Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Господи, а если бы вошла Тома? Почему мерзавка не учла эту вероятность? Она могла погубить всю мою жизнь!

Мне нужно было выпить, срочно. Моя богатая, как оказалось, фантазия принялась генерировать варианты развития ситуации, от которых начинался озноб. Заглянувшая Тамара. Дворник, который мог расчищать снег под окнами моего кабинета.

Я в ужасе уставился на раздвинутые тяжёлые шторы.

Но если бы кто-то что-то видел, уже разразился бы скандал.

Всё в порядке. Всё хорошо. Я легко отделался.

В шкафу с кубками и наградами спортивных команд лицея в нижней секции нашлась бутылка коньяка, которую я получил от женского коллектива на двадцать третье февраля. Как неожиданно быстро настал её час.

Я не позволяю себе пить на работе, но сегодняшний день был особенным. Я почти не заметил, как ёмкость опустела на треть. И едва успел убрать её под стол, когда Тома зашла попрощаться.

На улице стемнело. Если я продолжу тут рефлексировать, то грязно и безобразно напьюсь.

Нужно возвращать свою жизнь в нормальное русло. Взять себя в руки.

Я поставил на место коньяк, благоразумно загородив початую бутылку стопкой грамот, и закрыл шкафчик. Привёл себя в порядок. И вовремя заметил красную помаду на манжете рубашки.

Опять прошиб пот.

А Тамара не могла это увидеть?! Как пристально она меня рассматривает? Насколько наблюдательна? Что, господи боже мой, она могла бы подумать.

Ладно, будем честны – всё, что угодно, кроме связи с девятиклассницей Леной Семёновой.

Но что подумает Лариса?

Пожалуй, не стоит стирать рубашку, едва придя домой. Это мне совершенно не свойственно. Кроме того, помада может и остаться. Не куковать же мне под стиральной машинкой, чтобы вовремя проверить?

Нужно купить точно такую же. И поспешить, пока ещё работают магазины. Хорошо, что рубашка белая. Таких всюду пруд пруди.

Я даже посмотрел на ярлыке, какой она фирмы, прежде чем закрыть свой кабинет и наконец-то выйти из лицея.

Миша позвонил, когда я покидал торговый центр. Сегодняшний день сотворил в голове такой кавардак, что я напрочь о нём забыл.

Но, похоже, лимит неприятностей на сегодня был полностью исчерпан. Сын извинился и сам отменил нашу встречу.

«Не парься, па, – добавил он в конце. – Мама звонила. Пожалела тебя, кажется. Я не против отдать комнату, только погодите с ремонтом недели две. Вывезу оставшиеся вещи. Раньше зачёта вообще не будет времени. Потерпите?»

Бегая по магазинам в поисках нужной рубашки, я совершенно протрезвел, и очень приободрился. Я чувствовал себя выбравшимся из смертельной ловушки целым и невредимым. Даже несмотря на то, что пришлось занимать двадцатку у приятеля. Я ношу дорогие рубашки. И не держу большие деньги на счету после того случая с казино.

Домой я вернулся поздно. Лариса списала моё сияние на то, что сама поговорила с сыном. Она пыталась обсудить обои и письменный стол, которые выбрала для будущего кабинета, но мне было сложно сосредоточиться. Веселье сходило на убыль, настроение портилось.

Снова захотелось выпить, но я поборол это желание. Нужна трезвая голова.

Лена Семёнова продолжает учиться в моём лицее.

Я могу встретить её в коридоре. Во дворе. В столовой.

Как вести себя с девятиклассницей, если тебе сорок четыре, и ты отлично видел её левую грудь?

Меня опять пробрала дрожь.

Когда-нибудь из-за своих выходок эта девочка попадёт в серьёзную беду. Сегодняшний успех вдохновит её на новые преступления. Она перестанет быть осторожной.

Я должен предостеречь Семёнову как взрослый ответственный человек, как учитель, как директор лицея.

Но только чёрта с два я с ней когда-либо заговорю!

Мне даже смотреть на неё стыдно.

В мире нет ничего более ужасного, чем педофилия. И ничего более отвратительного.

Лена Семёнова будет учиться у меня ещё целых два года после того, как кончится этот семестр. Девятиклассница и её сосок, отпечатавшийся у меня в мозгу.

Какая грязь.

