Литмир - Электронная Библиотека

С января тридцать четвертого года в Ленинграде началось изготовление генераторов для Новосибирской ГЭС. Генераторы делались практически такие же, как и для ДнепроГЭС, только обмотки на них ставились из меди, легированной церием — и получилось в том же конструктиве мощность генераторов поднять до семидесяти мегаватт. Генераторы для Казачинской ГЭС начали делаться в Ростове, а турбины для обеих электростанций строили в Харькове. То есть начали все это там делать, а одновременно в Новосибирске ударными темпами поднимался завод, на котором предполагалось изготавливать и генераторы, и турбины. Как сказал товарищ Сталин, «раз уж все равно там придется много жилья выстроить, то и для рабочих нового завода заодно дома поставите», а сам завод строился под личным контролем со стороны товарища Кржижановского. Глеб Максимилианович осенью все же покинул пост председателя Госплана, выйдя на вполне заслуженную пенсию.

Но на пенсии он не бездельем занялся, а работой по чисто «энергетическим» проектам — и Новосибирская ГЭС показалась ему очень интересной. Хотя бы потому, что сейчас она должна была стать второй в стране, а страна пока что с имеющимися предприятиями не могла ее обеспечить отечественными агрегатами в те сроки, которые заложил Лаврентий Павлович. А вот в то, что за год можно выстроить завод, который эту проблему решит, было даже поверить трудно — но когда лично Берия ему объяснил, как он собирается такой трюк провернуть… Глеб Максимилианович тогда ему ответил просто:

— Вы не сможете запустить этот завод за год, даже если вы успеете его выстроить и обеспечить всеми нужными станками. Но я могу вам в этом непростом деле существенно помочь, все же опыт таких работ у меня уже есть…

И вот это опыт он и использовал. Хотя не только опыт: пользующийся серьезным уважением среди профессионалов-энергетиков, он собрал достаточно много специалистов-пенсионеров, чтобы укомплектовать и новый техникум, и целых три ПТУ, готовящих рабочих для будущего завода, а так же подобрал ядро инженерного состава строящегося предприятия. Правда, Лаврентий Павлович серьезно напрягся, когда выяснил, что Кржижановский довольно многих специалистов «вернул» в страну из-за границы, но его при очередной встрече «успокоила» Вера:

— Лаврентий Павлович, нам здесь только откровенных диверсантов опасаться нужно. Ведь в электрогенераторах нет вообще ничего секретного, они во всем мире одинаковые…

— А турбины? Эти уплотнители на поворотных лопатках из твоего полиэтилена…

— А здесь мы… вы даже должны иностранных шпионов наоборот подманивать: откуда берется этот полиэтилен, никто там не знает, а если шпион про него расскажет проклятым буржуинам, то мы его этим буржуинам и продадим очень задорого. И они ведь купят! А мы у них что-то очень нужное купим…

— Я что-то уже не помню, когда ты у буржуев что-то нужное для себя покупала. Мы же уже все нужное сами в НТК делаем!

— Когда на заводах НТК научатся делать хотя бы бананы, то можно будет и не думать, что бы нам такого буржуям подороже впарить. Но сейчас речь вообще не об этом: нам нужно запустить завод — чтобы через год две новые ГЭС обеспечить гидроагрегатами. А когда мы их обеспечим, то можно будет подумать и о постройке ГЭС на Ангаре.

— Чем больше я тебя слушаю, тем сильнее опасаюсь за советскую промышленность. Ты же вообще все электричество в стране сожрать готова!

— Ну, далеко все же не всё. А потом, когда Виталий Григорьевич сделает то, о чем я его попросила — а сделает он это, думаю, года через три, то в стране вообще все проблемы с электричеством закончатся! То есть не то, чтобы закончатся, промышленности сколько электричества не дай — все мало будет. Но в целом с ним будет куда как проще.

— Ага, как же! В Железногорске запустили новую установку на сто десять мегаватт — и что? Город по-прежнему освещается от дровяных сельских электростанций!

— Правильно, раз эти дровяные электростанции дают целых тридцать мегаватт, то не воспользоваться этим просто глупо. А с нового генератора… в конце-то концов, сейчас в производстве уже шесть таких же, у нас в стране скоро алюминия хватит даже на то, чтобы из него рамы оконные делать!

— Ну ты и загнула: рамы — и из алюминия. Ты бы еще сказала титановые, или вообще золотые. Хотя… как там товарищ Сухой поживает?

