Она лишь печально качает головой, ее плечи опускаются в знак поражения.

— Такого не бывает.

Я хочу сказать ей слова утешения или успокоения, но не могу. По крайней мере, не могу сказать правду. Поэтому, в который раз в жизни, я держу рот на замке.

* * *

Три часа спустя я наблюдаю за тем, как солнце заходит за горизонт на террасе моего пентхауса. Бьянка спит в свободной спальне с того самого момента, как мы сюда приехали. Я пью уже пятый бокал Stoli, и водка прекрасно действует на нервы. Я не усну, но, по крайней мере, злобные мысли, роящиеся в моем мозгу, утихли. Теперь я чувствую онемение. Мои эмоции приглушены, заглушены, как сигарета, брошенная под ноги. Это хорошее место.

Знакомое место.

Потому что я не тот человек, который влезает в чужое дерьмо. Я не люблю запутанных отношений, особенно с женщинами. Я рано усвоил, что если чувства не задеты, то их нельзя ранить. Это урок, который преподала мне жизнь, и он оказался отличным щитом, особенно в этом мире.

Да, я люблю свою семью, но это значит, что я волнуюсь за нее как сумасшедший. И мне не нужно беспокоиться еще об одной чертовой вещи в моей жизни. Так что лучше завтра передать Бьянку Хорхе и забыть о ней. Даже если ее мощная смесь уязвимости и силы пробралась мне под кожу. Это не должно ничего значить.

Я наливаю себе последнюю рюмку из бутылки, смотрю, как день расцветает над гладью воды, и тут звонит мой сотовый. Мне не нужно смотреть на телефон, чтобы понять, кто звонит в этот час.

— Brat, — говорю я, принимая звонок. Мой брат ненавидит, когда я его так называю. Это русское слово "брат", но меня всегда забавляло его значение в английском языке. — Звонишь так рано?

— Что ты натворил, Даниил? — Его голос пронизан темным льдом. Слова дошли быстрее, чем я ожидал.

— То, что должен был. Ты не должен беспокоиться об этой... ситуации. Я держу ее под контролем. — Откровенная ложь. Я ничего не контролирую.

Он издал шипение на другом конце линии. Мой старший брат. Всегда такой серьезный.

— Очевидно, что нет, иначе я бы даже не знал об этой ситуации. Кроме того, ты сейчас слишком пьян, чтобы умничать, так что заткнись. Я пришлю за тобой водителя. Выпей кофе, прими душ. Увидимся через час.

Линия замирает, и из моего горла вырывается смех. Иногда я задаюсь вопросом, как я связан с таким напыщенным ослом, но потом вспоминаю, что папа тоже был напыщенным ослом, так что это должно быть в крови. Без энергии большого члена до пахана не дорасти, а у Андрея она в избытке. Хотя Джорджия сгладила его жесткие грани. В основном.

Но все это неважно. Андрей хочет знать, что произошло, и я с удовольствием расскажу ему об этом.

ГЛАВА 4

Даниил

Бьянка еще спит, когда я спускаюсь вниз, чтобы встретить машину, которую прислал Андрей. Я знаю, потому что только что зашел проведать ее. Но я увидел гораздо больше чем планировал, наблюдая, как она спит - все ее загорелые конечности и шелковистые волосы, разметавшиеся по наволочке. Она действительно чертовски великолепна, и очень жаль, что мне приходится отдавать ее в руки этого животного, которого она называет своим парнем.

Через полчаса, когда моя машина подъехала к нашей швейной фабрике на окраине Брайтон-Бич, мое настроение испортилось. Я вхожу через черный ход, и щелканье швейных и раскройных машин промышленного размера создает какофонию белого шума, достаточную, чтобы заглушить крики пытаемых мужчин. Потому что именно на третьем этаже этого здания мы с братьями занимаемся своими не очень приятными делами.

Дела Братвы.

И поэтому это место держится в строжайшем секрете.

Андрей уже ждет меня, когда я вхожу в пустой офис. Деревянный стол, несколько несовпадающих стульев и диван, похоже, с чердака какой-то бабки. Это совсем не похоже на элегантные, современные офисы, которые мы держим в семейном поместье в Ист-Хэмптоне. Здесь нет никаких излишеств, и почему-то мне нравится его утилитарность. Мы можем носить Armani и ездить на заднем сидении, но наши корни - на улицах Бруклина.