Может, притвориться больным? Провести недельку дома? Моя жена работает гинекологом, торчит в своей клинике с раннего утра и часто задерживается до семи-восьми вечера. Я буду предоставлен сам себе, смогу отдохнуть.

И сопьюсь за эту неделю.

Нет, я пойду на работу, как ни в чём не бывало. Я не должен как-либо менять свою жизнь. Что сказала Лена? «Забыть, словно страшный сон».

Именно так. Следует перестать об этом думать.

Сообщение с неизвестного номера пришло в половине первого ночи. Я, конечно, так и не смог отключиться. Смотрел в потолок. Уже второй час подряд.

Лариса пошевелилась, и я спешно сунул телефон под одеяло, опасаясь нового шума. Наощупь убрал звук. И прокрался в ванную.

Сообщение в мессенджере. Внутри был видеофайл продолжительностью сорок семь секунд. Он застыл на заглавном кадре, снова вымывшем все мысли прочь из моей головы и оставившим там пустоту.

В ушах поселился тревожный, нарастающий гул. Затылок стал тяжёлым.

Кошмар вернулся.

Меньше всего на свете мне хотелось смотреть, что запечатлено на видео. Но я прекратил дышать и очевидно не смог бы вернуть организму эту функцию, не нажав плэй.

Тут же мой гневный голос рявкнул очень громко, на всю ванную: «Я прислал тебе сто тысяч рублей!».

В панике я убрал звук до самого минимума, едва не выронив телефон на кафельный пол. Санузел в нашей квартире рядом со входной дверью. Спальни далеко. Не думаю, что Лариса или Маша могли бы что-то услышать или понять.

Я не отводил глаз от экрана, словно бандар-лог перед удавом Каа. В кадре был потолок и силуэт женщины снизу вверх. Лицо растрёпанной Лены в этом ракурсе выглядело очень странно. Размазанная помада походила на театральный грим. Её дрожащие пальцы с розовым лаком на коротких ногтях застёгивали пуговицы рубашки. Сбивающийся голос звучал таким детским.

«Да-да, простите», – было видно, как зубы отчаянно закусили нижнюю губу.

«Приведи себя в порядок и убирайся отсюда! – снова прогрохотал мой голос. Ходящие ходуном пальцы Лены на экране с трудом справлялись с пуговицами. – Да поспеши же ты, пока никто не вошёл!»

Пальцы застыли, и руки – левая ладонь судорожно обхватила правый кулак – прижались к груди, на которой оставалась бесстыдно расстёгнутой как минимум одна лишняя пуговица и отчётливо виднелся темнеющий синяк, неистово, кричаще напоминающий след пятерни.

«Александр Николаевич, – исказившись в гримасу, испуганно пискнул рот с размазанной красной помадой. – А у меня… не будет теперь проблем в учёбе? Или… или придётся всё повторить?»

Я не дышал уже почти минуту. Не мог.

«Лена, у тебя не будет никаких проблем в учёбе. Просто уходи отсюда. Тебе не нужно больше ничего повторять!»

Последнее предложение получилось хриплым.

Из него будто бы сочилась похоть.

«Обещаете?» – «Я. Тебе. Обещаю».

А потом картинка дрогнула, завертелась, и в кадре оказался я – раскрасневшийся, с пылающими глазами, каплями пота на лбу и перемазанными красной помадой губами. Я стоял, опираясь двумя кулаками о стол в пол-оборота к ней. Я был в кадре не больше двух секунд, но именно на них видео остановилось.

Гулкая пустота в моей голове пульсировала вспышками боли где-то в области лба.

Каким же ослом я был, возомнив днём, что всё так счастливо закончилось! Ещё пританцовывал в торговом центре. Кретин.

Это же статья. Это выглядит, как статья уголовного кодекса. Худшая, чем убийство.

Не как скандал, потеря работы и семьи, не как разорение и позор, а как тюремное заключение с клеймом педофила.

У меня пересохло во рту. Я не мог в это поверить.

В изнеможении опустился на унитаз, не снимая штанов пижамы. И заметил иконку мессенджера рядом с цифрами «01.42». Пока я смотрел видео пришло ещё одно сообщение.

Номер тот же.

Скрин банковского перевода.

«100 000 ₽. Переводы. Александр Николаевич К.»

Звёздочки и последние цифры моей карты.

А потом появилось текстовое сообщение.

5
{"b":"903937","o":1}