– Я сбегаю за хлебом, – Кирилл впопыхах накинул куртку и выскочил за дверь.

Когда он спустился во двор, тело уже увезли, осталось только красно-бурое пятно на асфальте и обведённый мелом силуэт. Кто-то возложил рядом с ним вместо цветов ёлочную игрушку – беззаботного этакого снеговичка. Кирилл приблизился к стоявшим поодаль знакомым по спортивному клубу, фанатам бодибилдинга Денису и Игорю, они молча обменялись с Кириллом рукопожатиями.

– Ты понимаешь, вышли мы как обычно на утреннюю пробежку, а тут такое… Это всё из-за кометы, комета какая-то сегодня мимо Земли пролетает, плохая комета.

– Вы видели, как это произошло?

– Нет, темно ещё было, только звук услышали: будто мешок с песком сверху скинули. Но говорят – самоубийство, вроде как соседка видела, как он сам перелез через поручни балкона, постоял несколько минут, а потом ласточкой вниз.

К ним тем временем подступил молоденький лейтенант полиции.

– Вы ведь в этом подъезде живёте, граждане? Если встретите где-нибудь поблизости или в городе людей, посещавших квартиру Максима, очень прошу – позвоните по этому номеру, – он раздал всем троим визитки и удалился.

– Наивный парень, – «супермен» Денис повертел визитку в руках, смял и бросил её в урну, – кто же это будет стучать на наркобаронов?

– Да, мы-то не самоубийцы, – вторая визитка из рук Игоря последовала по тому же маршруту.

Возвращаясь уже из супермаркета, Кирилл увидел бездомного пса, сиротливо жавшегося к мусорному баку. Он замечал, что Максим подкармливал бедолагу, и подолгу разговаривал с ним, видимо признавая в собаке единственного своего благодарного слушателя. Кирилл поискал чего-нибудь вкусного в пакетах, отломал кусок колбасы и дал собаке, погладив её по голове.

В подъезде его внимание привлёк почтовый ящик, на который он не посмотрел, когда спускался. В их ячейке что-то белело, кончик листочка бумаги торчал из прорези, и Кирилл смог достать его без ключа. Предчувствие чего-то недоброго оправдалось – да, это была записка от Максима, написанная, судя по педантично обозначенной рядом с подписью дате и времени, вчера. В ней он обещал посетить их самодельный фитнесс клуб и просил Кирилла вечером зайти за ним, если у того будет время.

«Вчера он ещё хотел жить, хотел выкарабкаться, заняться спортом. Вчера он ещё пытался поверить мне, тому, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна и удивительна. Вчера ему нужен был друг, а я не заметил записки. Я ведь знал, что у него давно нет мобильника – продал или потерял… Вчера я, наверное, ещё мог его спасти… Но у меня был экзамен по общей психологии, и меня мало что заботило кроме этого. Общая психология! Какая ирония… Экзамен я сдал его на «отлично», а вот применить свои знания на практике шанс упустил. Не сумел элементарно помочь ближнему. Ну почему всё так нелепо? Почему нельзя вернуть вчерашний день? Ничего нельзя вернуть». У Кирилла и так кошки скребли на душе, а теперь, после этой записки, его вдруг обуяла такая тоска, что самому жить расхотелось.

Казалось бы, кто ему был этот Максим? Подумаешь, учились когда-то в одной школе, ну проживали в одном подъезде. Да они даже никогда не только не дружили, не здоровались толком – так, кивнув на бегу, пробегали мимо. Ну, обмолвился пару раз Кирилл, так же на бегу, пригласив его в клуб, когда стало очевидно, что пропадает парень. Тот вроде как и не расслышал приглашения. А вот на^‘ тебе – записку написал, ждал наверное, надеялся, что зайдут за ним. «Найдутся те, кто таких людей считает отбросами общества, но мать права – мы все причастны к его гибели: и моральной, и физической. Причастны своим равнодушием. А я больше всех виновен».

Угрызения совести продолжали терзать Кирилла весь день. Вечером он один поехал провожать Сан Саныча в аэропорт, так как родители повезли сестрёнок на дачу на чей-то день рождения, но даже беззаботная болтовня словоохотливого родственника не смогла отвлечь от мрачных мыслей. Саныч же пребывал в прекрасном расположении духа – утреннее происшествие давно изгладилось из его памяти:

– Теплынь какая! Градусов пятнадцать с плюсом, ай да зима! Это вследствие глобального потепления или у вас всегда так в январе? Ветрено только слишком… Говорят, ветер будет усиливаться, я даже беспокоюсь: а если рейс отменят из-за непогоды? Вроде видимость ухудшается. Как ты думаешь?

