– А сигналы, объективно, по делу были? – поинтересовался я.

– Да какое там? То кто-то написал, что мы не по средствам живём, то написали, что у нас собаки на людей бросаются, по улице спокойно пройти нельзя. Потом пошли жалобы от работников завода…

– Да? Это интересно…

– То отопление поздно включали, то крысы по столовой, как у себя дома ходят…

– А это так?

– Да ты что? Ты сам хоть одну крысу в столовой видел?

– Да, нет, конечно, там отменный порядок, – кивнул я. – Наталья Кирилловна, а вы не знаете случайно, где Ирина Викторовна, главбух, живёт?

– Первомайская пятнадцать, – тут же ответила она.

– Спасибо, – поблагодарил её я, – держитесь, не падайте духом, выручим обоих!

Она меня аж перекрестила после такого. Вот так, в экстренной ситуации, с нее весь атеизм и слетел, как шелуха…

Ирина Викторовна, увидев меня в окно, замахала на меня, чтобы я уходил. Я аж замер на месте – не ожидал от неё такого. Но что мне, уходить, не поговорив с человеком, который наверняка знает всю подноготную? Как же! Запугал ее, похоже, Филимонов. Значит, раз она так легко пугается, кто мне мешает заняться тем же?

Достал корочки Верховного Совета, приложил к стеклу и очень строго и внимательно смотрел на неё, пока она через окно рассматривала моё удостоверение.

Посмотрев на меня ошарашенно несколько секунд, она ушла от окна и вскоре дверь приветственно скрипнула, открываясь.

– Да что с вами такое? Ирина Викторовна? Вас так Филимонов запугал? – не скрывая своего возмущения, спросил я.

– Павел, прости, но я просто не хочу, чтобы меня тоже посадили, – довольно агрессивно заявила она.

Лучшая защита – это нападение, – усмехнувшись, подумал я.

– А с чего вы взяли, что вас посадят?

– Алироев, вон, попытался возмутиться! И где он сейчас? Я что, тупая?

– Ирина Викторовна, – устало проговорил я. – Вы видели, где я работаю. За мной Москва! Я могу здесь разобраться и навести порядок, покончить с вашим Филимоновым, если у меня будет необходимая информация. – уверенно посмотрел я на неё. – А могу забрать одного Алироева и ехать навсегда. И оставить вас всех с вашим Филимоновым… Пока вы тоже не перебежите его жене дорожку, и она не попросит его и вас тоже посадить. Выбирайте.

Она молчала, упрямо глядя на меня. А может, это она и писала про крыс в столовой? С трудом в это верится. Они же так дружили…

– Ирина Викторовна, – уже мягче сказал я, – если вы так уверены, что сами не пострадаете в дальнейшем, и вам помощь будет не нужна, то прошу извинить меня за беспокойство. Всего хорошего.

– Ну подожди! Что ты сразу?! – вдруг наехала она на меня. – Ты приехал и уедешь! А нам тут жить…

– Я понимаю.

– Что ты понимаешь? Что за болтовню сесть можно?

– Это не болтовня. Это правда и справедливость. Кто про крыс в столовой писал?

– Чего? Каких крыс? – ошарашено уставилась она на меня. Такое не сыграть.

– Бог с ними, Ирина Викторовна. Бондаря из второго цеха знаете? На нём условный срок висит по прошлогоднему делу.

– Федьку Бондаря? Ну, знаю, конечно.

– Где он живёт?

– Где живёт не знаю, но у него жена в первом гастрономе работает.

– Это тот, что у вокзала? – уточнил я.

– Да. Она там продавцом в бакалее.

– А как её зовут?

– Вот не помню.

– Ладно. Разберёмся. Спасибо, Ирина Викторовна. Так готовы чем помочь?

Подумав немного, она сказала:

– Шито там дело белыми нитками. Ясно, что не виновен ни Шанцев, ни Алироев. Если ты подмогу из Москвы привезешь, и я увижу, что Филимонов с ней не поладит по-дружески, то все, что нужно, подскажу. Ну а если так и будешь один бегать… корочки у тебя красивые, но извини, я лучше на воле поживу…

– А у меня еще и другие есть корочки!

Достал и показал ей свое удостоверение из «Труда».

– Все у Филимонова будет. Весь возможный набор неприятностей, включая журналистское расследование беспредела со стороны начальника милиции. Ну, рад был повидаться.

– Да ну тебя! – чуть не всплакнула она.

Но главное, я почувствовал, что ее убедил. Отлично!