Мой брат не сводит с меня глаз, пока я не сажусь напротив него. Он внимательно изучает меня, видимо, проверяя, не протрезвел ли я. К сожалению, протрезвел. Душ и поездка вытеснили водку из моих вен. Теперь у меня остался тупой стук в голове и напоминание обо всем, что пошло прахом в моей жизни.

— Ладно, я здесь. — Я широко раскидываю руки и откидываюсь на спинку кресла, зная, что это выведет Андрея из себя. — Что такого важного случилось, что требует личной встречи в семь утра?

Я играю на его нервах. Но если он и будет мне хамить, то я могу и повеселиться.

Андрей качает головой, изображая из себя разочарованного старшего брата.

— Эмилио Моралес позвонил мне сегодня утром, и, надо сказать, был очень встревожен. Что-то насчет того, что ты выиграл его племянницу в карты. — Его голос обманчиво спокоен, а большой палец проводит по центральной линии губ. — Не хочешь рассказать мне, что, черт возьми, произошло?

Я встречаю взгляд брата, не дрогнув.

— Я не знал, что она его племянница, когда ставил на нее. Все, что я знал, это то, что Безумец бьет свою девушку. Я видел, как это происходило не раз и не два, он мудак. Поэтому, когда представилась возможность освободить ее от этого подонка, я ею воспользовался. Он не обязан был принимать пари, - замечаю я.

Андрей тяжело вздохнул. При всей своей дипломатичности, он также не тот человек, который будет стоять в стороне, когда обижают женщину.

— Где она сейчас?

— В моем пентхаусе. Но прежде чем ты завяжешь свои трусики в узел, ты должен знать, что после этого она, блядь, вышла из себя. Она хочет, чтобы я сегодня же вернул ее Диасу. — Горечь обжигает мне горло. Должно быть, страх заставляет ее хранить верность Диасу и своему дяде. Я не знаю, что ей пришлось пережить, но я знаю, что есть много причин, по которым жертвы насилия остаются в отношениях. Как бы мне это ни было неприятно, я не могу навязать ей свою позицию. — Она надеялась скрыть все это от Эмилио, —добавляю я. — Видимо, уже слишком поздно. Как он узнал?

— Ты же знаешь, как сплетничают мафиозные короли. — Андрей пожимает плечами, но сохраняет каменное лицо. — Любой из этих людей в комнате сдал бы Диаса в одну секунду, чтобы добиться расположения Эмилио. Он узнал и позвонил мне... — Андрей тяжело вздохнул. — Позволь спросить тебя, брат, какой у тебя был план, когда ты заключал это пари? Сделать ее своей?

Я встал и зашагал, пытаясь отогнать от себя мысли и навалившуюся на меня усталость. Какое-то затаенное чувство подсказывает мне, что направление этого разговора мне не понравится.

— Я собирался купить ей свободу и отпустить ее. Устроить ее в квартиру, в школу, если понадобится. Дать денег.

Андрей кривит губы.

— Похвально.

— Ты бы поступил так же, — насмехаюсь я.

Вена на виске Андрея пульсирует, как сердце, и между нами, не говоря ни слова, происходит целый разговор. Наша мама стала жертвой влиятельных, коррумпированных людей, которые использовали ее как пешку. Мы тогда были детьми, не могли ее защитить, но, черт возьми, я не собираюсь сидеть и смотреть, как еще одну невинную женщину привязывают, как марионетку.

Андрей первым отводит взгляд.

— Вот только я бы навел справки и знал, кто она такая. В отличие от тебя.

Хуй там. Я бы без колебаний принял пулю за своего брата, и я знаю, что он тоже, но позвольте мне сказать прямо: он может быть настоящим козлом.

— Понятно, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — А теперь скажи мне, зачем я здесь на самом деле.

Андрей встает. Голая лампочка в комнате очерчивает вокруг него круг. Он прочищает горло.

— Прими мои поздравления. — У меня перехватывает дыхание, и я перевожу взгляд на Андрея. — Ты честно выиграл Бьянку, она теперь твоя. Эмилио настаивает, чтобы ты женился на ней.