– Я, я, я не знаю, что сказать, – у меня было ощущение, схожее с падение на спину, когда сбивается дыхание, а в глазах есть картинка, но ты не можешь её воспринимать.

– Мне нужно признаться тебе Аркадий. Я долго следил за тобой, изучая твои человеческие качества. Извини, пожалуйста.

– Да ничего страшного, – а что ещё я мог сказать, покуда параллельно пытался осознать, что на мою долю выпал шанс попытаться изменить мир.

– Я знаю, всё может пойти не по плану, но таков мой выбор. Что скажешь, принимаешь его?

И я принял свою роль в игре гениального художника. Целый год у нас ушел на прогулки и беседы. Я расспрашивал Жана о его жизни, о том, как роботы дети взрослеют, если их строение тела не позволяет этого делать. Оказалось, как только сознание молодого робота достигает нужной точки просвещения, он сам или для него создают новое тело.

Мы сдружились с Жаном и с жителями города «Плутон». Я почувствовал родственную связь с ними. А время шло и здоровье уже начинало подводить старого художника. Как же так? Люди научились видеть сквозь бесконечную толщею космоса, но не достигли возможности излечить старость. Мне кажется, природа никогда этого не позволит. Но это лишь мнение обыкновенного писателя.

Настал день, когда я закончил книгу. Название пришлось подбирать долго… Я назвал её «Общая картина». Жан обрадовался такому сочетанию слов. Наверняка, он видел смысл по-своему.

Мы собрались в его просторной мастерской. В ней было много света, исходящего из больших окон. Я не буду описывать картину, потому что её нужно видеть. Моя ладонь сжимала пистолет, он казался очень тяжелым, тяжелее, чем все деньги мира. Сбоку от меня стояли Арно, Стас и Леонела, те работы, с которыми я познакомился, когда первый раз посетил этот дом. Они должны прочувствовать смерть своего отца и после превратить это в искусство, которому должно изменить мир.

Жан Люпье стоял напротив и улыбался. Я направил на него пистолет и взвёл курок…

«Ради себя»

Ночь серебрила небо звёздами. Искрил костер, походя на ожившую клумбу таволги. Доуз два года добивался этого момента. Познавал обычаи и ритуалы, работал в садах Ягудзи, где вел многочасовые беседы с разумными деревьями. И наконец, он удостоился чести стать почетным жителем племени вароитэ.

У костра стоял старец, местный шаман. На его темно-зелёной коже, кровью лягушек Петиско, нанесены были волнисто-острые узоры по всему телу. Чёрная мантия висела на плечах, оголяя грудную клетку.

По правую руку от старца стояла его дочь – Ангораива. Такова традиция, шаман народа вароитэ проводит ритуалы со своим учеником, который после смерти наставника должен занять его место. Но, судьба имела на неё свои планы. Ангораива была влюблена в гостя, примерно, как иссушённый зноем путник в серебрящийся на солнце родник.

В отдалении от костра, метрах в десяти, стояла толпа наблюдателей. То были жители деревни. Когда начался ритуал, они запели гортанную песню.

Уааааааиии и, Уаааааиии и и, ауи, ауи и.

Старец, выводящий руками магические пассы, через некоторое время перестал походить на себя обычного. В его образе появились полупрозрачные очертания крыльев. После того, как совет шаманов лишил людей возможности пользоваться магией, у рода человеческого остались только артефакты, зелья, мутагены, да изредка работающие проклятия. Потому каждый раз, когда Доуз видел реальные проявления магической энергии, он чувствовал, как душу его сводит судорога, даже несмотря на то, что он был райзером и принадлежал к древнему ордену «Бледный огонь», а значило это, что повидал он за свою жизнь уже немало. Участники данного приближенного Императору сообщества, занимались разработкой наук, поиском магических знаний и артефактов.

Шаман зарычал слова на тайном тёмном наречии:

– Faarrrrrrfffffffffasima, lffffkariol vvak.

Глазницы его засветились синим цветом. Ангораива усмотрев в поведении своего отца что-то идущие не по сценарию ритуала, собрав всё мужество в кулак, осмелилась прервать его. Это была не лучшая идея.

