Конечно, пока ничто не предвещает краха британской золотой промышленности в Южной Африке, но мне захотелось посмотреть текущую стоимость акций. И вот, просматривая предложения, наткнулся на акции швейцарской компании «Сандоз». Действительно, второй партнер господина Эдуарда Сандо, химик Альфред Керн, в марте этого году умрет от сердечного приступа, а сейчас он, серьёзно заболев, продает свою долю – треть от стоимости компании. Когда-то он вложил сто тысяч франков, а теперь пакет выставлен за четыреста, и я могу его купить! Что же это Агеев мух не ловит! Я же его просил отслеживать ситуацию на швейцарском фармрынке. Срочно пишу телеграмму Агееву с просьбой связаться с Сандо и Керном и выкупить акции.
Просматриваю почту дальше – письмо от Норденфельта. Торстен сообщает, что готов показать действующий макет гусеничной машины и прототип автоматического ружья. Просит прибыть, и в случае положительного решения мы организуем компанию с уставным капиталом два миллиона крон (около миллиона рублей), как и обещал, я внесу половину капитала, Торстен – четверть и на четверть выпустим акции. То есть контрольный пакет в пятьдесят процентов плюс одну акцию будет у меня. Если меня что-то не устроит, я оплачиваю стоимость работ и на этом наши деловые отношения заканчиваются. Но, пишет Торстен, вряд ли я буду разочарован. Гусеничная машина резво бегает по раскисшей от влаги почве и берет такие подъемы, что никаким конным упряжкам и не снились. Наша модель с двадцатисильным двигателем уверенно пашет прицепленным к ней маленьким двухлемешным плугом, тащит груженую тележку и вообще творит чудеса. Ружье неплохо стреляет, есть проблемы с подачей патронов из круглого магазина, но при рожковом магазине, расположенном сверху, проблем нет.
Еще было письмо от Толстопятова из Сан-Франциско. Старатели добрались до места, мои советы пригодились и оправдались полностью. Купили экипировку, палатки и оружие: винчестеры с перезаряжанием скобой Генри и револьверы Кольта. Инструменты у старателей были свои, но они их не показывают и для всех пришельцы – артель охотников, отправляющаяся бить морского зверя. К ним пристали еще семь человек с русскими корнями, предки которых жили в Форт-Россе и Русской Аляске, которые говорят и по-английски и по-русски, а двое, с канадских территорий – еще и немного по-французски. Взяли проводника-индейца, он родом с Юкона и бывал на Клондайке, а в Сан-Франциско его занесло с китобоями, к которым он нанялся на работу и которые его, в конце концов, обманули, и теперь он хочет вернуться домой. Договорились с капитаном каботажного судна, что ходит вдоль берегов и забирает охотников с добычей, что он их высадит как можно ближе к начальной точке маршрута, а потом они пойдут на лыжах до фактории Доусон через перевал Чилкут. На месте можно будет купить ездовых собак, которые повезут основной груз артели, с собаками будут управляться «русские американцы». Выступать планируют в марте, когда день станет длиннее и не будет холодно, но по снегу еще хорошо идти на лыжах.
19 февраля 1893 г., Цюрих
Перед поездкой перевел из «Купеческого банка» миллион рублей в банк «Лионский кредит» и взял вексель на свое имя на полтора миллиона шведских крон, а также взял наличными десять тысяч германских марок. Агеевы переехали в новую квартиру, которая занимала второй этаж особняка в центре Цюриха, вот почему Агеев мне ответил, что денег на его счету, что я ему оставил, не хватит на оплату акций «Сандоз».
