— Уже хочу.

— Сегодня какое число? Вот девятнадцатого мая за ним и приходите. Только… во-первых, про дозировки я ничего не знаю, нужно у немецких акушеров спрашивать. Во-вторых, с мескалином он сработает гарантированно — это насчет ответов на вопросы, но есть шанс, что человек после такой смеси полностью спятит, а если слегка переборщить с дозой, то и вовсе помрет. И да, человек о том, что его о чем-то спрашивали и что он на вопросы отвечал, скорее всего забудет. А если коктейль с мескалином использовать, то почти наверняка забудет. Но все же… сначала нужно испытания препарата провести. А на ком… у кроликов-то спрашивать бесполезно: они бы, может, и рады бы были ответить, так ведь не могут…

— А тебе не кажется… а откуда ты все это знаешь?

— Я не знаю, а просто случайно запомнила то, что в журнале прочитала. А прочитала тоже, можно сказать, случайно: у меня просто… в общем, мне иногда довольно больно бывает.

— Ладно, вопрос снимается. Спасибо, а если препарат сработает… буду должен. И, мне кажется, не только я один…

«Новый, но не освоенный источник энергии» помог Лаврентию Павловичу забрать в НТК примерно полторы тысячи специалистов из числа тех, на кого местные отделы ОГПУ готовили постановления об арестах. И сразу же перед ними были поставлены не самые простые задачи, и одной из главных была задача разработки и создания двух разных по сути, но одинаковых по целям установок. Первая — это установка для парового риформинга метана, а вторая — для парациального каталитического его окисления, и на выходе обеих установок должен был получаться водород и всякие разные другие вещества (в основном — угарный газ). Ну а дальнейшие процессы были уже всем хорошо известны: водород соединяется с азотом воздуха — и получается аммиак, из которого потом делают или карбамид (добавляя сколько нужно углекислого газа), или азотную кислоту и (потенциально) аммиачную селитру. И то, и другое обещало приличную прибавку урожаев — а с продуктами в СССР было лишь «едва терпимо», так что на «прибранных» инженеров и ученых руководству ОГПУ было велено рот не разевать. Причем распоряжение это отдал лично товарищ Куйбышев, с которым, как «старые чекисты» знали, спорить было весьма чревато…

Еще товарищ Берия настоял на том, чтобы профессор Ипатьев был награжден орденом Ленина. Правда когда он с таким предложением вылез, Валериан Владимирович удивленно поинтересовался:

— А как мы его наградим-то? Он же, если я не путаю, в Германию уехал и теперь там минимум год еще лечиться от чего-то будет…

— Именно поэтому его и нужно сейчас наградить. Болезнь у него тяжелая, операция предстоит очень непростая, он сейчас, по сути, уже готовится там и умереть — но я говорил с товарищем Семашко, и, по его мнению, профессора там скорее всего вылечат, а позитивные эмоции могут в лечении очень сильно помочь. Если мы покажем Владимиру Николаевичу, что вся страна его очень ценит и уважает, то это его, безусловно, изрядно порадует — и поможет быстрее выздороветь. А его знания принесут еще Советскому Союзу огромную пользу: не зря же Ленин называл его главой советской химической промышленности…

— Ясно, кто представление подготовит? Несите представление мне, товарищ Калинин его подпишет. Но… а кто орден вручать будет? По статусу Михал Иваныч должен, но он точно в Германию не поедет.

— Я…

— Вы тоже не поедете.

— Я пошлю нашего специалиста, хотел сказать. Причем такого, которого Владимир Николаевич очень и очень уважает и будет дополнительно рад тому, что именно он вручать орден и приедет.

— Ну что ж, представление, я полагаю, от НТК будет?

