Я поменяла позицию. Вновь сосредоточилась и опять обратилась к магии.

– Смелее, Ева, – даже не напутствие, а приказ.

Поразительно, но и в этот раз получилось. Лорд не говорил ничего особенного, это “занятие” отличалось от практикума у Дарктэса своей простотой, даже примитивностью. Никакой дополнительной ценности или знаний, даже наоборот! Но это почему-то работало.

– В твоём случае магии податливей и гибче, – новая реплика его милости.

– В моём случае? А он какой-то особенный? Чем он всё-таки отличается от остальных?

Во взгляде собеседника проявилась неожиданная насмешка, и Лорд отрицательно качнул головой.

– Давай-ка. Ещё три шара, и попытайся не разнести беседку, тут нет защиты.

Не разнести? Да я ни разу не попала ни в колонну, ни в торчащие вокруг неё скалы! Однако спорить не стала – я сегодня идеальная ученица, молча выполняю то, что говорят.

Я бросала огненные шары один за другим, и поражалась собственным успехам. Может дело всё-таки не во мне, а в присутствии Лорда? Ведь я делаю то же самое, что и раньше. Один в один!

Вместо трёх шаров я выпустила шесть, и после шестого Алентор сказал:

– Хватит.

Кивнув, я вновь опустилась на мрамор скамейки и посмотрела на собеседника с опаской – а что дальше?

– У тебя есть ко мне какие-то вопросы? – Лорд заломил красивую бровь.

Ох… Вопросов накопилась тьма! Но прямо сейчас они разбежались тараканами. Я не могла вспомнить ни один, в голове было поразительно пусто. А ещё этот жар по телу и какая-то странная даже не слабость, а нега.

Алентор как-то на меня воздействует? Или что?

– Неужели так ни о чём и не спросишь? – мужчина развеселился, а я по-прежнему молчала.

Долго думала – Хозяин огня не дождался.

– Ладно, Ева. Тогда спрошу я.

Алентор закинула руки за голову и, откинувшись на спинку скамейки, вытянул ноги. Поза получилась расслабленная и вместе с тем красивая. Было неожиданно, что Лорд может держаться как простой человек.

Следующие пару минут он смотрел не на меня, а на солнце, которое успело опуститься ниже, пустив по воде красные блики – тоже своего рода магия. Наконец прозвучало:

– Ева, ты помнишь хоть что-нибудь о своих родителях?

Внезапный и дурацкий вопрос.

Захотелось отмахнуться, только в памяти действительно вспыли воспоминания. Правда не те, которыми интересовался Алентор – я подумала о “других” родителях. О тех, что потеряли меня в ту ужасную, наполненную визгом тормозов и болью ночь.

Но сейчас это было неуместно. Кое-как сглотнув ком, который встал в горле, я отмела мысли о прошлой жизни и ответила по существу:

– Как я могу помнить, ваша милость? Я была младенцем, когда меня отдали в приют. – На этих словах сердце пронзило болью. Стало дико жаль и себя нынешнюю, и всех покинутых родителями сирот.

Никто и никогда не должен отказываться от своих детей. Это недопустимо. Понимаю, что ситуации бывают разные, но…

– Ясно, – перебивая внутренние терзания, сказал Алентор. – Я так и думал.

Если так и думал, то зачем спрашивал? Впрочем, не суть.

Я не стала озвучивать своё недоумение, а Алентор вдруг заявил:

– Сейчас кое-что попробуем. Тебе будет неприятно, но это необходимо. Я обязан выяснить что и как произошло.

На вопросе о родителях взгляд Евы потух, и это оказалось неожиданно больно. Даже мелькнула мысль отступить, махнуть на всё рукой, но я не мог.

Уж слишком странно повела себя директриса Иллария – с появлением Евы в приюте точно связана какая-то тайна. Возможно не опасная, но я не люблю находиться в неведении. Я должен знать.

Второй момент был важнее – если чокнутая Данаралия права, и Ева действительно та, о чьём появлении она болтала, то рано или поздно Еве придётся познакомиться с представителями огненного народа. У сородичей возникнут вопросы, и мне категорически не хочется, чтобы расследованием занимался кто-то кроме меня.

Ну и последнее, личное – мне важно понять, кто она и откуда. Хочу. Для меня это важно.

