С новым офис-менеджером повезло. Я давно ни с кем не беседовал с такой приятностью. Глория была молода, но не по возрасту серьезна. Немаловажной деталью было ее происхождение. Она была дочерью военного. Отец не разделял влечение к шоу-бизу, но и не препятствовал дочери в ее интересах.

Я наслаждался нашими диалогами, пытаясь не многословить и не надоедать. Но у Глории возникали вопросы, и общение происходило большей частью по ее инициативе.

Новое помещение представляло собой нечто вроде старого спортзала с высоченными потолками и огромной площадью. Был сделан ремонт. Офисную часть было решено не отделять от студии.

Компания была небольшой, а процесс часто требовал взаимодействия студии и офиса. Поэтому Глория геометрически и логически находилась в самом центре помещения и событий. Ей это нравилось, работе это не мешало, а новизна такого сочетания уже в первые дни начала приносить плоды. Процессы ускорились, а коллектив стал сплоченнее.

Наше присутствие в новом месте сразу вызвало несколько приятных ассоциаций у всей команды. Мы стали светлее. Улыбка не покидала наши лица. Сначала все думали, что это синдром переезда в новые условия. Но позже мы стали замечать, что дом, в котором находилось помещение, все подходы и подъезды к нему были светлыми.

Здание было относительно и по-хорошему пустынным. Народ попадался навстречу какой-то элегантный, воспитанный. Для Москвы две тысячи одиннадцатого года это было странно. Одним словом, мы были рады, что переехали, хоть я поначалу и не был до конца уверен в правильности своего решения, принятого в сердцах.

Признаться, я чрезвычайно переживал по поводу такой концовки с Никтой.

Самое сложное заключалось в том, что, отрекшись от Никты, я продолжал любить ее. Слава богу, у меня хватало ума понимать это и не путаться в своих чувствах, сбивая с толку совершенно невинных людей. Как и компьютер Никты в день разрыва, позже, я сложил все мое-наше в виртуальный мешок и убрал это в очень глубокие пространства своей души. Убрал туда, откуда не возвращаются.

Этот сложный период закончился несколько несуразно. Я вышел на парковку. Меня нагло подперли, и выехать ни влево, ни вправо не получалось, поскольку мою машину сносило вправо, прямо на авто неизвестного. Провозившись в злосчастном углу стоянки около часа, решил ехать на такси. Два с половиной часа ушло на пробки. Часа полтора – на супермаркет. В сущности можно было уже домой и не ходить, а сразу ехать обратно в офис.

«Наплюй на комфорт и езжай. Переночуешь в офисе. Завтра важный день», – вопил внутри меня трудоголик, но я остался дома. Здесь у меня было несколько интересных занятий.

В гостиной я устроил парад цилиндров и конусов. Это были подходящие для выставки цилиндры и конусы, которые мне удалось сделать за прошедшие годы. Но идея никому не нравилась, и я сделал выставку дома.

Этот город из геометрических фигур, раскрашенных в яркие цвета, радовал меня. Я ложился на пол и разглядывал его. Вставал, комбинировал предметы по-другому. Потом снова ложился и снова смотрел. Меня успокаивал этот футуристический инопланетный пейзаж, рядом с которым можно было спокойно заснуть.

Вторым самым интересным занятием моей теперешней жизни были фото Никты. Я садился за комп и часами занимался ее фотонаследием. Кадрировал любимые фото, рассматривал детали, вспоминал. Поначалу я избегал смотреть наши с ней фотографии, думая, что так я скорее забуду ее. Но, когда понял, что не забуду никогда, стал без всякого страха открывать и делать ее изображения настолько хорошими, насколько это было возможно.

Я так глубоко погружался в тот мир, где мы были родными любящими людьми, что забывал о кошмарах, которым суждено было возникнуть в наших ссорах и при разрыве. Для меня было дикостью понимать, что мы с Никтой – участники глупейшего жесточайшего противостояния, которое не несет никому ничего: ни плохого, ни хорошего. То есть, является бессмысленным.

