Местечко Дам сюр Шмен находилось в трех часах езды на машине к югу от Клинкура и состояло из деревушки, жители которой издавна занимались виноградарством, и небольшого загородного замка времен Людовика ХIV, массивного, островерхого здания со множеством башен и дымовых труб. Теперь тут размещалась психиатрическая клиника доктора Жюно.

Парк с его аккуратно подстриженными газонами, кустами, старыми деревьями, с тщательно ухоженными, посыпанными гравием дорожками ничем не напоминал о лечебном заведении. Однако Пери сразу обратил внимание на то, что парковая стена надстроена примерно на метр. Верхняя часть, также как и нижняя, была оштукатурена и выкрашена в желто-коричневый цвет. Но внимательно приглядевшись, можно было заметить линию, разделявшую старую стену от надстройки.

В это послеобеденное время в парке почти не было видно пациентов. На скамейке сидел старик и что-то напевал себе под нос. Когда Пери проходил мимо, старик посмотрел на него пустым, мертвенным взглядом, и если бы Пери почувствовал то же, что этот безумец, то увидел бы мир в жуткой, искаженной форме.

Навстречу Пери шла женщина средних лет. Он поприветствовал ее легким кивком головы. Это побудило ее остановиться. Пери бросилось в глаза, что она держала руку неестественно прямо, несколько отставив ее от туловища. Она улыбалась, глядя в сторону и вниз.

— Сделай книксен, Люсиль, вот так. А теперь подай месье руку — не левую, правую! Должна же ты, наконец, научиться этому. — И, обращаясь к Пери, сказала: — Простите, месье, но мы сегодня немного смущаемся. Так бывает всегда, когда дают морковку. Мы совершенно не переносим ее и тогда начинаем упрямиться, поэтому нас следует немножко подержать в духовке. — И она снова взглянула вниз и в сторону: — Хорошо, хорошо, не надо плакать. Подойди поближе, я вытру тебе нос, вот так, а теперь скажи месье «до свидания», мы задерживаем его.

Пери непроизвольно сделал движение, словно хотел пожать ручку невидимого ребенка, затем приподнял шляпу и быстрыми шагами пошел прочь.

Когда он вошел в бывший загородный замок — здесь также царили чистота и порядок, — внезапный душераздирающий крик заставил его остановиться. Кто-то кричал так, будто с него живьем снимали кожу. Затем вновь настала тишина, звенящая тишина, когда слышен каждый шорох.

В холле появилась медицинская сестра. На ней был белоснежный халат, такой же белоснежный колпак, и ее лицо, ее руки, казалось, были высечены из мрамора.

Пери объяснил ей цель своего визита.

Доктор Жюно принял его сразу. У него было умное, резко очерченное лицо, и, судя по поведению, он знал цену себе и своему положению.

— Пери, Пери? Ах да, я встречал как-то ваше имя в газетах. Чем могу быть полезен?

Поскольку Пери еще не решил, как ему следует вести себя с доктором Жюно, то он, как бы невзначай, спросил:

— Что это за женщина прогуливает воображаемого ребенка за руку?

— Случай не особенно сложный. И абсолютно неопасный, — пояснил доктор. — Эта женщина, супруга состоятельного торговца, долго не имела детей. В сорок ей удалось родить. Уход за малюткой доверили кормилице. Но у той был любовник. Чтобы неугомонный ребенок не нарушал их любовную идиллию, кормилица включала газовую плиту и на секундочку совала плачущую малышку в духовку, после чего та крепко засыпала. И вот однажды этот эксперимент окончился трагически… Но для матери ребенок по-прежнему жив… Впрочем, я полагаю, вы прибыли сюда не для того, чтобы услышать от меня эту историю?

Пери не ответил — резкий, леденящий душу крик, который, казалось, не могли заглушить даже толстые стены, опять остановил его.

— Смирительная рубашка, — сухо заметил доктор Жюно. — Есть случаи, когда без этого невозможно обойтись.

— Я прибыл сюда, — сказал Пери, — чтобы повидать бывшую певицу Эреру Буайо.

— Эреру Буайо? — Глаза доктора стали холодными и неприветливыми.

— Возможно, она помещена в вашу клинику под другим именем. Но это нетрудно установить. Или я ошибаюсь?

— В нашей клинике сотни пациентов, и так сразу я не могу припомнить ту, что вас интересует. И, к сожалению, регистратура уже закрыта.

— Тем не менее прошу вас выяснить это. Причем незамедлительно. Мне необходимо увидеть эту женщину и поговорить с ней.

— Ваш тон, месье…

Пери взглянул на часы.

— Даю вам три минуты на то, чтобы освежить свою память. Затем вы проведете меня к Эрере Буайо. В противном случае вы сядете в мою машину, и мы продолжим наш разговор у меня в кабинете.

Доктор Жюно самодовольно рассмеялся.

— Замечу, месье Пери, что я принадлежу к кругу людей, где придают значение формам обращения. И тому, кто намерен оскорбить меня, следует помнить: состояние некоторых наших пациентов требует от наших санитаров недюжинной физической силы. И они беспрекословно подчиняются мне. — Он хотел взять телефонную трубку.

— Не спешите, — остановил его Пери. — Не знаю, что вам известно о деле Мажене-Гранделя-Буайо, но можете мне поверить, все это очень серьезно.

За дверью послышался какой-то шум, затем она распахнулась.

— Добрый день, господа! Надеюсь, вы позволите прессе принять участие в вашей встрече. — По худому веснушчатому лицу Ламбера скользнула нахальная улыбка.

Реакция Пери удивила его самого. Он почувствовал, что этот человек симпатичен ему, его развязность скорее забавляла, нежели возмущала. Доктор Жюно был более чем возмущен.

— Кто позволил вам врываться сюда? — резко спросил он.

— Если вы употребляете глагол «ворваться», — непринужденно поучал его Ламбер, — то вам следует опустить — «позволил». Вы могли бы сказать: «Кто дал вам право врываться сюда?» Тогда я ответил бы: «К этому меня побуждает моя гражданская совесть. Она уже шепчет мне на ухо кое-какие газетные заголовки…»

Истошный крик заставил Ламбера умолкнуть, и, когда вновь стало тихо, он продолжил:

— К примеру: «Сумасшедший дом доктора Жюно — гнездо киднапперов?». Или: «Где их прячут? Хроника одной психиатрической клиники». Вероятно, вы обратили внимание, что все заголовки с вопросительными знаками. Вам было бы неприятно, если бы это привело к расследованию, очень неприятно.