– Что же тогда будет с нами? – заволновались все.

Я не знал, что ответить… Ближе к полудню пришёл охранник Ким – тот самый любитель пения, и мы потихоньку поговорили.

– Какова будет наша судьба? – спросил я.

Выяснилось, что жизни наши буквально на волоске. Нас дважды то приговаривали к смертной казни, то миловали. В августе после долгих споров и обсуждений японское правительство решило казнить всех заговорщиков и участников восстания корейских солдат-студентов. 18 августа должна состояться казнь. Охранник Ким рассказал, что губернатор провинции уговаривал тюремное начальство помиловать корейских студентов – боялся, вдруг казнь приведёт к волнениям. «Они и так ходячие мертвецы, – убеждал губернатор. – К чему тратить порох? И так помрут». Но японское правительство приказало казнить…

В полдень 15 августа опять включили радио. Я никогда раньше не слышал голоса императора. В тот день он звучал так, словно ему физически больно, он плачет. Некоторые слова я не разобрал, но было понятно, что он объявляет полную капитуляцию Японии.

– Слава Корее! – заорал я.

Следующий день, 16 августа, стал одним из счастливейших в моей жизни. Нам дали на обед свинину. Корейские надзиратели рассказали, что японская охрана дала дёру – нас всех выпускали на волю. Ким принёс одежду: просторную рубашку, мешковатые брюки, пару туфель, даже плетёные японские шлёпанцы. И вскоре меня и моих товарищей вывели за ворота тюрьмы. Мы стояли и не могли надышаться воздухом свободы. Представьте, это случилось за два дня до запланированной казни!

Я провёл в тюрьме только семь месяцев, но вред, нанесённый моему здоровью, был колоссальным. Однако лишения закалили меня, моя воля окрепла. Именно эти качества пригодились впоследствии для развития боевого искусства тхэквондо.

***

К моменту нашего освобождения возле тюрьмы собралась толпа. Как только мы вышли за ворота тюрьмы, люди начали аплодировать: «Ура! Да здравствуют корейские студенты!» Многие плакали… Нам принесли еды и наперебой старались накормить. Охранник Ким вызвался проводить нас до здания муниципалитета Пхеньяна. Толпа здесь ещё больше, над зданием городского правления подняли национальный флаг. Люди скандировали: «Долгой жизни освобождённым патриотам!»

Горожане зазывали на обед. Лично я принял приглашение от Кима, и всей тюремной командой мы отправились к нему в дом. Во время застолья Ким снова рассказал о том случае, когда он устроил конкурс по пению, поблагодарил меня за то, что я не выдал его, крепко пожал руку. Мы лакомились корейским барбекю, пили корейскую водку, обсуждали планы на будущее.

Мы сто раз обговорили наши планы: честно выполнять свою работу, но не стремиться к высоким постам или славе. «Наверное, – говорили мы, – надо создать какую-то организацию – и попытаться избежать возможного соперничества внутри коллектива. Если лидер не будет соответствовать нашим идеалам или недостаточно служить нуждам корейского народа, он должен покинуть свой пост». Мы в очередной раз поклялись навсегда остаться друзьями, выпили за это, скрепив договор очередными обещаниями. Нам было очень хорошо!

Посреди застолья Ким куда-то сбегал, вернулся взволнованный. «Корейцы, – сказал он, – дерутся с японцами – у людей накопилось слишком много обид и претензий друг к другу». Для нас это была та ещё новость. Мы только-только вышли из тюрьмы, с силами-то не успели собраться, нам было не до уличных драк. Действительно, Пхеньян в то время буквально сотрясало от драк, которые вспыхивали то в одном, то в другом районе города. Взрывоопасную ситуацию переждали в доме нашего бывшего охранника Кима. А когда почувствовали себя окрепшими, четверо из нас собрались ехать в Сеул. По радио в то время транслировали речь патриотического лидера Кореи Йоу Онн Хена. Он призывал бывших корейских солдат-студентов присоединиться к нему.