Маша-маленькая подросла, но располнела и была в ней какая-то нездоровая одутловатость. Я вспомнил признаки миксидемы[3] и то, что в Швейцарии не хватает в пище йода, и рекомендовал есть побольше морепродуктов, так как в них содержится йод, связанный с органическими молекулами, а также показать ребенка врачу психиатру, кажется, что есть задержка умственного развития. Лиза даже обиделась на меня, какая, мол, задержка, Маша очень умная девочка, но вот что-то эта умница все еще толком не говорит… А тут еще собака, что завел Сергей, задрала ногу и напрудила мне на брючину, в общем за стол сели не в настроении, Сергей, почувствовав это, достал бутылку коньяка, а на замечание Лизы, что, мол, сейчас Филиппов[4] пост, ответил, что он находится на вражеской территории, а в период боевых действий русскому офицеру и в пост выпить дозволяется. Оказалось, что Лиза после окончания обучения хочет остаться в Цюрихе и работать на кафедре химии медицинского факультета местного университета, для этого она хочет принять швейцарское гражданство, так как иначе ей места не видать. Агеев хочет оставаться русским подданным и вообще-то был бы не прочь вернуться в Россию. Масла в огонь подлил подарок в виде двух перьев непрерывного письма, что напомнило Сергею его неудачные поиски состава пасты. Он стал орать, что, мол, мне всегда везет, а он никому не нужный инвалид. Выпил всего две рюмки и так развезло… Видимо, пьет много и уже наступила 3-я стадия алкоголизма[5] – потеря толерантности к алкоголю, когда могут под стол упасть с одной-двух рюмок, значит, жди прихода белочки. Все это мне не понравилось, и я ушел ночевать в гостиницу.
На следующий день я встретился с Сандо и Керном у них на заводе. Завод мне понравился, чисто, все в полном порядке, как и полагается в фармацевтическом производстве. Единственное, что площади завода небольшие, но Сандо сказал, что планирует расширяться и очень надеется на лицензионное производство моих препаратов. Ответил, что это возможно в случае получения швейцарского патента, в чем Эдуард Сандо обещал помочь и сделать все быстро.
Подписали контракт и скрепили его своими подписями, после чего выписал Альфреду Керну чек на требуемую сумму и сказал Эдуарду, что хотел бы открыть при заводе исследовательский центр перспективных препаратов, для чего вношу для начала еще полмиллиона франков. Это оформили отдельным контрактом, и поскольку я – инвестор проекта, Эдуард предложил назвать центр Александровским, на что я не возражал, но добавил, что в центре должна работать моя тетушка, которая специализируется как медицинский химик и микробиолог, имеет две напечатанных статьи в Пастеровском журнале.
Вернувшись к Агеевым, обрадовал Лизу, что я нашел ей место в своем Исследовательском центре, где она может возглавить свою лабораторию, так что пусть оставшиеся два года учебы посвятит совершенствованию навыков в биохимии и микробиологии.
27 февраля 1893 г., завод Норденфельта, недалеко от Стокгольма
Прототип выглядел солидно – маленькая гусеничная машина, вполне самодостаточная. Она могла везти груженую телегу, пахать, карабкаться по склону более тридцати градусов, корчевать небольшие пни и таскать камни с полей. Торстен так увлекся ее возможным сельскохозяйственным применением, что заявил «универсальную гусеничную машину» на ежегодную сельскохозяйственную выставку, которую по традиции посещал сам король. Патент на оригинальную конструкцию гусеницы он получил на два наших имени, причем, мое стояло первым, как инициатора проекта. А вот Германия, Британия и САСШ патента на гусеничную машину не дали, что же, посмотрим, дадут ли они его на оригинальную конструкцию сцепления гусеничных траков. Машинка длиной чуть больше метра приводилась в движение электромотором, питающий ток подводился по кабелю и на стенде можно было замерять нагрузку на гусеницы. Стенд представлял собой нечто вроде бегущей дорожки со счетчиком пробега. Нагрузку на гусеницы имитировали размещаемыми на тележке мешочками с песком, пересчитывая данные для полномасштабной модели. Изготовили даже малый двухлемешный плуг, которым машинка с управляющим ею по кабелю и идущим рядом оператором, вспахивала участок земли. Один из инженеров даже предложил ставить на поле центральный токосъёмник с подведением к нему электричества от внешней динамо-машины, тогда трактор с кабелем, разматывающимся от токосъемника, мог бы вспахивать концентрические круги вокруг токосъёмника, прямо что-то такое, о чем я в детстве читал в книжке Носова «Незнайка в Солнечном городе». Вот такое сельское хозяйство будущего и хотят показать королю – ни много ни мало, электрический трактор!