Я смеялся над ее смешными мордочками, которые она корчила там, в снимке, разглядывал по сотне раз одни и те же фрагменты ее тела, ‘изувеченные’ пикселами. Иногда срисовывал особенно памятные и понравившиеся сюжеты карандашом на картон.

Но постепенно, осознание того, что такого уже никогда не будет, что это прошлое, которое всегда будет ярким, хорошим и добрым, возвращало меня в сегодняшний, загруженный работой период. Становилось тяжело, и я переходил к чему-нибудь другому, чтобы отвлечься.

Третьим занятием была студия. «Прекратите стучать ногой по полу! Мы не можем заснуть!» – просила меня соседка снизу. Да, человек, пишущий какой-то трек всегда правой ногой отбивает темп, и соседи снизу – в дерьме.

***

Мое сознание угасало перед телевизором. Вы видели когда-нибудь взрослого мужика, который живет один и смотрит телевизор перед сном (ну, при условии, что это здоровый человек)?

В моем случае это совершенно голый мужик в двуспальной кровати с одной только мыслью: «Не забудь почистить зубы». И вот, когда голова несколько раз сонно упала на грудь, я иду чистить зубы. Я рад. Сегодня засну до двенадцати. Процедура в ванной напрочь изгоняет Морфея, и начинается… Глоток пива. Бутерброд с семгой. Пельмени. Яблоко. Черный кофе.

Глава вторая.

Глория

Утром я осознал всю нещадность положения, создавшегося в моей личной жизни. Как ни старался свалить все на чрезмерное вечернее питание, все же, я определенно чувствовал вину за поступок с Никтой, и уже вполне допускал, что в ближайшее время захочу извиниться.

Офис своей энергичной жизнью отвлекал от раздумий, но стоило собратьям на секунду притихнуть и, в создавшейся тишине, мысли неотвратимо обращались к Никте. Я понял, что влип. Дошло до позорного посещения ее страницы в нете, на которой я рыскал в поисках компры. На человека, который давно свободен от каких-либо обязательств))))))).

Поймав себя на таких делишках, я рассмеялся. Глория, которая в этот момент зашла с каким-то вопросом, улыбнулась, как бы говоря: «Я рада, что Вы рады!»

– Вы просили напомнить, что сегодня съемка в павильоне, – сказала Глория. Она должна была уйти, но не ушла.

– Что-то не так? – всмотрелся я в ее глаза.

– Простите, но я мечтаю поучаствовать, – Глория зарумянилась. Она была вполне хороша, и офисная роба не могла скрыть ее соблазнительные формы.

– Но только при условии, что ты не бросишь меня в конторе одного на произвол судьбы, – у меня отсутствовало всякое желание вновь искать офис-менеджера, когда Глория меня более, чем устраивала в этой роли.

– Обещаю не бросить, – со всей серьезностью сказала Глория.

Анна что-то объясняла Глории, и я с довольствием покачал головой, мол, давай, помоги ей. Аня вопросительно взглянула на меня и легким кивком головы ответила: «Ну, я, конечно, ничего не поняла, но какие проблемы! Поможем. Что нам, господи, трудно что ли?»

Я тоже кивнул: «Нелепо даже обсуждать. Помогите, и любите, как родную.»

Идея съемки состояла в том, что я пою под гитару, сидя напротив девушки, а Джордж снимает ее эмоции по поводу исполняемого произведения. Эту идею многие не считали хоть сколько-нибудь серьезной и продуктивной, а я тайком пользовался ею и получал изумительные результаты. Идеи такого свойства – очень целостны. Но для их осуществления нужно много трудиться.

Когда вечером, мы с Джордже отсматривали материал, оказалось, что самая эмоциональная и восхитительная реакция – у Глории. Мы посмотрели друг на друга и торопливо отвернулись, снова уставившись в монитор.

– Не смей даже думать об этом, – негромко сказал я, подразумевая, что Джордж может заграбастать Глорию к себе в студию. – Будем считать, что это случайность.