Поехал в первый гастроном. Почему-то вспомнилась мать Мишки Кузнецова, здоровенная, наглая и хабалистая. Представил, как сейчас наткнусь на такую же жену Бондаря, и буду вытягивать из неё домашний адрес, чтобы переговорить с её мужем, и очень мне захотелось иметь под руками что-то вроде пистолета.

Но, приехав в гастроном, быстро сориентировался, где бакалейный отдел и увидел там миниатюрную молодую женщину за прилавком с очень грустными глазами. Решил сразу поменять тактику.

– Вы жена Фёдора Бондаря? – приветливо спросил я.

– Да, – испугалась она.

– Мне надо с ним поговорить. Где я могу его найти?

– Дома.

– А адрес не подскажите? – улыбнулся я.

– Школьная двадцать девять, – тут же испуганно ответила она.

– Спасибо большое, – опять улыбнулся я, кивнул ей и ушёл, не веря собственной удаче. Поймал бедную девку врасплох… даже удостоверениями светить не пришлось.

Школьная двадцать девять. Это оказался маленький домик, первый от площади перед Механическим заводом. Собаки не было во дворе, и я прошёл прямо к дому. Хозяин был на участке, возился, перекладывая разваленную поленницу.

Фёдор Бондарь показался мне смутно знакомым, видел я этого парня на заводе, точно. На вид ему было лет двадцать семь, двадцать восемь. Среднего роста, с жидкими усиками, делавшими его похожими на Гитлера в молодые годы. Точно, над ним же ещё смеялись по этому поводу! Между поленницей и домом стояла коляска, в ней увидел личико ребёнка, закутанного в пуховой платок.

– Привет, Федор. Я по поводу твоего заявления на Шанцева и Алироева, – прямо сказал я, следя за его реакцией.

Он сперва растерялся, и даже, испугался. А потом вдруг разозлился и стал гнать меня со двора.

– Притормози! – настойчиво сказал я и достал своё удостоверение сотрудника Верховного Совета. – Я из Кремля. Все, афера вашего Филимонова с треском провалилась. Выбирай, сядешь за ложное обвинение в преступлении или будешь сотрудничать со следствием по делу о превышении полномочий зарвавшегося Филимонова? Уже и в Москве знают про случай с зеленкой, несложно догадаться, что это банальное сведение счетов.

Он обмяк, выхватил из коляски, разбудив, и прижал к себе заплакавшего сына. На жалость давит… Но мне отчима и свою мать жальче.

– Да, я всё знаю, – спокойно продолжил я. – Тебя вынудили обвинить Шанцева и Алироева. Один ты с этим ничего не сделаешь. Но я тебе помогу. Я этого так не оставлю. Всё, что от тебя требуется, это рассказать, как всё было на самом деле, когда тебя спросят люди из Москвы. Понял? Только пока не говори никому обо мне, хорошо? Скоро будет десант из Москвы, тогда к тебе и придем. Филимонов будет сидеть, я тебе обещаю!

Он смотрел на меня с сомнением и надеждой. Подмигнул ему и ушёл.

Нечего тут отсвечивать. Надо ещё до Москвы добраться. Филимонову и компании самим сроки светят. Они сделают всё, чтобы на свободе остаться. Только как бы уже новости о моем появлении и зачем я тут уже по городу не разошлись… Почует Филимонов, что под ним стул зашатался начальственный, может и на крайние меры пойти. Вдруг окажется, что я избить пытался, в нетрезвом виде, какого-нибудь сотрудника милиции… да мало ли еще какую подставу решится организовать… Если он из-за женской ссоры такое устроил, то он далеко может зайти.

Надо уезжать и прибегать к помощи своих товарищей по группировке или отца Брагина. Как хорошо, что я не стал пытаться прожить серенько и неприметно свою новую жизнь. Да, поехал в Москву, да, работаю шестнадцать часов в сутки, зато есть теперь к кому за помощью обратиться. А то кому бы я был нужен с допущенной к Ахмаду несправедливостью, останься в Святославле. Стал бы возбухать, посадили бы меня к нему же в камеру, и тоже бы оказалось, что я что-то там с завода якобы вывозил грузовиками в прошлом году…

Даже к матери не стал заезжать. Потом ей телеграмму дам. Поехал из города и в каждой машине чудились преследователи. Но обошлось, доехал до Брянска и остановился. Дал матери телеграмму, что уехал в Москву и что все будет хорошо. В гостинице в центре номеров не было, пока я не выложил корочки на стойку. После этого смог еще и выбрать из трех вариантов.