— Почему будет, я его уже принес…

Идею о награждении Ипатьева Лаврентию Павловичу внушила Вера. То есть не просто внушила, а очень хорошо объяснила, почему его следует наградить высшим орденом страны именно сейчас:

— Вы, конечно, прикрываете многих ученых от необоснованных арестов, но все равно пока еще среди них бродит страх за свои жизни. А это довольно паршиво, хотя бы потому что в таком состоянии ученый просто побоится работать в полную силу: как бы чего не вышло. Но если вы добьетесь награждения Ипатьева, да еще когда он вообще за границей находится, то это очень многим таким зайкам трусливым покажет, что во-первых у НТК сил для защиты и даже поощрения своих — именно своих — специалистов на уровне государства достаточно, а во-вторых, что страна ценит их работу, не обращая, по большому счету, внимания на некоторые их заскоки…

— И эти заскоки, как ты говоришь, у них лишь усилятся.

— Наоборот, они поймут, что изрядная часть этих заскоков, а уж все хоть сколь-нибудь антисоветские наверняка, по сути является глупостью неимоверной. Такой мелкой детской шалостью, над которой страна лишь посмеивается снисходительно. Да, не у всех так случится, но вы-то на что? Тайны государственные — они охраняются довольно разнообразно… и изощренно.

— И вот кто у нас тут из нас двоих более изощренно собирается тайны охранять? Но в целом твои рассуждения… посмотрим. Но Калинин в Германию не поедет, а ты говоришь, что профессору будет важно своими руками к ордену прикоснуться…

— И вы тоже не поедете, вас, скорее всего, работа не отпустит. А у меня каникулы начинаются…

— Как же, каникулы! Ты через неделю диплом защищаешь и поступаешь на работу!

— Еще раз повторяю: каникулы у меня. Меня Николай Дмитриевич в аспирантуру к себе взял, приказ уже подписан. А Владимир Николаевич давно, по слухам, со мной про химию поговорить обстоятельно так хотел, так что совмещу приятное с полезным. Приятное для профессора Ипатьева с полезным для СССР.

— Есть у меня смутные подозрения, что ты что-то в Германии уже присмотрела… Много денег потратить собралась или, наоборот, очередные миллионы загрести собираешься?

— Сейчас у немцев ничего для нас особо интересного нет, да и денег у них нет, чтобы что-то у нас покупать. То есть сейчас для страны самое интересное и нужное в этой Германии — это как раз Владимир Николаевич лично и персонально. Я разговаривала с сотрудниками его института, у них очень много сейчас идей по нефтепереработке в плане новых материалов, но все эти идеи принадлежать как раз Владимиру Николаевичу, а они только их до ума доводят. Так что вернется он с новыми идеями — это обеспечит еще один даже не шаг, а скачок страны в светлое будущее. А не… то есть моя задача — сделать так, чтобы он выздоровел как можно скорее и с новыми силами — и с новыми идеями — вернулся в СССР руководить своими сотрудниками.

— У тебя, пожалуй, новых идей не меньше чем у него.

— Опять вы повторяете ту же ошибку. У Ипатьева идеи — новые, а у меня, неуча, всего лишь перепевы старых идей. Да, на новой технологической базе — но по сути я делаю ту же работу, что и сотрудники Ипатьева: довожу идеи до промышленного применения. Чужие идеи… и, между прочим, в том числе и идеи Владимира Николаевича. А так как у меня сейчас в работе как раз одна его идея, я бы очень хотела прояснить как можно скорее некоторые непонятные для меня вопросы.

— А каков ожидается результат, если прояснишь?

— Я что, Кассандра? Если все получится, то прибавку урожая на треть получится обеспечить быстро и относительно безболезненно…

— Урожаев чего?

— Чего угодно. У Ипатьева в этом плане идеи прут с удивительно широким охватом…

— Вот объясни мне, Старуха, почему я, даже когда считаю, что ты не права, все равно делаю как ты просишь?

— Потому что вы — человек умный. Вы умеете сразу увидеть всю проблему целиком, прикинуть выгоды от ее решения, и даже если времени у вас на переосмысление прежнего взгляда на нее не хватает, то все равно на уровне буквально интуитивном вы принимаете единственно верное решение. Талант у вас такой…

— Опять издеваешься.

— Нет, говорю, что думаю. У меня тоже талант: говорить людям правду так, что она людям нравится. Я, конечно, не всю правду людям говорю, и очень даже не всегда…