В последнее время его все больше тянуло в дом к другу. У родителей был кризис в отношениях, и они часто ссорились, разговаривали на повышенных тонах, и оба ходили такие напряженные, будто к ним подвели электричество. Сначала Дима наблюдал за ними, переживал, а потом просто стал уходить в свою комнату и включать в наушниках музыку погромче. Он мог просидеть так очень долго. Обычно часа через два к нему заходила мама, гладила сына по голове, пока тот сидел за компьютером или книгой и крепко прижимала к груди. Она ничего не говорила и не спрашивала. Потом целовала в макушку и уходила, плотно закрыв дверь. Несмотря на внешнее спокойствие Дима слышал, как бешено колотится ее сердце, и видел ее слишком красные и воспаленные глаза. Когда мама была в таком состоянии, ему хотелось вскочить со своего места, подбежать к отцу и спросить, почему он спокойно смотрит, как мама плачет, и ничего не делает. Но Дима оставался на месте. Что может изменить десятилетний ребенок?

За день до Нового года между ними снова произошла стычка. На этот раз билась посуда. Кружки, тарелки. Из своей комнаты Дима слышал, как разлетается хрупкий фарфор. Когда все закончилось, он выглянул из его личного убежища и увидел, как мама, сидя на полу, собирает осколки. Казалось, она совсем не боится порезаться. Дима тотчас побежал в ванную и принес веник и совок. Он стал подметать бывший сервиз, а Евгения Михайловна медленно встала, слегка покачнувшись, с благодарностью взглянула на сына и ушла в спальню. Дима не знал, как они пойдут завтра к Скворцовым отмечать Новый год. Но он очень надеялся, что хоть на один день они смогут стать той семьей, о которой он всегда мечтал, когда приходил к другу.

Дверь открыла Светлана Михайловна. На ней было красивое зеленое платье, расшитое крупными золотыми цветами. Оно было чуть ниже колен, в меру пышное. Мама Егора крепко обняла всех по очереди и пригласила в дом. Папы пожали руки и прошли в зал, мамы спрятались на кухне, а Дима пошел в комнату Егора. Друг с упоением наслаждался какой-то новой компьютерной игрой, которую ему купил Виктор Петрович, когда сыну наконец-то сняли гипс, а Настя крутилась перед зеркалом и наблюдала за тем, как невысокими волнами развивается светло-голубое платье, когда она делает очередной оборот.

– Олененок, голова закружится, – сказал Дима, наблюдая за ней, облокотившись о дверной косяк.

– Ди-има! – радостно крикнула Настя и подбежала, чтобы крепко его обнять.

– Привет, красавица. – Услышав слово «красавица», Настя как-то по-хитрому улыбнулась, но почти сразу убежала к маме на кухню, словно застеснялась.

– О, братан, здорово. – Егор подошел к другу, и они обменялись рукопожатиями. – Как дела?

Егор замечал, что в последнее время Дима слишком тихий. Не такой разговорчивый, не такой веселый. Егор понимал, что это как-то связано с семьей, но давить не хотел. Если надо будет, он сам расскажет.

– Да нормально, – ответил Дима и отвел глаза. – Готов к празднику?

– А куда деваться-то? Конечно, готов. Подарки никто не отменял, – самым заговорщицким голосом проговорил Егор. – А пока пойдем что-нибудь украдем со стола.

Украсть им так ничего и не удалось. Как только мамы увидели хитрые глаза сыновей и тянущиеся к колбасе руки, то сразу надавали по этим рукам. Правда, потом они сжалились над детьми и сделали им несколько бутербродов, потому что до Нового года оставалась еще пара часов.

Все потихоньку собирались за большими, ломящимся от еды столом в гостиной. Виктор Петрович и Александр Сергеевич обсуждали политику, мамы о чем-то щебетали, а дети носились с вертолетом на пульте управления, то играли с Бенни, белым лабрадором, который был уже довольно стар, чтобы так же бегать по всей квартире. Он сонно лежал на спине, подогнув лапки, и ждал, пока кто-то из громких детей соизволит почесать ему пузико. Первой догадалась Настя. Она присела к Бенни и сначала погладила ему ушки, которые смешно развалились по обе стороны от головы. А потом маленькими ручками все же почесала животик, отчего Бенни смешно задергал задней лапой. Дима и Егор присоединились к ней и уморили бедного пожилого пса. Им даже показалось, что, когда они наконец его оставили, уходя к столу, Бенни с облегчением выдохнул.

