Когда мы уехали на Ямайку, Рэли был уже там; он работал в «Юнайтед фрут компани» на плантации кокосовых пальм в Порт-Мария. Джек устроился подпаском на большой скотоводческой ферме, расположенной в районе бухты Монтего, на противоположной стороне острова. Время от времени они встречались. Потом Рэли уехал в Калифорнию, еще до того как мы сами переехали туда. Однако там мы его не застали — он уже перекочевал дальше. Джек с интервалами вынужденного безделья работал паромщиком в речной инспекции и сборщиком апельсинов. Будучи искусным рисовальщиком-самоучкой, он также выполнял некоторые работы для газеты. На какое-то время его захватила романтика кино, это бывает с большинством впечатлительных людей, посещающих Голливуд, и он снялся статистом в нескольких проходных сценах в фильмах с Бетти Блайт и Назимовой; имена этих двух кинозвезд сейчас уже позабыты, но в те времена они были в зените славы. Вполне возможно, Джек мог бы сделать себе карьеру в кино, внешних данных у него хватало, если бы один из друзей, работавший техническим руководителем на съемке экзотической картины «Омар Хайям», которая, кстати, так никогда и не вышла на экран, не предостерег его, прежде чем спрут кино оплел его своими щупальцами. Так что больше всего Джек сделал для киноискусства тогда, когда дал пользоваться своей крикетной битой Мэри Пикфорд, игравшей в фильме «Маленький лорд Фонтлрой»; бутафор утверждал, что у его биты какой-то удивительно доподлинный вид. Кроме денежного вознаграждения Джек получил благодарственное письмо от звезды и фотографию с ее автографом.

К концу 1924 года были приняты меры к финансированию экспедиции, и один из друзей отца загодя выехал в Нью-Йорк, чтобы собрать деньги и закруглить дела к тому времени, когда отец с Джеком прибудут туда. Когда они приехали в Америку, обнаружилось, что «друг» не тратил времени попусту и промотал в бесшабашном кутеже, длившемся шесть недель, 1000 долларов отца и 500 долларов миссис Раймел, матери Рэли, полученные от нее под предполагаемые доходы от горного синдиката, который якобы будет создан. Нечего и говорить, что ему не удалось раздобыть ни цента, а из вверенных ему были спасены всего 200 фунтов стерлингов.

Отец принялся собирать средства для финансирования экспедиции. Он справился с этим делом за месяц, сумев заинтересовать в экспедиции различные научные общества; кроме того, он продал право публикации всех посылаемых им известий Североамериканскому газетному объединению, которое назначило его своим специальным корреспондентом.

«Нам неплохо будет в пути и в самой Бразилии, пока мы не исчезнем в лесах года на три, — писал мне отец в сентябре 1924 года до отъезда из Англии. — Думаю, что Джек и Рэли останутся довольны. В экспедиции никто больше не будет участвовать, за исключением двух бразильцев, которые дойдут с нами лишь до определенного места».

В конце января 1925 года он писал с борта парохода «Вобан» компании «Лэмпорт и Холм»:

«Вместе с Рэли мы приближаемся к Рио. Лично я нахожу путешествие скучным, но Джек в восторге… В Нью-Йорке к нам отнеслись с симпатией и гостеприимством, но положение наше было очень трудное. Так или иначе, сейчас мы находимся на одном с тобой континенте, по пути к Мату-Гросу, и по меньшей мере сорок миллионов человек занают о цели нашего путешествия.

Если не будет задержки со стороны таможенных властей в Рио и т. д., через неделю мы отправимся к Мату-Гросу, а 2 апреля — в Куябу. После этого мы исчезнем из цивилизованного мира до конца будущего года. Представь себе нас где-то за тысячу миль на востоке, в лесах, где еще не ступала нога человека.

Нью-Йорк сильно нас утомил — там было страшно холодно, выпало около фута снега, дул резкий ветер. Джек не вылезал из кино, хотя картины, в общем, были дрянные, и изжевал массу резины. Все мы питались в ресторане-автомате».

А вот что писал мне Рэли из Рио:

«Во время путешествия на пароходе я познакомился с одной девушкой. С течением времени наша дружба крепла и в конце концов — признаюсь — стала угрожать перерасти во что-то серьезное. Твой отец и Джек забеспокоились, боясь, как бы я не улизнул от них или что-нибудь в этом роде! Но я вовремя опомнился и сообразил, что, как члену экспедиции, мне не положено брать с собой жену. Пришлось потихоньку закруглить роман и взяться за дело. Сочувствую тебе, если ты время от времени способен расчувствоваться!

