Так, по-моему, тебя, Саша, маленько не туда заносит. Я снова посмотрел на стол. Ну, почему же. Даже если мне суждено увязнуть и не найти выхода из этой ловушки, то хотя бы Россию сахаром нормальным и не слишком дорогим обеспечить я смогу. Я же бизнесмен, мать твою, и просчитать производство от затрат до прибыли сумею. Так что, надо только узнать, свёклу уже перерабатывают в сахар или нет?

Кофе был крепким и слегка пережжённым. Но мозги прочищал, это да. Пройдясь по комнате, сел на кровать. Сделал ещё один глоток. Так, мне нужно найти что-то, что укажет мне на степень участия Александра в заговоре. А также, укажет хотя бы на часть заговорщиков. Что это может быть? Будь я в своём времени, то сразу же, без раздумий назвал телефон и компьютер. Неважно какие это марки, главное содержимое.

Вот только сейчас не только компьютеров нет. Я при свечах сижу и думаю, где сахар взять, чтобы он порционный был. И письма здесь даже ещё не почтальоны носят, а курьеры доставляют. Наверное. Я не знаю, в это нужно вникать, а мне пока не до этого. Но мысль верная. Письма. Ты думаешь, Александр был идиотом и хранил компромат на себя? Не знаю. Я вообще ничего о нём не знаю. Никогда не интересовался этим императором настолько, чтобы понять, каким он был. Вроде декабристы не при нём взбунтовались. Или при нём? Ну, Наполеона точно он победил вроде бы. Картина ещё есть, где император Александр в Париж въезжает.

Интересно, а дневник он на каком языке писал? Вроде бы я пока не слышал засилья французской речи. Или ситуация не располагала. Вот было бы здорово, если бы ко мне на французском обратились. Я-то только «Мсье, же не манж па си жур!» знаю, и то это неправильно вроде.

И тут до меня дошло. Дневник! Дневник, должен быть дневник. Здесь все ведут дневники. Все, исключая дворцовых собачек, и то не факт. Это же целая наука была, правильно писать письма и вести дневник.

Одним глотком допив кофе, я бросился к секретеру. Ящиков было много. Ни один не был заперт. Перерыв всё, я не нашёл ничего, что могло бы напоминать дневник цесаревича. Вот только тут и писем не было. Не только компрометирующих, а вообще никаких.

Упав на стул, задумался. Где же. Где ты его хранишь? Или ты утащил его с собой в Михайловский замок? Ну, мало ли, решил ожидание скрасить, покаяние заранее написав. Я побарабанил по крышке стола. Звук на разных участках стола был разный. Сунув руку под столик, я обнаружил ещё один ящик. Его так сразу и не заметишь, если не знаешь, что он существует.

Ящик был открыт, как и все остальные.

– Или ты был слегка наивным и туповатым, или же, наоборот, слишком хитромудрым, – в ящике я нашёл только шкатулку, которую вытащил и поставил на стол перед собой. – Думал, что если ящики будут открыты, то это не привлечёт к себе внимания?

Шкатулка была заперта. Искать ключ не было никакого желания. Да и зачем, если вот тут есть прекрасный нож для заточки перьев, а замок слишком примитивный, чтобы обращать на него внимания.

Уже через несколько секунд я открыл крышку. Да, это было именно то, что я искал. Дневник и пачка писем. Притащив на стол ещё один канделябр, придвинул к себе поближе находку. Письма пока не трогал, до них очередь ещё дойдёт. Сейчас меня интересовал дневник.

Написан он был, слава богу, на русском языке, но на этом его достоинства заканчивались. Потому что продираться через «ятъ» и множество завитушек на буквах было тяжеловато. А ещё я понял, что никогда не смогу написать вот так же. Хотя это было легко проверить. Вытащив перо и открыв чернильницу, я попытался что-нибудь написать. Ну что же, память тела работала, почерк хоть и отличался от того, что я видел в дневнике, но не критично, чтобы на это обратить внимание.

Отложив перо, снова принялся читать начиная с последней записи. Судя по ощущениям прошло около часа, когда я, наконец, оторвался от чтения. Долго смотрел в одну точку. Сыночек был замаран в заговор по самую маковку. Вот только он не хотел, чтобы отца убивали. Думал, что Павел тихо-мирно подпишет отречение и останется жить в своём любимом Михайловском дворце. Или он так плохо знал отца, или его банально обманули, и императора не хотели оставлять в живых при любых раскладах.

