами эту кашу расхлебывают.

– Расхлебывать то всем нам. Вырастут из них изверги и люди без ориентиров и целей. – Продолжает мама тоном педагога.

– Ну а что ты можешь сделать? Ничего. Зато избавилась от нагрузки. Ты же сама говорила, что племянники педагогически запущенные. – Анализирую я.

– Да. Но я ведь выправила их. Дети перестали издеваться над собаками. И приучились к горшку, к трехразовому питанию. Руки мыть перед едой и говорить "спасибо". – Перечисляет обиженная бабушка.

– Это хорошо. Как знать, может и будут себя так же держать. – Пробую приободрить маму я.

– Да куда там! – Спорит со мной она. – Как только увидели Богданку, один навалил в штаны сразу, другая описалась. Третья от моей еды демонстративно стала отказываться и суп вылила на пол.

– Зато теперь у тебя тишина и покой. А у Богданы будет вся эта головная боль. Она всех забрала? – Уточняю я.

– Ага. И Васькиных тоже. – Печально произносит мама. – Кого мне воспитывать теперь? Я Марка заберу у Златы. Буду хоть тем дитем заниматься.

– А как он? – Интересуюсь я.

– Опять почему-то в интернат его отправили из больницы. – Говорит мама. – Злата совсем о нем не думает. А я что? Я всего лишь бабка, которой не дают заниматься воспитанием.

– У тебя Урсула есть. – Вспоминаю я.

– Она не слышит меня. Это запущенный вариант. – Вздыхает бабушка. – Живет у меня. Ничего делать не хочет. Ест. Толстеет. Болеет. Опять ушла на больничный после того, как Сергей ей по морде надавал. И мало. Надо было хорошенько отлупить ее, чтобы всю любовную дурь из нее выбить.

– А сам Сергей? – Опять я.

– Да что ему то? Развлекся и теперь снова порядочным стал. В детей вцепился мертвой хваткой. И вроде контракт хочет подписать. – Перечисляет мама.

– А дети? Василина в больнице? – Узнаю подробности я.

– Никак она, бедолага, не очухается. Сильно этот любовник Златы ее ножом порезал. По горлу прошелся. В грудь тыкал, изверг. Девка то инвалидом может остаться, если выживет. Горе то какое. У них сплошные неприятности. Вот как дом потеряли, так и болтаются по свету. – Сетует мама.

– Ужас. А ведь на ее месте могла быть Злата. – Подчеркиваю я.

– То то и оно. – Поддерживает меня мама. – А она не верит. И запила от утраты. Горе то какое. Не прибил совсем мужик. Вот скажи, почему бабы то такие дуры? На передок то слабы как?

– Ну не все же! Ты у нас умная. – Смеюсь я.

– А чего смешного? Я что не права? – Обижается мама. – Ну какого лешего она ноги перед ним раздвигала? Муж герой. Езжай к нему в госпиталь. Дети черт знает где. Одна по рукам пошла. Второго лупасят день у день. Ты мать или потаскуха? Мужика надо. Да таких пороть надо безбожно!

– Ну ты и садистка! – Восклицаю я.

– Ну вот посуди сама. Кровиночку мою один таскал по побережью и отлупил. Потом второй чуть не завез неизвестно куда. Еле отмазали с дедом. И с сыночком то. Третий снова руку поднял. А еще один просто развлекается. А женится на своей. Обидно! – Грохочет в телефон бабушка.

– Опыта у нее нет. – Пытаюсь защищать племянницу я.

– Да дело не в опыте. А в слабости на передок то. Как увидят мужика, так и раскорячатся. Тьфу ты…– Горячо произносит мама. – Мужики зачем нам? Чтобы пользу приносить. Деньги. Заботу. Комфорт. А от этих одни проблемы. Мордобой. Болячка позорная. Да дети внебрачные, от которых потом сбегут, будь уверена. А все почему? Бабы – дурыыыы…

– Такова природа наша. Верим. Влюбляемся не в тех. – Мямлю я.

– Это не влюбленность. А гормоны. И чтобы их не было, таким вот дурехам надо, как кошкам от охоты, таблетки прописать. – Выносит вердикт мама.

Потом она долго еще плюется и недоумевает, как можно так доверять мужчинам и зачем их любить. И уходит читать акафисты и псалмы. И контролировать папу, вздыхая, что уже холодает. И за осенью наступит зима.

Очень холодная на юге. Из-за сырости. И ветра, дующего с моря. И гор, которые закрывают солнце.

От скуки Урсула сидит на лавочке под большим ореховым деревом у бабушки на улице. Еще тепло, но уже осень. И вовсю цветут астры и георгины и виноград зреет и пьянит воздух своим винным ароматом. Она курит, украв сигареты из блока своего дяди Ильи и рассматривает машины, которые проезжают по федеральной трассе к морю.

Рядом стоят знаки, которые показывают, сколько километров до Сочи. Но есть развилка, а потому водители не совсем понимают, куда ехать, и всегда сначала заезжают к бабушке в так называемый карман, который образовывается у двора.

Спрашивают, как доехать. Или прячутся от сотрудников ДПС за кустами. А потом разворачиваются и объезжают этот пункт. Или еще чем-нибудь интересуются, например, кто сдает квартиры, как проехать к водопадам в горы, к святым источникам. Или просят налить воды, когда очень жарко и дедушка выносит шланг на улицу, чтобы заняться грядками.

Урсула курит и отвечает на вопросы проезжих, которые запутались в незнакомой местности. Иногда выходят соседки и тогда она прячет сигарету, чтобы те не донесли бабушке о том, что она курит у всех на виду. Так не принято.

На этой же трассе всегда стоят проститутки, которых мама отлично знает по именам. Она ужасно общительная и любопытная. У нее есть еще одна цель – иметь козырь в рукаве на какого-нибудь приличного мужа, который был замечен в таком развлечении.

Если какая-то соседка начинает ее донимать, она называет место, где сейчас находится ее муж, какой-нибудь послушный пенсионер, на которого сроду не подумаешь.

Мама с удовольствием наливает девочкам с трассы воду из шланга в пластиковые бутылки и задает наводящие вопросы. А также внимательно следит, с какими номерами останавливаются машины.

Это занятие не мешает ей потом помолиться о всех грешниках.

Поскольку Урсула не имеет привычки выглядеть скромной и как подобает в той местности, в которой женщина должна закрывать руки и голову, чтобы ее не украли, то мою племянницу часто путают с проституткой.