— А людей этой отравой мы не перетравим?
— В смысле, не станет ли ядовитым зерно? Нет, не станет: сернистый газ американцы уже довольно давно используют, они нужные исследования провели и убедились, что зерно ядовитым не становится. А новая химия… Старуха говорит, что эта отрава сама по себе разлагается полностью за пару месяцев. То есть сразу его в пищу употреблять нельзя будет, а месяца через два — за милую душу. Только вот что… она предупредила, что мы хоть наизнанку вывернись, но больше шести миллионов тонн с Украины спасти не сможем. Просто не вывезем… но на это и наплевать бы…
— Так, а на что не наплевать?
— Еще она сказала, что тамошние мужики просто украдут два-три миллиона тонн, и ладно бы просто украли: им-то всяко что-то есть нужно. Но они по воровской своей натуре — это я ее слова передаю только — зерно это будут прятать, в том числе и от собственных соседей, и прятать будут в ямах.
— И?
— В ямах тепло и сыро, этот самый грибок с плевела всю пшеницу тоже заразит. А когда они зерно выкопают и начнут жрать — потравятся чуть не поголовно. И она сказала, что у тех, кто такое зерно жрать будет, быстро проявятся очень специфические симптомы… сейчас, я записал… вот. Яд сильно воздействует на почки, почки работать перестанут, люди опухнут как при водянке — а после неизбежно умрут. Лечить таких, по ее словам, уже бесполезно, и не потому, что вылечить очень трудно. А потому, что кроме почек яд и на мозги сильно действует. Очень сильно, по ее словам четверть просто с ума сойдут… окончательно, половина останется практически нетрудоспособной… в общем — жопа полная.
— Меры противодействия она предложила?
— Ну… да. Обыскивать села, искать такие захоронки, зерно из них изымать и уничтожать не месте. Причем она это совершенно всерьез предложила, настолько всерьез, что организовала питомник, в котором собак учат такие захоронки выискивать. Но это тоже будет таким поводом для бунтов…
— А других предложений у нее нет?
— У нее есть только развитие этих предложений. Поскольку, говорит, ресурс у нас ограничен, то зачищать села от отравы нужно лишь на Слобожанщине и в Малороссии. А прочие, говорит, сами выбрали свою судьбу, мешать им не стоит.
— Все-таки она…
— Сам почитай, она все в письменном виде изложила. И я в одном с ней согласен: на всю Украину у нас ресурса просто не хватит.
— Почитаю… а что у тебя с подсобными хозяйствами в Прииртышье и в Поволжье? Оттуда зерно хоть какое-то вывезти можно будет?
— Там… там относительно неплохо. Урожаи, конечно, не рекордные, но терпимые, местные хранилища и зерноочистительные заводы справятся. А насчет вывоза… Там почти все хозяйства узкоколейками соединены, так что за вывоз урожая в хранилища особо беспокоиться не нужно. И сухо очень… сохраним зерно. И… я тут подумал, что очень вовремя банда Голощекина потравилась: местные кайсаки стада не то что сохранили, а даже увеличили, сейчас с удовольствием скотину на забой продают. Выкрутимся… то есть везде, кроме Украины неплохо так выкрутимся. Ну а там… мы уже сделали все, что могли, теперь дело за НКПС… и за Старухой с ее химией.
