Она открыла в спальне шкаф и разложила на полочки вещи из рюкзака, повесила курточку, нежно-голубой плотный свитер и шелковый халат японских расцветок, положила на трюмо сумочку. Хотела отнести в спальню и рюкзак Глеба, но передумала. Пройдя в гостиную, она опустилась в кресло и посмотрела на Клюева-младшего. Тот сидел с закрытыми глазами, погруженный в себя.

– Глеб, у тебя ничего не случилось? – Инга решилась спросить напрямую. В конце концов, она имеет право беспокоиться за него.

Глеб поднялся и торжественно посмотрел на Ингу. Присел возле нее на подлокотник. Обнял.

– Случилось, дорогая моя, – поцеловал он ее в губы. – Я закончил учебу и теперь абсолютно свободен. Впереди такие перспективы!

Инга прижалась к нему.

– Я тоже нервничала после института. Это пройдет. Говорят: школьные и студенческие годы вспоминаются как самые лучшие в жизни. Наверное, это мнение тех, кто от хорошего шел к плохому. Но ведь должно быть наоборот, правда?

– Все будет так, как ты даже представить не можешь, обещаю, – сказал, вставая, Глеб. Он прошел в середину комнаты и упер руки в бока, победоносно глядя на Ингу. – Тебе даже не придется потом играть в кино, будешь наслаждаться ничегонеделаньем. Дай только немного времени.

Глеб снова сильно ранил ее. Березина вскочила с кресла и схватила со стула маленькую подушку, давая себе время скрыть боль. Повернулась к жениху.

– Конечно, Глебушка, – весело сказала она, сильно сжав подушку.

– Мадемуазель не желает искупаться вместе? – спросил Глеб, расстегивая рубашку.

– Мерси, в следующий раз обязательно, – ответила Инга.

– Тогда ванная девочек вот с этой стороны, а ванная для мальчиков – вот здесь, – объяснил Глеб и направился в спальню разбирать рюкзак. Инга пошла за ним, взяла сумочку, достала из шкафа халат и скрылась за дверью.

Она хотела полежать в джакузи, но передумала, решив ограничиться теплым душем. В голову лезли мысли о Глебе. Сколько они здесь пробудут? Пару-тройку дней. В конце концов все должно проясниться, в том числе их взаимоотношения. Она не могла сказать, откуда у нее такая уверенность, но интуиция никогда не подводила ее.

Когда Инга ушла в ванную, Глеб вытащил из рюкзака спутниковый телефон, сел на кровать и набрал номер отца. Александр Иванович взял трубку быстро.

– Пап, мы в теремке. Только что прилетели, – сказал Глеб. – Да. Все в порядке. Я помню. Сейчас позвоню. Буду держать тебя в курсе. Конечно. Отбой.

Он снова набрал номер. На этот раз ждать пришлось долго. Когда на том конце ответили, Глеб понизил голос:

– Никита, здравствуйте. Это Глеб Клюев. Я здесь. Когда мы можем встретиться?

Поговорив, он откинулся на подушку и задумался. На его лице снова появилось то особенное выражение, которое давало Клюеву-старшему основание полагать, что сын полностью пошел в него.

Убрав телефон в рюкзак, Глеб разделся, прошел в свою ванную и тоже залез под душ.

Генка быстро прекратил попытки произвести впечатление на Катю. Сейчас он был не в том состоянии, чтобы заигрывать с девчонками. Закрыв за ней дверь, он бухнулся в кресло. Голова еще болела, и тошнота нет-нет да и подступала к горлу, а в желудке словно камней навалили. Не нужно было ему пить в самолете напоследок эту сладкую гадость.

– Тоже мне, олигархи! – пробормотал он. – Травят людей всякой дрянью.

Он нашел силы подняться и вывалил из сумки на постель вещи, опустился на кровать, исподлобья разглядывая обстановку. Апартаменты, конечно, шикарные: все в деревенском стиле, на стене огромный телевизор, дорогая мебель, зеркало в бронзе, толстые мягкие ковры на полу, на креслах пушистые шкуры. Но чего-то не хватало. Он подумал и пришел к выводу, что в каждом гостиничном номере должен быть мини-бар. Наверняка он и здесь имелся. Генка внимательно обследовал комнаты. Возле резного столика, у кровати, картина с летним пейзажем легко откинулась в сторону, оказавшись дверцей. За ней, в подсвеченном прохладном углублении, стояло несколько бутылок. Он выбрал виски, налил в бокал на два пальца. Довольно улыбнулся: это приведет его в порядок быстрее всякого аспирина.

