Она протянула дрожащей рукой пластиковую карточку. Раст аккуратно взял её.
– Ваш номер т-триста десять, двуместная кровать…
– Спасибо.
Он развернулся и встретился взглядом с мужчиной. От него воняло мочой и перегаром, его жирные волосы торчали в стороны, неровная борода скрывала прыщи и язву. Мужчина улыбался, глядя на Хранителя. Безумно улыбался, а когда поднял руку, к стойке подбежали сразу три охранника, ожидая перестрелки. Но бездомный всего лишь указал на Полубога пальцем.
– Ты… – открыл он рот. Его тело дрожало как в лихорадке. Его уже успели схватить.
– Так, всё, – начал один из охранников, – проваливай отсюда, от тебя несет, как от мешка с говном.
Но бездомный не собирался уходить и явно игнорировал подоспевших, продолжая смотреть на Полубога, который был выше его ростом почти на две головы. Его уже выталкивали силой.
– Ты! – рявкнул мужчина.
Уже через несколько секунд все трое вышвыривали бездомного на улицу, а он все продолжал выкрикивать, пытаясь снова и снова посмотреть в глаза Хранителю, попадая слюнями в пиджаки охранников: «Ты!».
Люди сторонились мимо, но обращали внимание скорее не на бездомного, а на Полубога. Раст развернулся под их взглядами, и пошел к лестнице. Ему уже приходилось сталкиваться с людьми, сходящими с ума при его виде. Но глаза мужчины ввели его в какое-то сомнение. Будто бы они были покрыты каким-то слоем, когда он пригляделся к ним. Словно на него смотрели не глаза бездомного, а чьи-то еще. Наблюдали за ним. Узнали его.
Его номер включал в себя ванную с душем, хороший туалет, двуспальную кровать и приличную комнату с голографическим телевизором на стене, холодильником с некоторыми продуктами и минибаром. Раст в несколько движений снял с себя доспехи – шлем с крестом, верхнюю и нижнюю часть брони. Одевалась она не сложнее, чем снималась, и только потому, что она принадлежала ему. Все крепления идеально подходили по размеру, а шлем никогда не слетал с головы, хоть и так легко налезал.
Раст поел кое-какую еду, что была здесь, но в горло много не лезло, и выпил две бутылки негазированной воды, вновь подумав о жажде жарких пустынь.
Вскоре он лег спать, но заснул не сразу. В коридоре кто-то шоркал, а за окном неизвестный мужчина ругался непонятно на кого, видимо, был не в себе. К глубокой ночи всё стихло. Но Раст не переставал слышать бесконечный скулящий вой города. Вой машин и людей.
К утру он вспомнил слова мастера Горхера.
7
Встал очень рано. Больше спать не мог. Проснулся с пересохшим ртом. В номере было тепло, за окном бушующий ветер гонял всякие этикетки и бумаги. Солнце еще не показалось, небо было синим, как океан, заманивающий к себе. Оно было похоже на свечение или реку, уходящую в непонятном направлении.
Из окна он видел асфальтную тропинку, скрывающуюся между двумя зданиями, одно имело розовую неоновую вывеску возле входа: «Лабби», другое – пятиэтажное, окрашенное в оранжевый. Рядом плотно забитая парковка прямо над другим жилым домом. Улица была пуста. На часах было примерно половина пятого утра.
Раст быстро собрался, спустился вниз, оставил карточку на ресепшене и поспешил к «гарпии».
Было холодно. Поначалу ему показалось, что он оглох либо ему попало что-то в уши, пока он спал. Но нет, просто на улице стояла тишина, такая непривычная для Нижней Аделии. Лишь иногда звук чего-то несущегося доходил откуда-то издалека.
Вскоре машины вновь появились, затмив это короткое и приятное мгновение. Со вчерашнего дня с «гарпией» Полубога ничего не произошло, и это радовало его, хоть и немного. Она стояла на том же месте, где он её припарковал, хотя… всё же угол, под которым она была оставлена, изменился. Раст сел на «гарпию» и тронулся в путь. Улица залилась единственным шумом – гудящим мотором.
На его собственное удивление, дороги были пусты. Конечно, ездили машины, автобусы, фуры и остальное, но людей не было. Ни одного человека ни на одной тропинке. В Нижней Аделии ты всего за один день привыкаешь к бесконечному реву и крику, к тысячам машин и других транспортов, к забитым дорогам и шествиям. Настолько привыкаешь, что для твоего мозга это становится таким же обычным явлением, как нос перед глазами. Ты просто перестаешь замечать, перестаешь видеть, хотя при этом ничего не пропадает. Всего лишь ненужная деталь мозга. С пустыми тропинками Расту казалось, что город вымер.
