– Вань, а какой сейчас год?..

Крестьянин (но это не точно) удивлённо посмотрел, а потом звонко рассмеялся.

– Тьфу, точно перегрелся! Шестнадцатый век, тысяча пятьсот пятьдесят пятый год от рождения Христа, – хитро сощурившись, пояснил он. – При батюшке Иоанне IV служим черносошными крестьянами. Ну? Теперь-то очнулся?

– Чёрт! Ой, – я прикусил язык, – то есть матерь божья!

Выдвинутая мною фраза была лишь маскировкой, потому что душевное состояние явно было на грани срыва. Если бы не рядом стоящий Ваня, я бы уже ушёл в себя или что хуже – отключился.

– Тиан, овёс уже скоро размером с меня будет, если мы вспахивать не начнём! – он посерьёзнел, видеть его в полугневе было чем-то необычным.

– Да-да, прости, я, видимо, правда перегрелся…

Ивашка немного улыбнулся, а после передал мне, судя по всему, инструмент для пахоты. Из истории я помнил, что крестьяне чаще всего использовали плуг на тяжёлых, бледных землях. Но наша почва была противоположностью этой, поэтому и инструмент другой.

Это была толстая длинная деревянная доска с раздвоением внизу – ногами, на которые были надеты металлические наконечники. Название вроде на «с»… С… се… со…

– Ну что встал! Соху в руки – и поехали!

Точно! Соха!

Ванька начал вспахивать, а я внимательно изучил его действия и приступил к работе сам. Сидеть без дела я не собирался точно, раз уж оказался в прошлом, на чужом месте, будь добр – трудись.

Первые пять минут было легко, я умело подрезал сошниками землю, что важно – горизонтально!

Но потом, когда по второму разу я рассекал пласты земли, начался ужас… Спина спустя время решила включить самую высокую болевую напряжённость, что почему-то сказалось на лёгких, и я стал тяжелее дышать, или это была очередная психосоматика.

Пахать сохой (овёс её б подрал!) было непросто: она то и дело выскакивала из земли. К тому же соху необходимо всё время держать на весу.

А Ивашке было, видимо, абсолютно всё равно, потому что, в отличие от меня, товарищ стал жаловаться на спину только спустя два часа на открытом солнце.

Время пролетело незаметно, я пытался поговорить с рыжиком, но сил не хватало даже на произнесение слога, не то что предложения. Василиса Егоровна (женщина, ранее накричавшая и облившая меня водой) принесла один раз кувшин с питьём, чтобы от жары не только внешней, но и внутренней нас не охватило обезвоживанием, а потом и более серьёзными последствиями.

Как только солнце зашло за горизонт, я упал на землю с тяжёлым вздохом и прикрыл веки.

Рядом послышался звонкий смех, который очень старательно пытались подавить.

– Да, дружище, не знал я, что ты такой хиляк, – в голосе чувствовались нотки иронии. – Раньше в два раза больше меня вспахивал, а сейчас даже половину поля не закончили. Ну ничего, завтра с новыми силами закончим вспашку, а на следующий день начнём бороздить.

Я резко открыл глаза, проморгался, посмотрел на Ваню и одними только мыслями выругался на всю почву и овёс, а крестьянину показал палец вверх, хотя я сомневаюсь, что он знает его значение.

***

В ветхий домик я вернулся почти без сил и сразу же завалился спать, не думая о том, что вообще со мной произошло за эти часы. А произошло ну очень много странного. Но из упомянутого ранее следует сделать вывод, что этим вопросом я занялся следующим утром.

Точнее, как занялся… попытался… потому что Василиса Егоровна и Ивашка ровно в шесть утра по петушиному будильнику отправили меня на поля, о которых, наверное, своим ученикам я буду рассказывать с особой, «безмерной» любовью.

– Итак! Всю эту оставшуюся половину овса мы должны вспахать до заката и даже постараться начать бороздить, – вовсю улыбался рыжик. – За работу, Тиан!

– Такое ощущение, что я один тут самый вялый… – произнёс зевая. – Хотя странно, уже привык за годы университета просыпаться в такую рань.

– Чего? Униве… Ты о чём сейчас? – удивлённо поинтересовался Ваня с сохой в руке.

Замерев на месте, а затем через силу натянув улыбку, я опустил глаза в землю.