На самом деле Вера Андреевна «в прошлой жизни» где-то в середине тридцатых некоторое время работала именно над фунгицидами, и от коллег узнала очень много интересного относительно голода тридцатых. Причем работать ей тогда пришлось в тесном взаимодействии с врачами, ведь просто уничтожить грибок, но при этом отравить кучу народу было недопустимо — так что каждый препарат тщательно проверялся как раз медиками. И они-то и рассказали тогда еще довольно молодой женщине про темулин, вырабатываемый грибками, всегда имеющимся в зернах плевела. А один пожилой доктор, перед этим работавший как раз на Украине, поделился знаниями о симптомах отравления темулином — и он был абсолютно убежден, что высочайшая смертность среди тамошних крестьян, пик которой пришелся на месяцы, когда огороды давали еды уже достаточно для утоления голода, вызван именно тем, что крестьяне доставали «сохраненное» в ямах насквозь отравлено зерно и тут же его сжирали. Он употреблял именно это слово, приговаривая, что «скоты именно жрут». А еще он считал, что очень частые случаи людоедства (замеченные лишь на Украине) объяснялись тем, что люди просто сходили с ума и не понимали, что они делают. Но с ума они сходили не от голода, а от воздействия темулина…
Тогда все это Вера Андреевна просто запомнила, а сейчас Вера прилагала все усилия, чтобы подобного развития событий избежать. Понимая, что украинских мужиков не переделать — но все равно старалась хоть чем-то стране помочь. По ее настоянию НТК «подгреб» под себя железнодорожную мастерскую станции «Бескудниково», и ее слегка расширили, после чего в мастерской на базе производимых в Ворошиловграде железнодорожных платформ стали делать вагоны-зерновозы на пятьдесят тонн зерна. Изготовили таких зерновозов довольно много, чуть меньше пяти тысяч штук (то есть столько сделали вместе с Ворошиловградским заводом, где их тоже собирали из поставляемых из Бескудниково деталей), так что в чем зерно возить — было. И в обычных вагонах зерно тоже стали возить, в мешках… Но Вера оказалась все же права: при всех практически нечеловеческих усилиях к сентябрю кое-как вышло вывезти и сохранить шесть с половиной миллионов тонн. Еще пара миллионов тонн все же была засыпана в местные зернохранилища, где все же смогли провести какую-то фумигацию, а остальное зерно…
По подсчетам, проведенным уже в октябре Госпланом, из восемнадцати миллионов тонн сжатого в полях хлеба в «закрома Родины» попало лишь около девяти миллионов, даже меньше. Больше трех миллионов оказалось непригодным для употребления, два миллиона разошлись по крестьянским амбарам — а четыре просто «испарились».
Лаврентий Павлович не удержался и приехал (точнее, прилетел) к Вере на завод в далеком сибирском городке, названном без затей «Лесогорском»:
— Старуха, ты оказалась права, на Украине половину зерна сгноили, а половину разворовали. Что делать-то будем? Ведь четыре миллиона тонн в землю закопали! И так по всей Украине…
— Ничего не будем делать. Сейчас у нас что, октябрь? Все зерно, что по ямам прикопано, уже полностью грибком поражено и стало ядовитым. Его даже скоту скармиливать нельзя, и даже на спирт перегонять, поскольку отрава получится.
— А какое-нибудь противоядие ты придумать не сможешь?
— Я много лет над этим думала, искала везде… Нет от темулина противоядий, вообще нет. Я, правда, индикатор для него разработала, Лена Нарышкина его сможет сделать… там много не требуется. Вот, смотрите: пять капель на столовую ложку воды, затем опускаем зерна — это как раз плевел, но на пшенице будет даже лучше видно. Ждем примерно минуту: зерна позеленели. Если еще подождать минут десять, то и раствор зеленым станет — но и так все ясно. Вот такой зеленый цвет означает, что пара столовых ложек зерна человека отправит на тот свет. Можете с собаками людей отправить, пусть мужикам покажут и скажут, что им самим решать: сдохнуть или нет. А отбирать это зерно уже не надо… разве что детей у тех, кто в ямах зерно спрятал, отбирать и в детские дома отправлять: так хоть дети выживут.
— А что-то поумнее предложить не хочешь?
— Не могу. Хотела бы — но нет, селюков не переубедить. А вот с кулаками… это же с их подначек мужики весной поля не перепахивали, с плевелом не боролись: кулакам сейчас самая пожива, ведь хлеб на рынке очень недешевым стал. Кстати, я подозреваю, что кулаки сейчас и на городских рынках ворованным зерном торгуют — но пусть этим займутся специально обученные люди.
— Иосиф Виссарионович мне поручил этим заниматься.
— Вам? Так пользуйтесь моментом, увеличьте вдвое-втрое численность отрядов охраны… хуже уже не будет, а лишняя охрана всегда пригодится.
— А деньги… у тебя какие-то еще мысли по поводу внешней торговли появились?
— Лаврентий Павлович, я сейчас работаю на бумажной фабрике — и пока работу не закончу, думать о каких-то заграничных сделках просто не стану.