Он остановился на перекрестке, сам не понимая зачем, возле одного из жилых домов. Вроде бы он мог ехать дальше, а вроде и нужно было остановиться именно здесь. Солнце уже близилось, чтобы показаться своим ослепительным краешком, небо поголубело, но оставалось всё таким же мрачным. Раст взглянул в переулок, напоминающий тоннель, заканчивающийся тьмой. Постепенно эта тьма вроде бы развеивалась. Что-то было в ней завораживающее, притягательное и такое естественное. Он заглушил мотор, едва ли сознавая, что делает.
Там что-то есть. Там определенно что-то есть, и оно зовет меня. Оно ждёт меня.
Холодок пробежал по спине, он сглотнул слюну и насторожился, сжав ручки «гарпии» со всей силы. Вдруг короткий женский крик, раздавшийся где-то за зданием, явно со стороны переулка, ударил его как пощечина. Словно вернул в реальность.
Раст встал с «гарпии», оставив её возле обочины. Сам же двинулся в этот тоннель между двумя кирпичными громадинами, погружаясь во мрак. В любой момент он был готов выхватить посох и отразить атаку.
Дойдя до самого конца – пыльной стены с какой-то надписью, оставленной белой краской, – Раст остановился. Здесь был поворот направо под прямым углом, который выводил на дорогу. Перед ним стояла огромная зеленая мусорка, забитая полностью. После поворота стояло кресло, в котором лежал огромный мешок то ли мусора, то ли чего-то ещё. Рядом с креслом ласкалась кошка. Раст оглянулся – «гарпия» по-прежнему стояла на месте.
– Он знает… – сказал мешок в кресле.
Леденящий голос не испугал Раста. Это был не мешок, как ему сначала показалось. В старом кресле сидел человек – такая же старая женщина. Он подошел к ней поближе.
– Вы звали меня, – сказал он, как бы не спрашивая, а утверждая.
– Он знает… – повторила старуха. Раст обогнул кресло и взглянул на неё: недлинные седые волосы, морщинистое лицо, кожа как будто затвердела. Ей было очень много лет, возможно, живет уже не первый век. Глаза, обращенные внутрь… она не смотрела на него. Смотрела прямо – на дорогу. Там пронеслась машина.
– Знает что?
– Он гонится за тобой. Он знает, что ты здесь.
– Он убил девушку, которая была невиновна.
– Много крови прольется, – её рука дрогнула. Затем схватилась мертвой хваткой за его руку. Морщинистая, темная, словно кровь внутри свернулась, перекрученная фиолетовыми венами. Старуха вскинула голову к нему. Она выглядела так, будто просидела здесь на одном месте несколько лет. Её глаза были покрыты какой-то пленкой. – Смерть, – упрекала она его, – Ты несешь за собой смерть.
Она напомнила ему о провидцах и пророках. Возможно, эта старая женщина тоже была пророком или ведьмой. Однажды ему было суждено раз и навсегда отречься от своего пророчества, тем самым вызвав недоверие к себе всей Аделии. Он не был первым, как и не был последним, кто отрекся от судьбы – хотя это грубо сказано, судьба. Но он не мог поступить иначе, просто не мог – и это единственное, что он знал, будучи семилетним мальчишкой. Путь, от которого он отказался, был куда проще и светлее, мог подарить ему больше любви и заботы либо ввергнуть в бесконечные кошмары. Прошли годы, но Раст так и не мог сказать, как он относиться к Пророчеству. Верит ли он в него, зная, как был повернут мир? Раст знал и другое: пророчество связано с верой Хранителей. Пророчество играло свою роль в Династии Хроно. Однажды… однажды старуха, которая известна многим под именем Герутто, поставила юношу на путь Хранителя. Но не в этом была суть. Здесь был вопрос, скорее, не в самом Пророчестве, а в людях. Раст знал, что Пророчество – это естественная сила, как, например, сила Титанов или Богов. Раст верил, что сила эта даруется людям, но реализовать её могут не все. Что это такая же часть мира, что её нужно уметь изложить, а для этого нужна своя собственная сила. Теперь, когда даже Высшие утеряли контроль, слишком многое было неизбежно. Раст считал, что Пророчество тоже стало неконтролируемым. Раст вспоминал Аврору.