– Да так… приснилось, видимо.

– А, ну да, ну да! Мне вот, знаешь, снилось, что я купил себе коня! Чёрного такого… – дальше его речь была как в воде, ведь мой разум полностью сконцентрировался на других вещах.

Инструмент в руках активно срезал овёс, но мысли были совершенно о другом. О доме. Почему я вообще оказался здесь? Как мне вернуться назад? Что я должен для этого сделать? Почему у меня другое имя? Почему именно эпоха правления Грозного? Столько вопросов, на которые абсолютно нет ответов. Тупик. Лабиринт, который непременно надо начинать распутывать…

Прошло примерно около часа-двух, и Ивашка запел своим сиплым голосом песню:

«Спасибо те, зятюшко.

Царь Иван Васильевич,

На твоей каменной Москве!

Не дай Бог мне больше бывать

Во твоей каменной Москве,

А не то бы мне, да и детям моим!» 1

Птички вокруг звонко подпевали товарищу, деревья приветственно шумели листиками, утренняя прохлада приятно щекотала нос. Солнце, которое только-только встало, заботливо грело землю и дарило улыбку миру. Вся эта атмосфера во время исполнения завораживала и помогала отпустить ненужный мусор в голове, заполняя его чистым приливом сил. Такая работа была, наверное, одной из самых лучших, что мне когда-либо удалось повидать…

В тот момент действительно было спокойно. Душа танцевала вместе с тёплыми лучиками солнца и вселяла надежду, что всё будет хорошо.

Соха отрезала овёс как по маслу, боль в спине уже не так ярко выражалась. То ли я привык к этому, то ли лечебный голос Вани постарался. В какой-то момент слова сами начали вылетать из моих уст, хотя я толком не знал эти произведения.

– Крис, мы вспахали уже почти всё поле, а ещё даже не полдень! – воодушевлённо произнёс товарищ и огляделся вокруг. – Такими темпами мы и побороздить успеем.

Я тоже остановился и внимательно осмотрел поле. Действительно, на большей части земли на нас смотрели корни овса.

– И правда, так это ж здорово! – похлопал я Ваню по плечу.

Вдруг где-то рядом донёсся лай, и мы одновременно посмотрели назад. К нам бежала бродячая собака, которая, в силу своего отшельничества, была красивой, гладкошёрстной, с висящими ушами. Она была вылитой русской гончей.

Животное радостно, с разбегу и со всей силой прыгнуло на меня и уронило на землю. После этого моё лицо накрыла волна слюней.

– Тихо! Тихо! – смеясь и отпихиваясь от собаки, бурчал я. – Ванька, хватит смеяться! Помоги!

Товарищ сквозь слёзы бережно отодвинул животное, а я в это время быстро поднялся на ноги и серьёзно посмотрел на собаку.

– Ну, рассказывай, чья будешь?

Рыжий хвостик весело завилял.

– Ты, кстати, пёс или сука?

Ивашку тоже это озадачило, и он посмотрел на животное сзади.

– Мужик это! Самый настоящий охотничий пёс, – сделал вывод товарищ и почесал собаку за ушком.

– И что нам делать с этим чудом? – аккуратно присев на корточки, я склонил голову набок и немного ухмыльнулся.

Пёсик сразу же поднялся с места и вновь кинулся ко мне (повалить себя в этот раз я не дал).

– Я кошатник! – Да, Кирьян, браво. Самый лучший аргумент для собаки. – Какой ты резвый, ужас просто!

Ваня окинул нас с ног до головы, а затем просиял, словно солнышко.

– Давай оставим его себе! Тем более ты кличку ему уже придумал – Резвый. Мне нравится, – открыто улыбался парень. – Смотри, как ты ему нравишься, Крис! Он на охоту с нами будет ходить. Это же гончая, знаешь, какие из них замечательные охотники на зайца выходят?

Я посмотрел на собаку, а рыже-белая морда посмотрела на меня, высунув язык и аккуратно сложив лапки.

– Резвый, значит…

Пёс наклонил голову, пробуя кличку, а затем звонко гавкнул.

– Добро пожаловать в семью, дружище, – хитро сощурив взгляд и подскочив с места, я побежал по полю. – Резвый, Резвый! За мной! За мной мальчик!