Ангораива схватила отца за руку. Костер, горящий позади Доуза, вспыхнул так рьяно, словно водопад огня, позабывший, что ему должно падать вниз.

Старец, находящийся в глубоком трансе, отдёрнул свою руку обратно.

– Неееее верю, – затянул он голосом, едва похожим на свой, а потом, резко, бегом бросился в лес, оставив у огня Ангораиву, Доуза и четыре десятка испуганных вароитэ. Все испуганно зашептался.

После такого грандиозного ритуала, как посвящение в жителя вароитэ, духами наказывалось проводить масштабный пир, с песнями, плясками и горячительными напитками на основе местных растений.

Но в тот вечер, ритуал не был завершен, и все присутствующие не могли сообразить, начинать ли им праздновать или нет.

Ангораива убежала прочь, вслед за своим отцом, оставив Доуза стоять у утихающего костра. Опоясывающие поляну деревья Ягудзи едва заметно склонились над человеком, шепча слова, слышимые только ему: «Это ты виноват. Из-за твоего проклятья, вы никогда не будете вместе». Он был морально раздавлен.

Вопреки неудачному завершению ритуала, праздник всё же разгорелся. Все вароитэ разразились бурным весельем. А Доуз тем временем, покинул место действия, закрывшись в землянке, которую построил своими руками, когда прибыл в племя. Ангораива, перед закатом, сказала своему возлюбленному, что после ритуала, она незаметно ускользнёт с празднества, и придёт к нему. Эта ночь должна была стать идеальной.

Он ожидал возлюбленную, как верный пёс своего человека. Нервничал и не находил себе места. То садился на кровать, то подходил к зеркалу. Разжёг очаг, находящийся в углублении стены. Можно было не бояться задохнуться, потому, как на поверхность через потолок выходила слепленная из глины труба диаметром со ствол пятидесятилетнего дерева Ягудзи.

Доуз заглянул под кровать и достал из-под неё маленький сундучок. Раскрыл его и извлёк последний наполненный серой жидкостью прозрачный пузырёк. Выпил содержимое одним глотком и облокотившись затылком о край кровати, почувствовал, как бурлящий в груди бульон эмоций, утих. Зверь, что каждую секунду пытался взять над ним вверх, успокоился и задремал. Эликсир назывался «Лунное одеяло». Это была последняя доза, что оставалась у Доуза. А готовил этот эликсир его знакомый алхимик из Орфитрона. Только этот эликсир позволял Доуза сдерживать проклятие внутри, пока бушуют эмоции. Два часа он сидел неподвижно и чуть дыша, пока Ангораива стрелою не влетела в комнату, заливаясь горькими слезами.

– Доуз, мой отец… Он…

– Что он?

– Сказал, что ты проклят и не можешь стать вароитэ, – Ангораива разразилась громким плачем.

– Это плохо, – не зная, что ответить, сказал Доуз.

– Это ещё не всё. Он сказал… Ты должен покинуть деревню в ближайшее время. Отец не хочет ссориться с тобой и твоими хозяевам.

– Что он такое говорит, Ангораива? Какие хозяева? Я не понимаю, – Доуз прижал девушку к своей широкой груди, пытаясь успокоить. Он сказал, что не понимает о чём говорил её отец, но на самом деле это не так. Для вароитэ, Доуз был искателем приключений, изучающим культуры разных народностей. Он убедил их, что наконец нашёл свой дом. Жители племени радовались ему, ибо могу он стать торговым мостиком с цивилизацией людей.

На самом же деле, Доуз, по приказу императора прибыл в племя вароитэ, чтобы выудить их тайны. По слухам, они владели древней магии, дарующей возможность видеть «суть вещей», зреть в корень. Доуз лучший, самый талантливый райзер в своём ордене. Только вот счастья ему это не приносило.

– Я люблю тебя и не хочу потерять, – оторвавшись от широкой груди, взглянув в чёрные глаза, сказала девушка.

– Этого не будет, – он был честен, ибо уже не было возможности исполнить приказ. Задание было провалено. Но зато, появилась возможность действовать в своих интересах. – Поехали со мной в Орфитрон. Будем жить вместе в моём доме.