— Сейчас, боюсь, не получится. То есть всерьез поговорить с ней не получится. Она только о грядущей засухе и думает, а если что-то другое у нее спрашиваешь, то впечатление складывается, что со стенкой говоришь: она просто тебя не слышит.
— И как тогда она вообще с людьми-то общается?
— Да она мало с кем вообще сейчас общается. Разве что со мной, да и то, чтобы нервы мне потрепать. Представляешь — в университет поступил настоящий князь! Ну, какие-то бдительные комсомольцы это узнали, не наши, а с факультета марксистской философии… Старуха мне такую истерику закатила! Пришлось этого Голицына в университете оставить, а бдительных…
— Я думаю, что она сама из дворян. И гимназию она и в самом деле окончила… хотя скорее, с таким талантом, да в двенадцать лет… наверное, ей вообще частных учителей нанимали.
— Тогда уж не в двенадцать, а в десять: почти два года до того, как она в Москву поехала, люди ее знали, а на заставе той точно никаких гимназий не было. Разве что мать ее тоже была не той, что в документах написано было, и сама ее учила…
— Не будем гадать, все равно без толку такие гадания. И я же просил: не надо копаться в ее прошлом. А поговорить… я как раз про засуху поговорить и хочу. Но, скажем, неофициально. На чай в гости пригласишь?
— Конечно. Только вот надо время подобрать, чтобы и она ко мне в гости зайти смогла…
Примерно в это же время в «столовой» на улице Огарева сидели и обедали три заведующих кафедрами университета. Две — с химфака: Вера и Саша Новосёлова, а третья — с биофака — Анна Быховская, которая одновременно была и деканом этого факультета. А собрались они далеко уже не в первый раз, эти «обеденные посиделки» стали практически традицией. Потому что от университета к Вериной квартиры идти было десять минут неспешным шагом, а домашняя кухня куда как вкуснее и для организма полезнее. Ну а так как из «начальства» особ женского пола с бывшего физмата было всего трое…
И разговор у них, как это обычно на таких обедах и было крутился вокруг «учебного процесса»:
— Вот не пойму я, — пожаловалась подругам Аня, — вроде как после передачи факультета в НТК студент пошел вменяемый в основном, но поди ж ты, опять нашлись буяны. Какое-то общество организуют, требования выдвигают, чтобы в университете, как и в других институтах, устроили эту ублюдочную групповую систему обучения.
— А ты мне списочек буянов принеси, — проглотив очередную ложку супа, отозвалась Вера. — Вылетят они из университете быстрее собственного визга. У нас не какой-то там балаган, а серьезное учебное заведение, и кто учиться не хочет, тот пусть валит куда подальше.
— А ты, как комсомолка, не можешь им объяснить, что они не правы?
— Могу, вот только пользы от этого чуть меньше чем вообще нисколько. Ты же, как коммунистка, даже не попыталась это сделать — потому что понимаешь, что смысла нет. Если человек уже готов не учиться, а только делать вид — то он и дальше будет лишь вид делать, что учится. Может быть даже хорошо будет вид делать, и даже экзамены сдаст на отлично — но работать он пойдет все равно для того, чтобы ничего не делать.
— Мне кажется, что ты ошибаешься.
— Когда кажется, креститься надо. Или что там у вас в таких случаях делают… в общем, я не ошибаюсь. А буянов нужно давить не потому что они сами буянят, а для того, чтобы у них не было возможности других на глупости подбивать. И давить их надо с шумом и показухой, чтобы всем было понятно: болванам в СССР никакой карьеры не сделать. Ни научной, ни, прости господи, общественной.
— Я — атеистка! — пафосно заявила Аня.
— Я тоже, — хмыкнула Вера, — что не мешает мне выражаться по-русски. По возможности, без использования обсценной лексики, хотя довольно часто удержаться и трудно.
— А я слышала, что сам Лаврентий Павлович в твоем присутствии… в общем, удерживается, — рассмеялась Саша.