Услышав призыв, мы сели в трамвай и поехали на вокзал Пхеньяна. В зале ожидания я неожиданно столкнулся с известным полковником Ким Сук Воном, который присутствовал на нашем судилище. Полковник был ещё в японской форме. Он узнал нас, поздравил с освобождением, выразил сочувствие по поводу трудностей, которые нам пришлось пережить. Мы немного поговорили о политике, а он высказал неожиданное предположение:

– Скорее всего, друзья мои, лет через десять мы вступим в альянс с Японией против Советского Союза.

Тогда я был изумлён его словами. Но оценил предсказания этого мудрого человека намного позднее, когда международная политика изменилась до неузнаваемости.

***

На платформах вокзала царил беспорядок. Так много людей, что мы с огромным трудом нашли нужный поезд. Поезд тронулся, пассажиры стали рассаживаться по местам – или, точнее, искать себе место в вагоне. Именно там был замечен наш тюремный дерматит.

– У вас ветрянка или проказа? – спрашивали пассажиры.

– Похоже, и то и то! – отвечали мы.

И люди стали отсаживаться от нас подальше. Вокруг образовалась такая пустота, что мы смогли разложить багаж, даже вытянуть ноги. Кто же знал, что ненавистный дерматит сослужит такую службу!

Когда мы прибыли в Сеул, уже смеркалось, трамваи до города уже не ходили. Единственный вариант – идти пешком, но сил на это не было абсолютно. Мы попытались уговорить кондуктора трамвая довезти нас. Но тот, рассмотрев скромную одежду и сыпь на наших физиономиях, предложил переночевать на вокзальной площади. Я был возмущён: спать, как бродяги, на дороге? Какое унижение!

Всё-таки пришлось идти пешком. Усталые и разбитые, мы брели в сумерках. Стояла духота, не было даже намёка на слабый ветерок. Мы обливались потом, покрывались пылью, и от этого кожа чесалась ещё сильнее. Ли Доу Су не вытерпел, уселся на тротуар и с видом безумца принялся чесать всё тело обеими руками… Это было ужасно… Мы отдыхали больше, чем шли. В полной темноте доковыляли до первого жилого района. Совсем не было денег; те туфли, которыми нас снабдил охранник Ким, давно изорвались, и мы шли босиком. Ну и зрелище мы собой представляли!

В Сеуле тысячи домов – но ни одного, где согласились предоставить ночлег. Набравшись смелости, постучали в двери больницы. Открыл человек, похожий на доктора. Увидев нас, сначала нахмурился, однако, выслушав нашу историю, смягчился. Нас не впустил, но подарил по паре старых японских деревянных шлёпанцев.

Мы были готовы уснуть прямо на дороге. И уже начали присматривать укромный уголок, как вдруг вышли на небольшую гостиницу – оттуда слышался храп. Когда подошли ближе, увидели, что за стойкой спит женщина, видимо, горничная или администратор. Услыхав наши шаги, она проснулась и оглядела нас с ног до головы. Тот ещё видок у нас был! В грязной одежде, немытые, потные, с тюремной сыпью… Наверное, мы показались ей бандой, которая промышляет воровством туфель.

– Мы не собираемся ничего красть! – взмолились мы. – Дайте нам воды! Воды, пожалуйста!

Женщина пожалела и принесла столько воды, чтобы мы смогли утолить жажду. Извинившись, что оторвали её от службы, мы почтительно поклонились и отправились дальше. Пак Сунн Ква всё-таки сориентировался и привёл нас к зданию с вывеской «Комитет основания государства». Наконец-то! Здесь помогали всем патриотам, пострадавшим от японского правления. Нас радушно встретили, проводили в хорошую гостиницу, персоналу которой объявили, что мы важные гости. Так приятно, что мы прослезились…

В Сеуле нас принимали во всех слоях общества. Мы завели кучу интересных знакомств, были заняты устройством нового государства. Но я всё время тосковал по дому – там даже не знали, жив я или нет. И я тоже не знал, как дела у моих родственников. Однажды я нанял рикшу и поехал на вокзал. С билетами мне помог Йоу Онн Хен. Забегая вперёд, скажу, что именно этот человек стал знаменитым политиком и видным историческим деятелем, однако не потерял связи с простыми людьми. Его убийство стало для меня огромной трагедией, а Корея лишилась своей путеводной звезды.