И у меня очень большой вопрос к Тайной канцелярии. Она же есть в Российской империи, я надеюсь. Какого хера она прошляпила заговор, в котором два старших сына императора замарались? Если только… я прикусил сустав на указательном пальце. Если только сама Тайная канцелярия не замешана. Кому я могу здесь доверять?!

Швырнув дневник обратно в шкатулку, я расхохотался. Что мне делать? Даже из того немногого, что я успел прочитать, было совершенно очевидно: заговорщиков только тех, кто непосредственно участвовал в заговоре больше двух сотен. А ведь их, скорее всего, больше. Самое же главное, я понятия не имею, кто все эти люди. Мне все эти имена: Никита Панин, Пётр Пален или братья Зубовы, ни о чём не говорили. Это были просто имена. Я же даже не узнаю никого из них, пока мне каждого по всем правилам не представят.

Этот парень сам назначил дату. Те военные, которые встретили меня во дворе – батальон Семёновского полка, который находился под его командованием.

Уронив голову на скрещенные руки, лежащие на столе, я расхохотался. А когда поднял голову, то тени от свеч сыграли со мной злую шутку. Словно Фредди Крюгер вышел из стены и как в одной из серий «Ералаша» погрозил мне пальцем. А потом весело, едва сдерживая смех, спросил.

– Сашка-Сашка, ты за что папку-то так? – и сразу перед глазами встала кровать с погибшим императором.

– Никто такого не заслуживает. Никто, – я покачал головой. – Я не Александр, к которому они привыкли. Пален же слово дал, – я злобно покосился на дневник. – Как там хирурги говорят, надо вовремя вскрывать гнойники. Да неприятно, да тебя самого гноем и кровищей может залить, зато сепсиса можно избежать. Мне бы только разобраться, кому в этом гадюшнике я могу доверять.

И тут я бросил быстрый взгляд на дверь. Там сидят молодые, не особо знатные офицеры. По ним видно, что они не избалованы дворянскими вольностями, и не особо заметят, если эти вольности потихоньку упразднят. Главное, взять себя в руки. Начать окружать себя преданными людьми, но только не дай бог не резво. И тем временем готовиться к чистке. Хотя бы морды всех этих уродов запомнить. И я снова с отвращением посмотрел на дневник.

Дверь открылась, и в комнату проскользнул слуга. Я впервые увидел парик. Похоже, парики сейчас уже носили исключительно лакеи.

– Чего тебе? – спросил я нахмурившись.

– Так, свечи поменять, ваше величество, – лакей замер, явно растерявшись. Я же задумчиво смотрел на него. На слуг традиционно никто не обращал внимания. Даже мои добровольные охранники пропустили этого без малейших вопросов. Наверное, это можно как-то использовать.

– Так меняй, – я помассировал виски. Голова болела и совсем не варила. Надо бы поспать. Потому что утро у меня, то ещё будет, я уверен в этом. Когда лакей подошёл к моему столу и принялся вынимать свечи, меняя их на новые, я внимательно смотрел на него. Парень был совсем молодой. Он нервничал под моим взглядом, но работал уверенно. – Откуда ты знаешь, что ко мне нужно «ваше величество» обращаться?

– Так, ведь, – он запнулся, но быстро продолжил. – Все уже знают, ваше величество. Уже никто здесь в Зимнем не спит. За упокой души его величества Павла Петровича молятся.

– Как интересно, – я протёр лицо руками. – Звать как?

– Илья Скворцов, – ответил слуга и впервые за вечер посмотрел на меня.

– Хорошо, – я кивнул. – Всё поменял? Можешь идти.

– Слушаюсь, ваше величество. Только дров в камин подброшу и сразу исчезну. – Он сказал это твёрдо. Я даже удивился.

– Ты нарушаешь приказ, Илья Скворцов, – теперь я смотрел на него с любопытством.

– Вы можете меня потом собственноручно на конюшне запороть, ваше величество, но я не дам вам замёрзнуть.

Пока мы разговаривали, он уже сделал всё, что хотел и направился к выходу. Надо узнать об этом парне побольше. У него слишком правильная речь для простого слуги.