Боня взялась за дверную ручку и потянула на себя. От ароматов кофе и свежей выпечки у нее закружилась голова, и ей захотелось съесть круассан прямо здесь, хотя она не любила сидеть в кафе и обычно забирала заказ с собой. К тому же на другом краю Беличьего острова ее ждали…
– Мне три бургера самых больших, с курицей. Да-да, «Гранд Чикен два икс эль». И еще шесть круассанов. Нет, давайте девять. И картошки-фри три пакета, тоже «два икс эль». Три кофе еще. Все с собой. Нет, не все: один кофе и круассан не упаковывайте.
Бармен, тощий бледнолицый парень, выдал заказ с невероятной скоростью, несмотря на слегка заторможенный вид и рассеянный взгляд. Боня всегда удивлялась ловкости его рук: прямо фокусник!
Она расположилась на высоком барном стуле у стойки, тянувшейся вдоль стены. На стене висел небольшой телевизор, где транслировалась криминальная сводка. Весь экран занимало фото какого-то парня, и голос за кадром сообщал, что это беглый преступник, которого разыскивают за жестокое убийство девушки – дочери депутата городской думы. «Ого! – поразилась Боня, поперхнувшись горячим кофе. – Каким же надо быть кретином, чтобы отправить на тот свет дочь депутата! Интересно, чем она ему так насолила?»
Парень показался Боне вполне симпатичным: темные волнистые волосы, открытый и умный взгляд, интеллигентное лицо, тень улыбки на тонких губах. С виду не дурачок, да и на убийцу не похож, зато похож на Тимоти Шаламе из «Дюны», которого Боня считала эталоном мужской красоты. «Либо дочь депутата отъявленная стерва, либо здесь какая-то ошибка, но в любом случае, этот красавчик здорово влип! Сто процентов, его поймают!»
Боня сжала зубами хрустящий круассан, и теплая шоколадная начинка наполнила рот. Мир за стеклянной стеной кафе сразу стал казаться ярче и прекраснее, а высотки нового жилищного комплекса, отделенного от Беличьего острова широкой рекой, уже не выглядели такими недосягаемыми, словно находились в другой реальности. Боня размечталась, что наступит время, когда она сможет любоваться Беличьим островом, глядя в окно одной из этих высоток. Однажды она обязательно разбогатеет и купит там квартиру на последнем этаже с самым лучшим видом, а мрачные, изъеденные временем стены заброшенного яхт-клуба навсегда останутся в прошлом. Если только ей повезет разжиться достаточной суммой денег, она и для Маманши с Друидом подыщет новое жилье: они заслужили. Если бы не они, вряд ли она бы сейчас сидела здесь и жевала этот круассан, предаваясь радужным мечтам. Маманша и Друид не только удержали ее от безрассудного шага в пустоту за мостом, но и вернули ей способность мечтать. А еще они стали для нее новой семьей – не в буквальном смысле, конечно, но Боня была уверена в том, что, если бы с ней случилась беда, они бы огорчились куда больше, чем ее собственные родители.
Маманша и Друид были довольно странной парочкой. Оба они очень сильно отличались от нормальных людей как внешностью, так и внутренним содержанием. Хотя в последнее время разных фриков вокруг развелось – не счесть, Боня давно перестала удивляться при виде различных типов с татуированными и унизанными пирсингом лицами, с волосами и глазами диких цветов… ну разве что пузатые бородачи в обтягивающих леггинсах иногда вызывали у нее усмешку, которую приходилось прятать, чтобы не задеть их самолюбие, а в остальном, можно сказать, она уже ко всему привыкла. Но Маманша и Друид до сих пор ее слегка шокировали.
Внешность Маманши оставалась для Бони загадкой, потому что та всегда носила медицинскую маску, скрывавшую нижнюю часть лица, хотя пандемия давно канула в лету. Глаза она прятала за темными, абсолютно непроницаемыми очками. Может, Маманша и снимала их когда-нибудь, но Боне ни разу не удалось застать ее в этот момент. Наверное, у Маманши имелись веские причины на то, чтобы так тщательно маскироваться, но она никогда об этом не рассказывала. Боню разбирало любопытство, и однажды она спросила Маманшу, для чего ей солнцезащитные очки и медицинская маска в полутемном помещении клуба, где не бывает посторонних. Маманша буркнула в ответ что-то вроде «Береженого Бог бережет», а в другой раз, когда Боня снова спросила ее об этом, грубо отрезала: «Не суй нос не в свое дело!» С тех пор у Бони пропало желание задавать вопросы на эту тему: в конце концов, каждый имеет право на свои секреты.
Судя по сгорбленной фигуре и седине в коротко остриженных волосах, по возрасту Маманша годилась Боне в бабушки – должно быть, ей было не меньше шестидесяти. Но Боня иногда обращалась к ней «Мам», сокращая ее кличку, и той это явно нравилось. Как-то раз Маманша даже сказала: «Можно считать, что жизнь удалась, если кто-то зовет тебя мамой». Боня ничего не знала о прошлом Маманши и понятия не имела, были ли у той свои дети, но после этой фразы решила, что, скорее всего, нет.
Маманша умела предсказывать судьбу и этим зарабатывала себе на пропитание. Она оценивала свои услуги довольно высоко, а какой бы то ни было рекламой пренебрегала, поэтому очередь из желающих узнать свое будущее к ней не выстраивалась, однако иногда на площадку перед клубом приезжали дорогие автомобили, и тогда Маманша ненадолго покидала свое убежище.