– Не отменят. Ураган будет позже, я слышал прогноз, – думалось совсем о другом. Кирилл пристально рассматривал в окно такси праздничное убранство города, но как будто не видел ничего. Мелькали за стеклом мигающие гирлянды, игрушечные Деды Морозы в серебряных шубах, ёлки с пятиконечными звёздами на макушках, блистающие разными огнями витрины магазинов. На фоне сырого и взъерошенного ветром города выглядело всё это как-то неуместно и абсурдно. Лишь на мгновение мелькающий хаос за окном сменился на гармонию торжествующей геометрии четких линий фантастических аллей парка Галицкого, но машина свернула на другую улицу – и опять: разноцветные гирлянды, мишура, ёлки, сломанные уже ветром ветви деревьев и неизменные неоновые и светодиодные звёзды…

– Вот незадача – только урагана не хватало. Мало было одной кометы. Что-то мне неспокойно. Слушай, Кир, а давай ты в аэропорту побудешь, пока самолёт не взлетит? Говорят, взлёт и посадка – самое опасное в полёте.

– Саныч, ты меня прости, не совсем тебя понял, ты как человек с учёной степенью, объясни мне невежде логику своей мысли – что изменит моё пребывание в аэропорту?

– К стыду своему должен признать, что я очень суеверен. Прошу, выполни мою просьбу, а я в знак благодарности устрою тебе летнюю практику в нашем институте. Ты же будущий биолог, а знаешь какая у нас великолепная кафедра микробиологии?

– Более чем уверен, что ты напрочь забудешь о своём обещании, как только ступишь на питерскую землю, но попытаться стоит. Ладно, не волнуйся, я буду пить кофе в буфете, пока твой самолёт не возьмет курс на Пулково.

Кофе в буфете аэропорта был сильно пережаренный, и Кирилл, добросовестно ожидавший взлёта питерского рейса, так и не допив его, покинул буфет и вышел на обзорную площадку полюбоваться открывающимся с неё видом. Короткий зимний день быстротечно клонился к закату, кое-где на вечереющем небе уже появились бледные звёзды. Очередная же неоновая звезда над справочным табло оказалась сломанной – некоторые грани её не горели, и она отражалась в стёклах панорамного окна как мигающая ультрамариновая буква «А». Самолёты, огромные белые птицы, кружили над аэродромом и выделывали замысловатые пируэты, выруливая на взлётно-посадочные полосы. Лайнер с беспокойным Сан Санычем на борту благополучно исчез за грозовыми облаками. Кирилл поспешил домой.

В дверях аэровокзала его чуть было не сбили с ног трое излишне торопящихся куда-то парней с внушительными баулами в руках. Кирилл, потирая ушибленное о проём двери плечо, пошёл на остановку троллейбуса, а озадаченные чем-то хамоватые ребята, даже не подумав извиниться, рванули к стоянке такси, громко обсуждая: стоит ли останавливаться на ночлег в Джубге или прямиком ехать до Туапсе. Они не обратили на Кирилла никакого внимания, конечно – не узнали. А вот Кирилл узнал их сразу: он часто видел и всю живописную троицу и каждого из них в отдельности в обществе Максима или возле дверей его квартиры.

Троллейбуса всё не было, а преступная троица никак не могла сторговаться с таксистами – желающих ехать под вечер в обществе подозрительных пассажиров не имелось. Водитель арендованной пассажирской «Газели», подхвативший с рейса беспечно настроенную группу зимних курортников, едущих в санаторий Горячего Ключа, «мамой клялся», что у него только одно место и дальше санатория он не поедет. Наконец нашёлся частник, который согласился подвезти их до Джубги, видимо польстившись на солидный куш. Они стали грузить свои баулы в багажник автомашины, и в это же время рядом с Кириллом вместо застрявшего где-то троллейбуса случайно приостановилась та самая «Газель» до Горячего Ключа. «Это судьба, – решил Кирилл. – Ну что ж, может это снимет с меня хоть часть вины перед Максимом?» Он нашёл на дне кармана куртки визитку лейтенанта и набрал указанный в ней номер на своём мобильнике.