— Но это вовсе не потому, что он боится мне в этом деле проиграть, — в свою очередь улыбнулась Вера. — Просто он понял, что я и без этого в состоянии понять, что он сказать хочет. А сказать я хочу… Саш, у тебя же день рождения скоро, может тебе новый автомобиль подарить? Там, говорят, ребята много нового в машину впихнули, ей управлять стало еще легче…
— Тоже скажешь: скоро! Еще почти через месяц, а новый автомобиль мне не нужен. Да и куда мне на нем ездить-то? В Лианозово разве что, но сейчас на дорогах снова такое творится, что, кажется, на трамвае и то быстрее получится.
— В Лианозово скоро на метро ездить будем.
— Уж поскорее бы, а то по плану, который в газете опубликовали, только до Петровско-Разумовской метро полтора года копать будут, а до Лианозово когда еще докопают!
— Тоже примерно через полтора года. В Реутове еще парочку щитов уже в марте доделают, и я слышала, что их опустят в тот же котлован, из которого сюда тоннели роют. Так что уже в апреле копать начнут, а там расстояние-то в полтора раза меньше!
— А мне вот непонятно, — сообщила Аня, — почему метро именно туда копать решили. Там же, кроме сельхозакадемии и, дальше, Лабораторного завода и нет ничего, кто в метро ездить-то будет? Одни студенты?
— Лазарь Моисеевич у Петровско-Разумовской уже начинает строить новый жилой район, так что пассажиров в метро хватит. А с Савеловского вокзала в центр народу ездит меньше чем разве что с Каланчёвки. А эти щиты, которые в МВТУ разработали, пока получается только там под землю опустить… Сейчас в МВТУ новый вариант, я слышала, придумывают, который можно прямо в тоннеле собрать. А пока его только в таком здоровенном котловане собирают, то по главной ветке его пустить не получается. Но — нам же лучше.
— А чего МВТУшники к себе метро не стали копать? Или у них тоже места под котлован не нашлось?
— Не знаю, я слышала, что что-то с грунтами непросто. Если земля неподходящая, то у котлована стенки просто осыпаются. Они вроде собираются летом где-то в Измайловском парке котлован копать… но это уже их проблемы. Кстати, в МВТУ партком постановил, что студентов, которые будут за групповое обучение агитировать, будут отчислять с волчьим билетом.
— Я поняла. Но ты мне правильно напомнила, так что я сначала с этими буянами поговорю как коммунист… и как декан, конечно. А вот если кто-то не внемлет, то список тебе принесу. И когда ты только все делать-то успеваешь, ведь тебе еще и секретарем комсомола всего НТК работать приходится…
— А там вообще напрягаться не приходится: Лаврентий Павлович так все удобно устроил! Там я, как секретарь комитета, ничего вообще не делаю, я просто смотрю и время от времени говорю членам комитета что делать как раз не надо. А что надо — они и сами прекрасно знают, и делают. Так что я в основном трачу время на работу со студентами, черт бы всех их побрал!
— А ты чего так сурово к ним?
— Студентов нужно учить тому, что я сама прекрасно знаю, а когда они обучаются настолько, что могут самостоятельно работу какую-то исследовательскую вести, то обучение заканчивается и они уходят. И что-то новое просто не с кем придумывать и проверять! Но хуже всего, что сами студенты искренне считают, что они «уже умеют» — и на работе начинают ошибки делать. А вот обучиться на своих ошибках… это еще лет несколько потерянных будет.
— А я давно говорила, — заметила Саша, — что в университете нужно срок обучения увеличить до пяти лет минимум.
— Это ты кому говорила? Мне — так точно нет. Но… знаешь, ты ведь не одна так думаешь. Собери всех единомышленников, составьте по этому поводу петицию в руководство НТК, я ее подпишу… у Лаврентия Павловича. Но не просто общие слова в петиции пишите, а конкретные предложения по программам обучения. И на меня не смотри: я слишком давно студенткой была, уже забыла, с чем у меня в учебе трудности возникали, поэтому напишу «все изучить за два года, а остальное время заниматься научной работой»…
Дружным хохотом женщины завершили обед и, встав из-за стола, поспешили обратно в университет: готовкой и уборкой давно уже у Веры в квартире занималась приходящая (вообще-то к Лаврентию Павловичу) домработница. Но когда они уже выходили на улицу, из соседней двери выскочила Нина Теймуразовна:
