Море успокоилось.

Фигура поглядела вниз.

— О! — произнесла она с радостным удивлением. — Это ты?

Геракл кивнул и с некоторой опаской помахал рукой.

Тут же фигура стала уменьшаться в размерах настолько стремительно, что Гераклу пришлось даже отвернуться, чтобы не закружилась голова. Когда он снова повернулся, фигура была лишь на одну-две головы выше его.

— Приветствую тебя, дядя, — произнес Геракл, все еще не до конца убедившись, что бог морей Посейдон рад его видеть.

— Давно не виделись, племянник, — ответил бог, пользуясь рукояткой трезубца как палкой, чтобы легче было продвигаться в сторону берега. При лунном свете его возраст не поддавался определению. По голосу он казался стариком, однако его тело говорило о чудовищной силе. — Извини за это представление. Я решил, что меня вызвал какой-нибудь верховный жрец, пытающийся заработать себе репутацию на общении с богами. Обычно я пугаю их до потери рассудка, потому что они надоедают своей настырностью. — Он протянул племяннику правую руку. — Жареный тунец, остался от моего ужина. Хочешь?

Геракл засмеялся:

— Нет, дядя, спасибо. Ты ешь тунца?

Посейдон пожал плечами:

— Я повелитель над всеми морскими существами, а это вовсе не исключает, что я не могу закусывать ими время от времени. Впрочем, он совсем пресный. Как моллюски. Закон моря, Геракл, — совершенно невозможно побеседовать по душам с моллюском.

Геракл ждал.

— Вот устрицы — те совсем иные. Каждая из этих особей — настоящий кладезь мудрости. Ты даже представить себе не можешь, как мне бывает с ними интересно философствовать!

Геракл тихонько застонал.

Посейдон засмеялся и направился на восток, жестом предлагая племяннику следовать за ним или оставаться.

Геракл побрел за ним. Посейдон прекрасно знал о том, что его племянник сердится на своего отца Зевса, и всячески избегал вмешиваться в их семейную ссору. Симпатию его, однако, Геракл ощущал при каждой их встрече. По его манере держаться, по тщательному выбору слов… по тому, что грозный дядя не впечатал его в песок и не пронзил своим трезубцем за то, что племянник помешал ему ужинать.

— Приятная ночь, — заметил Посейдон, любуясь бархатным небом, усыпанным яркими звездами. — Да, почаще мне нужно здесь бывать. Морские звезды, конечно, тоже красивые, но сияют не так ярко. Впрочем, откуда тебе об этом знать…

Геракл ничего не ответил. Его дядя двигался с неторопливой грацией морского обитателя. Ничто не могло заставить его торопиться. Надо потерпеть. Все равно рано или поздно его любопытство одержит верх и он захочет узнать причину, по которой племянник его вызвал.

— Алкмена здорова?

— Спасибо, дядя, у нее все в порядке.

— А твой друг? Иолай?

— Как всегда.

Посейдон запихнул в рот своего тунца, выплюнул несколько косточек, из которых тут же возникли какие-то непонятные морские существа и стали проворно улепетывать на глубину, и не без злорадства произнес:

— Пускай теперь дураки смертные определят, что это за виды.

Он намекал на ученых мужей, пытавшихся выяснить, почему море именно такое, какое оно есть, не учитывая причудливую натуру Посейдона и его порой неожиданные шутки. А бог морей с удовольствием подшучивал над ними, создавая время от времени самых причудливых существ.

Ночь была прохладной, с моря веял мягкий ветерок. В отдалении край неба освещали огни Фемона.

— Ну и что там у тебя? — спросил наконец Посейдон.

— Гера, — ответил Геракл.

Посейдон остановился, посмотрел на него сверху вниз и покачал головой.

— Учитывая мое положение, племянник, мне действительно не хочется встревать в ваши дела. — На его губах появилась призрачная улыбка, и он поинтересовался с нескрываемым любопытством: — Чем ты ее разозлил на этот раз?

— Ничем. Абсолютно ничем.

— Охотно верю. Если не считать парочки нереид, эта женщина самая злопамятная из всех моих знакомых. Включая людей, могу добавить. — Кивнув головой, бог морей направился дальше. — Ну а какое все это имеет отношение ко мне?

— Фемонский праздник лета.

Посейдон опять остановился.

— Ты участвуешь в этом?

Геракл склонил набок голову и пожал плечами:

— Совет старейшин Фемона предложил Иолаю роль судьи и пригласил меня вместе с ним. Тоже судьей.

Посейдон понимающе вздохнул:

— И ты, конечно, согласился, чтобы уберечь его от неприятностей.

— Ну… в общем, да.

Бог морей рассмеялся глубоким горловым рокотом, вибрации которого легче почувствовать, чем услышать.

— Они сплотились против тебя, верно? Твоя мать и твой друг? Мол, хочешь век бобылем прожить и все такое…

Геракл неохотно подтвердил:

— Что-то в этом роде.

— Ох уж эти женщины, — сказал Посейдон с мягким осуждением и с большой нежностью. — Просто удивительно, на что они способны.

«Удивительно — не самое подходящее слово, — подумал Геракл. — Это еще слабо сказано. Ужасно, на что они способны».

Посейдон взмахнул в воздухе трезубцем.

— Так что же?

Геракл колебался. Сейчас ему предстояла самая сложная часть их встречи: объяснить все так, чтобы дядя не обиделся.

— Я не умею читать мысли, — добродушно заметил Посейдон. — Да еще этот свободно плавающий воздух здесь, над морем. От него у меня начинает кружиться голова. Я прямо-таки пьянею, но это ничего, я не боюсь.

И тогда Геракл быстро рассказал ему про все, что он узнал от парня из конюшни. Как исчезали девушки, избранные царицами лета. И про то, что официальное объяснение казалось всем достаточно убедительным — они, мол, уезжают в большие города, на поиски счастья, — однако как-то рыбаки обнаружили останки одной из таких цариц.

Поскольку он не думает, что Деметра, богиня земледелия и плодородия, может иметь к этому отношение, вот и…

— Ты решил, что это моих рук дело, — закончил за него Посейдон. Его лицо потемнело. Кончики трезубца накалились и стали красными.

— Я подумал, что ты можешь… — торопливо поправил его Геракл, — можешь знать, что там происходит. Вот что я имел в виду.

Они стояли не очень далеко от скал, которые Голикс сравнил с зубами дракона. Оттуда эти скалы казались неясными силуэтами на фоне ночного неба, несмотря на яркую луну, и Геракл не обращал внимания на лежащие между ними тени. Или на то, как стоит его дядя и смотрит на воду.

Он ждал несколько минут, не решаясь не то чтобы заговорить, но даже пошевелиться.

— Я один из троих, — спокойно произнес Посейдон, когда его гнев улегся, уступив место созерцательному расположению духа. — У меня есть братья Аид и Зевс. Мы не контролируем — и не можем контролировать — друг друга, и это нормально. Мы не контролируем… не можем контролировать то, что находится в нашем ведении, и это, пожалуй, ненормально. Большую часть этого, конечно, мы держим под контролем, но далеко не все.

Геракл пошевелился и подошел к дяде.

Начался прилив.

— Клотон, — сказал дядя.

— Что?

— Это такое существо, Геракл, его зовут Клотон. — Он обвел свободной рукой горизонт от востока до запада. — Он плавает в самых глубоких частях моего царства, выбирается и за его пределы, даже туда, где я сам никогда не бывал. Он движется по большому кругу, так что я, к счастью, вижу его раз в несколько лет. Отвратительная бестия. Просто мерзавец. — Ноздри Посейдона гневно раздулись. — Как-то раз мы с ним даже подрались.

— И ты не победил? — отважился спросить Геракл

— Но и не проиграл, — возразил Посейдон. — Если бы это случилось, вместо меня морями правил бы мой дорогой сынок Тритон, а я сам сидел бы где-нибудь на скале и сочинял глупые песенки для Сирен. — Он усмехнулся: — В принципе, неплохая жизнь, но моя жена убила бы меня, не дав закончить и первую строфу.

Геракл понимал, что все это достаточно правдоподобно. Однако, если он сейчас позволит дяде и дальше перемывать косточки своим родичам, конец рассказа он услышит лишь на рассвете.

— Так что же Клотон? — перебил он дядю.