Выпив, Головешкин действительно почувствовал себя лучше. Налил еще, взял бокал и отправился мыться. Открыв дверь в ванную, с удивлением присвистнул. Такие вещи он видел только в кино про жизнь богатых людей: огромная, необычной формы ванна с горящими прямо из воды цветными светильниками. На поверхность поднимались пузырьки. Он попытался вспомнить название этой штуки, однако в голове лишь настойчиво крутилось слово «биде», но, кажется, это было не то.

– Да какая разница, – сказал себе Генка и сунул руку в воду: теплая! а как пахнет! Головешкин поспешно разделся и окунулся с головой.

Отфыркавшись, он облокотился на мягкий валик у края и задумался.

Почему Глебу Клюеву по жизни в руки сыплется все, а Геннадию Головешкину – шиш с маслом? Конечно, Глеб образованнее, чем он, но кем бы стал Клюев-младший, если бы не его отец? Работал бы в лучшем случае менеджером на чужого дядю. А вот если бы у Генки был такой крутой предок, он стал бы министром! Или даже президентом! Но жизнь несправедлива, и сидит он, с плоскогубцами и мультиметром, в подвале банка папаши Клюева.

Глеб несколько лет назад устроил его в банк на должность младшего сотрудника технической службы обеспечения электрических коммуникаций, а по-простому – электромонтером.

Мама Генки, Антонина Головешкина, дружила с Галиной Клюевой, в девичестве Гусевой, еще со школы. Обе из обыкновенных семей, мечтали они о хорошей жизни и простом счастье. Только Клюева поступила в институт, а мама провалилась на экзаменах, и ей пришлось идти работать. Интересы их со временем разошлись, и подруги стали видеться реже, а потом и вовсе на много лет потеряли друг друга из виду.

После развала Союза швейное предприятие, где работала мама, быстро лопнуло. Антонина лишилась работы, отец бросил ее беременную Генкой, испугавшись трудностей. Потом прижало так, что пришлось обменять трехкомнатную квартиру на «двушку» с доплатой. Но и эти деньги быстро таяли.

А вот Клюевой очень подфартило. Ее муженек-бандит отхватил солидный куш и вовсю развернулся. Тогда-то бывшие подруги случайно и встретились. Галина Клюева сочла своим долгом помочь маме и дала ей немного денег, хоть та и отказывалась. Потом поспособствовала с хорошей больницей при родах. Потихоньку от мужа она подкидывала деньжат Антонине, пока та растила младенца. Эти суммы плюс отцовские алименты помогли пережить тяжелый период. В то время Галина сама забеременела двойней и часто приезжала к Антонине домой поболтать за чаем. Мама потом рассказывала подросшему Генке, что хоть подруга и вела себя так, словно они не расставались все эти годы, но все-таки Клюева играла роль наставницы и покровительницы. «Впрочем, – говорила мама, – я была не в том положении, чтобы обижаться».

Когда родились Глеб и Лена, мама несколько раз ездила домой к Клюевым. Те жили тогда еще в старом доме возле Ногинска.

Однажды, когда Генке исполнилось шесть лет, они поехали туда вместе. Он до сих пор помнил потрясающие ощущения. Ему казалось, что он находится в волшебном детском саду. В его памяти сохранилась картина: тетя Галя привела его за руку в большую игровую; он стоял на пороге и во все глаза глядел на невиданное богатство; Глеб и Лена сидели на ковре среди ярких игрушек: здесь были плюшевые звери – маленькие и огромные, конструкторы, машинки, пистолеты, самолеты, большая железная дорога, роботы, всякие куклы и другие девчоночьи штуки; посреди комнаты стояли два маленьких автомобиля, а в углу расположился высокий кукольный домик.

Глеб и Лена подошли к нему и внимательно осмотрели, словно решая, достоин ли этот мальчишка перешагнуть порог их владений. Видимо, на лице Генки было написано такое удивление, что они сразу же сочли гостя безобидным. Взяв нового знакомого за руки, брат с сестрой завели его в комнату и стали показывать игрушки. Больше всего шокировали его автомобили: там было зажигание, еще газ и тормоз, и на них можно было ездить как на настоящих!