Сеансы предсказания проводились тут же, под пешеходным мостом, протянувшимся над площадкой и когда-то соединявшим второй этаж яхт-клуба и трибуны болельщиков, расположенные на крутом берегу реки. Трибуны представляли собой широкие бетонные ступени и своей дугообразной формой напоминали фрагмент греческого амфитеатра. Наверное, в семидесятые это выглядело впечатляюще, но сейчас и ступени, и мост, ведущий к ним, имели жалкий вид: бетонные поверхности растрескались и раскрошились, отовсюду торчала ржавая арматура, а в лестничном пролете над трибунами зияли огромные дыры. К тому же, как часто случается с бесхозными городскими объектами, все они были сплошь покрыты аляповатыми и бестолковыми граффити, не имевшими никакой художественной ценности.
Всем клиентам, обратившимся за пророчеством, Маманша предсказывала страшные бедствия, которые должны были свалиться на них в недалеком будущем. Клиенты ей верили, возможно, потому, что у каждого из них имелись серьезные проблемы в какой-то сфере – либо со здоровьем, либо в бизнесе: ведь едва ли человек станет обращаться к гадалке, если у него в жизни все хорошо. Конечно, всем клиентам хотелось отвести от себя беду, и ради такого они готовы были расстаться с приличной денежной суммой, а Маманша ловко этим пользовалась: продавала им в качестве оберегов вещицы из дерева, изготовленные Друидом. Если клиент соглашался купить так называемый оберег (а они всегда соглашались), Маманша шептала на эту вещицу какую-нибудь абракадабру и вручала ему, уверяя, что до тех пор, пока вещица будет при нем, никакая беда его не коснется.
Боня считала, что все эти «сеансы» чистой воды мошенничество, но не осуждала Маманшу: ведь таким образом та пыталась выжить, не причиняя никому вреда, а клиенты лишались хоть и больших, но далеко не последних денег. Однако Боня опасалась, что однажды кто-нибудь из них убедится в бесполезности «оберегов» Маманши и явится к ней с разбирательствами. Но странное дело, время шло, а предъявлять претензии никто не спешил, словно клиентов все устраивало. Ну, или сила «оберегов» ни у кого не вызывала сомнений.
Иногда Боне казалось, что «обереги» действительно обладают неким мистическим действием, но подобные мысли она приписывала своей излишней наивности и доверчивости, от которых давно пыталась избавиться, и злилась, если в очередной раз обнаруживала у себя эти слабости. Мир прозаичен и жесток, считала она, и безнаказанно верить в сказки могут только те, кто обладает какой-то силой: силой богатства или силой власти, например. Всем остальным приходится постоянно быть начеку, чтобы не стать жертвой таких «силачей».
Недаром ведь Маманша и Друид обитали в заброшенной части острова, куда обычным людям доступ был закрыт: жестокий мир пережевал и выплюнул их на обочину жизни, и, если бы не Страж, едва ли они были бы живы до сих пор. Возможно, их маскарад объяснялся тем, что оба они от кого-то скрывались: либо нарушили закон, либо нажили себе смертельных врагов. Друид маскировался еще более тщательно, чем Маманша, и куда более затейливо: когда он находился «при полном параде», распознать в нем человека было практически невозможно. В такие моменты Друиду больше подошла бы кличка «Леший», потому что выглядел он, как ожившее дерево. Его маскарад состоял из голых древесных прутьев, скрепленных между собой в виде шалаша, и маскировочной сетки с имитацией увядшей листвы, какими часто занавешивают изгороди на летних верандах кафе. В отличие от Маманши, не расстававшейся с маской и очками, Друид облачался в древесный костюм лишь тогда, когда уходил в лес, который начинался сразу за яхт-клубом и тянулся до самого края острова, острым клином вонзавшегося в широкую реку. Непонятно, зачем Друид пользовался маскировкой, ведь этот лес располагался на территории, закрытой для посторонних, и попасть туда можно было лишь через ворота, которые охранял Страж – суровый мужчина с добрым сердцем. Он позволял бездомным, таким, как Маманша и Друид, жить в заброшенном яхт-клубе и даже подкармливал их иногда, покупал им бургеры, а в день зарплаты привозил продукты из супермаркета. По словам Стража, закрытую часть острова собирались благоустраивать на средства частных инвесторов, поэтому и огородили территорию. В яхт-клубе даже начали делать ремонт, подключили электричество и воду, но что-то пошло не так – то ли инвестиций оказалось недостаточно, то ли возникли проблемы с законодательной базой, но работы остановились еще два года назад. С тех пор кроме Стража никаких работников на объекте не было, и он опасался, как бы ему вскоре не пришлось подыскивать новую работу, если финансирование совсем прекратится. Из шестерых охранников, работавших на объекте с момента запуска проекта, остался только он. Зарплату ему платили неплохую, но, если учесть, что работал он без выходных, выходило не так уж и много. Правда, выходные и отпуск Стражу все же полагались, на время его отсутствия ему обещали прислать замену, но он предпочитал отдыху денежную компенсацию, не желая никому уступать свой пост. Боня догадывалась, что Страж делал это не из жадности, а из жалости к тем, кого приютил, ведь другой охранник мог бы выдворить Маманшу и Друида восвояси или донести о них руководству, и тогда им пришлось бы искать новое убежище. Впрочем, и Боне тоже: пусть у нее и была своя комната в родительской квартире, но туда она возвращаться не собиралась. Уж лучше скитаться по подвалам, как, кстати, она и делала, прежде чем очутилась в этом яхт-клубе. Правда, именно из-за этого она сюда попала и только чудом не отправилась на тот свет.