Самой Еве подобная информация тоже может пригодиться, а раз так…

– В нашей памяти сохраняется абсолютно всё, – сказал я. – Воспоминания, особенно ранние, могут быть скрыты, вымещены другими, но они никуда не делись.

– Даже младенческие? – в голосе Евы прозвучало сомнение.

– Верно. До них можно достучаться, и это не очень сложно, если понимать как.

Тут взгляд монашки полыхнул огнём. Она напоминала человека, который что-то забыл, но отчаянно желает вспомнить.

Я порадовался:

– Твоё желание – это уже половина дела.

Девушка медленно кивнула.

– Закрой глаза и представь, что тебе один день от роду. Для начала попробуй пофантазировать на эту тему – как бы это могло быть?

Фантазия раскачивает память, помогает разуму настроиться. Это первично. Затем можно пойти глубже, нащупав пласт настоящих воспоминаний. Главное – хотеть.

Ева выполнила указание, но, когда её глаза закрылись, я застыл изваянием. Слишком красивая, слишком притягательная – внутри поднимался новый ураган. Только бури допускать нельзя, иначе сорвусь и ничего не получится. Ева – это тот случай, когда нужно держать себя в руках.

Я не просто смотрел – я любовался! В какой-то момент напрочь забыв о том, что нужно давать инструкции. А очнувшись, выдохнул:

– Теперь попробуй пройти вперёд. Представь, что тебе не один день, а месяц.

Выражение лица Евы и до этого было не самым спокойным, а теперь в нём проявилось напряжение.

– Что-то не так? – спросил я.

– Всё не так, – пробормотала адептка.

– В каком смысле?

– Я даже фантазировать на эту тему не могу!

Она распахнула глаза, а я опять поплыл. Пусть на несколько секунд, но всё-таки.

Ева поколебалась, прежде чем объяснить:

– Упираюсь в стекло. Оно плотное, совершенно непробиваемое.

Стекло? Занятно. На уровне первичной подстройки никаких стёкол быть не должно.

– Стекло – это самый распространённый образ восприятия собственных ментальных блоков, – сказал я. Ева не удивилась.

Мне же стало ещё интереснее. Блок? Опять? И почему Ева не удивлена?

– Попробуй продавить, – предложил я.

Ева поморщилась и призналась:

– Мигрень начинается.

Вот как? И кто же так постарался?

– Очень странно. – Подумав, я сказал: – В таком случае вариант один – нужно пробовать снова и снова. Не доводя себя до сильной боли, постепенно. Когда научишься хотя бы фантазировать, сможем пойти дальше. При должном упорстве этот блок рано или поздно уйдёт.

Ева посмотрела с сомнением и задала до неожиданного здравый вопрос:

– Это не опасно? Вдруг за стеклом скрыто такое, от чего мои мозги сплавятся?

– Блоки, которые несут прямую угрозу жизни или ментальному здоровью, никогда не открываются. При попытке их взлома подключается инстинкт самосохранения, а он сильнее любой магии. В данном случае – сильнее всего.

– Ясно, – пробормотала она.

Я же зачем-то добавил:

– Второй вариант нерушимых блоков – это добровольная кровная клятва. Но, будучи младенцем, принести такую ты точно не могла.

Ева посмотрела так, словно о подобной тонкости клятв и не знала.

– Полагаете кто-то заблокировал мою память? Но кто и зачем?

Хорошие вопросы. Ответы на них мне тоже хотелось бы знать.

– Надо выяснить, – отозвался я. – Если блокировка не несёт прямой угрозы жизни, то способ её вскрыть точно есть.

Тут я всё-таки перешёл в состояние концентрации, и настроение стало ещё более хмурым. Блок, о котором говорила адептка, просматривался только на “третьем”, самом глубоком уровне концентрации. Захотелось кого-нибудь испепелить.

Зато вспышка злости ненадолго отвлекла от ощущения девичьей ауры… Но стоило вернуться в реальность, опять посмотреть на Еву, как меня накрыло с головой.

Встречу пора заканчивать, иначе сорвусь. Начну действовать вопреки здравому смыслу, приличиям и логике. Причём трусиками в этот раз точно не ограничусь, а подобный напор может привести к провалу. Ведь с точки зрения магии Ева одна из нас.