Как-то Джек сказал мне: «Надо думать, после того как мы вернемся, ты женишься через год?» Я ответил, что не дам никаких обещаний, но и не собираюсь всю жизнь быть холостяком, даже если Джек решил так для себя!..

Много раз мне хотелось, чтобы ты тоже поехал с нами, так как уверен, что с тобою это путешествие было бы и интересней, и веселей. Я с нетерпением ожидаю того времени, когда мы двинемся в лес, и, думаю, Джек полностью разделяет мои чувства. С такой конечной целью, как наша, надо иметь огромное терпение, чтобы усидеть на одном месте. Задержки в Нью-Йорке были для нас совершенно невыносимы…»

В Рио-де-Жанейро они остановились в отеле «Интернасиональ», осматривали достопримечательности и купались в море. На Джека город не произвел большого впечатления. Он писал:

«Я не согласился бы жить в Рио или в любом другом здешнем городе даже за миллион в год, разве что приезжать сюда время от времени на месяц-другой! К этому месту я равнодушен, хотя само по себе оно и великолепно. Мне почему-то кажется, что Бразилия страшно далека от остального мира. Но должен сказать, что люди здесь повсюду вполне приличные и рады помочь чем могут».

Экспедиционное снаряжение было опробовано в «джунглях» в саду отеля и признано удовлетворительным; в феврале 1925 года они выступили в путь, сначала взяв курс на Сан-Паулу. Из Корумбы Джек прислал живой отчет о путешествии, каким оно представлялось глазам полного энтузиазма молодого человека двадцати одного года.

«Целую неделю мы ехали поездом от Сан-Паулу до Порту-Эсперанса, что в пятидесяти милях ниже Корумбы, и очень рады, что наконец добрались сюда. Поездка по железной дороге оказалась интересной, несмотря на однообразие местности, по которой мы проезжали. В наше распоряжение предоставили отдельный вагон, предназначенный для администрации железной дороги. Нам было очень покойно. В этом отношении нам повезло — от Рио до Сан-Паулу, а оттуда до реки Параны мы ехали в отдельном вагоне президента дороги.

Большей частью дорога пролегала через заросли низкорослого леса и пастбища с многочисленными болотами у рек. Между Акидауаной и Порту-Эсперанса встретилось кое-что интересное; В этой скотоводческой стране несметное множество попугаев, кроме того, мы встретили две стаи (или как они там называются) молодых страусов высотою от четырех до пяти футов. Видели мы и паучье гнездо на дереве: паук величиной с воробья сидел в центре паутины. Сегодня утром на реке Парагвае появились небольшие аллигаторы; мы собираемся поохотиться на них.

Из-за того, что наши паспорта остались в Рио, нас могли задержать, когда мы высадились здесь сегодня утром, но, похоже, теперь все улажено, и завтра мы отплывем в Куябу на «Игуатеми», грязном маленьком баркасе размером с военно-морской катер. Там будет уйма пассажиров, и наши гамаки, вероятно, придется подвесить вплотную один к другому.

Пока мы ехали из Бауру в Порту-Эсперанса комары не давали нам житья, но прошлой ночью на реке Парагвае они словно исчезли. Пища здесь хорошая и здоровая, гораздо более питательная, чем в Рио или Сан-Паулу. Едят рис, фасоль — она крупная черная, цыплят, мясо и какой-то слизистый овощ размером с грецкий орех, по строению напоминающий огурец, по форме яйцо. Потом идет гойябада (джем из гоябы), хлеб и сыр и неизбежный черный кофе. Макароны тоже в почете. Все это съедается за один раз.

Сейчас здесь жарко до удушья, но в отеле не так уж плохо. Хотя народ тут очень любезный, мы по горло сыты этими полуцивилизованными городами и постараемся, насколько возможно, сократить срок нашего пребывания в Куябе, поскорее попасть в лес. Когда скука очень уж начинает донимать нас, мы с Рэли заводим разговор о том, что будем делать, когда весной 1927 года вернемся в Ситон с полными карманами денег. Мы хотим купить себе мотоциклы и как следует погулять в Девоне, разъезжая по всем нашим друзьям и старым любимым местам.