Еда была наивкуснейшая: жаренная курочка с хрустящей корочкой, картошка по-деревенски и разные ароматные салаты. Дети налетели на еду с ходу, потому что за активными играми проголодались, а взрослые ели не спеша, уделяя больше времени разговорам.

– И все же я настаиваю, что для мальчика нет ничего лучше бокса, – говорил Александр Сергеевич. Взрослые как-то незаметно перешли на детей.

– Саш, бокс твой – прошлый век, – не унимался Виктор Петрович. – Лучше футбол или вон, баскетбол, куда Димка ходит.

– Если бы не Женя, я бы его давно уже оттуда забрал, – раздраженно ответил папа Димы. – Она все мозги парню задурила своим баскетболом. Пацан ничего не видит кроме него.

– Пап, мне правда нравится.

– Правильно, сынок – вступилась Евгения Михайловна. – На этом боксе все мозги вышибают.

– Зато он всегда сможет сдачи дать! Вон Егорку как избили сильно, а если бы боксом занимался…

– Саша, давай сменим тему, – осадил его Виктор Петрович. Его голос был спокойным, но в нем отчетливо слышались остерегающие нотки.

– Хорошие мои, вы же еще рыбку не попробовали. Она уже допекается, сейчас принесу. – Мама Егора попыталась как-то разрядить обстановку, но получалось не очень хорошо. Атмосфера за столом держалась напряженной. Родители Димы хоть и сидели рядом, но даже не смотрели друг на друга. Папа Егора пытался поддерживать разговор, но как-то заметно погрустнел. Он сильно винил себя за то, что не смог защитить сына, и боялся подумать, что могло бы произойти, если бы не подоспел вовремя.

Дети быстро съели все, что получилось уместить в их небольшие животы, и вышли из-за стола. До курантов оставалось всего ничего, и они решили дождаться Нового года рядом с окном, чтобы не пропустить ни секунды салютов. Настя, как хвостик, ходила за мальчиками по квартире, но в окно посматривала с опаской. Фейерверки она не очень любила. Слишком громкие. Слишком яркие. Настя их побаивалась. А вот мальчики ждали с нетерпением.

По телевизору показали куранты, и все принялись вести счет. Когда он дошел до двенадцати, к потолку взлетела пробка от шампанского, послышались поздравления и звон. На улице тут же загромыхали салюты, и небо окрасилось в самые разные цвета. Настя сидела у мамы на руках и зажимала ушки руками. Дима обратил на это внимание и подошел к Светлане Николаевне.

– Можно? – спросил он и протянул руки.

– Ну если она пойдет, – ответила тетя Света и протянула ему девочку.

Димка тут же ее подхватил и понес к окну. Настя не сопротивлялась, но продолжала закрывать уши.

– Ты зачем ее сюда притащил? Она ж боится салютов, – сказал Егор и с опасением взглянул на сестру.

– А Олененок сейчас увидит, какая это красота, и перестанет бояться, да?

– Я не Олененок, – тихо произнесла Настя, но все же убрала руки от головы. Она медленно перевела взгляд на окно, и красота, которая разворачивалась на улице, так ее захватила, что она, кажется, забыла про громкие страхи. К тому же на руках у Димы было совсем и не страшно. Настя улыбнулась и крепко обхватила его за шею.

– Эй, – возмутился Егор. – Вообще-то я твой родной брат.

Он подошел ближе и прислонился к Насте, чтобы ей было удобно обнять и его. Снег валил все сильнее, и в свете желтого уличного фонаря и разноцветных лучей от салютов снежинки танцевали сложный, но очень красивый танец. Они втроем стояли около большого окна и просто смотрели. В этот момент не нужны были слова или шутки. В этот момент можно было ничего не говорить, и все это прекрасно понимали. Светлана Николаевна и Евгения Михайловна молча наблюдали за своими детьми. Взрослые не знали, сколько продлится эта дружба и через сколько лет мальчики пронесут такое теплое общение. Но все, кто когда-либо видел эту троицу и слышал их общение, надеялись, что она не закончится завтра или через год, или через десять лет. Они казались неразлучны. Егор, Настя и Дима. Два совершенно разных друга и маленькая светловолосая девочка – для одного родная сестра, а для другого голубоглазое чудо по прозвищу Олененок.