Новый генератор с новой трехцилиндровой турбиной заработал перед самым Новым годом. И произвел такой эффект в правительстве, что товарищ Рамзин, два котла которого питали этот генератор паром, тут же получил орден Ленина. Такие же ордена получили еще порядка десяти человек — в том числе и конструктора самой турбины, работающей на сверхкритическом паре, и конструктора генератора, выдающего такую мощность в сеть. Ну а то, что «сеть» получилась очень короткой — так и электростанция строилась как «опытно-экспериментальная». Причем и опыты, и эксперименты подразумевались совсем даже не энергетические.

Электростанция большую часть энергии направляла на небольшой заводик, на котором из воды получали водород с помощью примитивного электролиза. А вот воду для электролиза получали, сжигая неторопливо в кислороде аммиак, поступающий с завода азотных удобрений, выстроенного в Прокопьевске. Только там аммиак в Железногорск отгружался не прямиком с аммиачных колонн, а с других, очень забавных установок. Зачем вообще эти установки были сделаны и почему на них сжигались многие тонны угля, в Прокопьевске вообще никто не понимал — но так как завод входил в систему НТК, то никого там это и не интересовало. Ну, захотелось кому-то смесь аммиака с водородом нагреть до тысячи с лишним градусов, а потом все это снова охладить и прогнать через газоразделительную установку — значит тот, кому так захотелось, знает, зачем это нужно. И зачем одну и ту же порцию аммиака таким образом прогонять через установку снова и снова…

Зато в Железногорск поступал аммиак, в котором дейтерия содержалось уже около трех процентов по отношению к водороду. Три сотых, а не четырнадцать стотысячных! Эту воду после электролиза снова подвергали «изотопному обмену», и всего за три недели из нее получали тяжелую воду с содержанием дейтерия свыше девяноста девяти с половиной процентов! Правда, всей мощности новейшей электростанции хватало лишь на то, чтобы в сутки из краника в канистры натекало по сорок литров этой самой воды — поэтому вторая электростанция на сто десять мегаватт строилась рядом с первой…

А вот другие строились уже совсем в других местах. Да и ордена (и очень большие денежные премии) все, к ее разработке причастные, получили вовсе не за капающие из крана капельки. А за то, что этот агрегат на один киловатт-час электричества тратил всего двести тридцать граммов донецкого антрацита — почти втрое меньше, чем любая другая угольная электростанция. Да, и котел, и турбина для нее оказались почти вдвое дороже прежних — но даже при этом они окупались только на стоимости угля меньше чем за год. А новые котлы, которые профессор Рамзин сейчас разрабатывал под экибастузский уголь, должны были окупаться еще быстрее: «обычные» котлы на этом угле вообще из строя выходили раз в полгода, а каждый ремонт «добавлял к цене» примерно половину исходной стоимости котла.

Лаврентий Павлович — исключительно из любопытства — провел небольшое расследование на предмет того, кто же «первый догадался» делать настолько нестандартные установки. И удивился он лишь тому, что результаты этого расследования его вообще не удивили…

Глава 24

Первого мая тридцать четвертого года над Красной площадью пролетели три новеньких самолета Павла Сухого. И девять новеньких самолетов Поликарпова (три моноплана и шесть бипланов), которые практически считались уже «принятыми на вооружение». Поликарповские машины были гораздо дешевле: его моноплан обходился стране менее чем в пятьдесят тысяч рублей а биплан укладывался в сотню — и это было в два с лишним раза дешевле самолета Сухого.

То есть формально еще ни один их продемонстрированных самолетов на вооружение принят еще не был, но ни у кого в ВВС ни малейших сомнений в перспективах самолетов не имелось: деньги решали всё. Правда деньги решали всё именно в ВВС, а у, скажем, Лаврентия Павловича мнение было несколько иное. Но он спорить с военными летчиками не стал, видя полную бесперспективность таких споров — однако, несмотря на неоднократные уже просьбы и даже требования НИИ ВВС о передаче под их управление Воронежского авиазавода, все попытки «отобрать» завод у НТК оканчивались неудачей. А завод монотонно штамповал «кукурузники» — уже по две тысячи в год штамповал и время от времени выпускал самолеты иных типов. Мясищевский «пассажир» из цеха выкатывался примерно по разу в два месяца, а из нового, специально выстроенного под самолет Сухого, цеха, предполагалось выкатывать по машине в неделю. На самом деле завод был в состоянии таких самолетов выпускать гораздо больше — но выпуск ограничивался доступностью нужных для производства металлов. И в первую очередь — требуемых авиационных алюминиевых сплавов.

65
{"b":"903685","o":1}