— С чего бы? Я и детей из приюта периодически катаю, — опроверг уникальность нового хранителя книги Молдован, тем самым вызвав смех наивного.
Мания не давала покоя, и Кирилл вертелся вокруг капитана вертолета подобно юле. Когда все технические моменты были проверены и налажены, Молдован пригласил гостя на борт. Кирилл ожидал в салоне увидеть военное снаряжение, смертоносные пушки, но встретился лишь с хламом, разбросанными детскими игрушками и исписанными разноцветными фломастерами стенами.
— Прошу занять место второго пилота, — указал на правое сидение в кабине Молдован.
— Я буду управлять? — высокомерно разместился парень, чувствуя себя как дома.
— Только на автоматическом режиме.
— Эй! Я ведь теперь новый избранный! Поаккуратнее с высказываниями…
Капитан с ухмылкой еще раз провел внимательный осмотр и затем занял главную позицию. Завелся двигатель, панель управления засияла яркой подсветкой, раздался шум винтов.
— Что-то мне страшно, — признался Кирилл, рыская глазами по сторонам и неумело пристегивая ремни безопасности.
— Новый избранный не должен бояться.
— Я избранный, а не сумасшедший! — поправил Кирилл, прижался спиной в плотную к креслу и потом добавил более тихим тоном. — Хотя и это тоже…
Молдован с сосредоточенным видом опустил рычаг и позволил пропеллеру поднять машину в воздух. Вертолет, качаясь взад-вперед и разнося вокруг себя пыль, оторвался от земли. Кирилл с любопытством и волнением наблюдал, как заброшенный город исчезает под ногами. Набрав необходимую высоту, Молдован мягко направил рукоятку и задал вертолету необходимую траекторию полета. С шумом резаного воздуха и завывающего ветра машина понеслась над степью. Кирилл приковал выпученные глаза к земле и с интересом разглядывал уменьшенные в разы знакомые места. Он ожидал увидеть приют, Кайлу и детей, чтобы помахать им рукой, но Молдован выбрал другой путь.
— Сколько по времени лететь?
— Часа четыре. Может меньше.
Кирилл посмотрел время на мониторе. 4:40 утра. Согласованная встреча должна была состояться совсем скоро. Кирилл не думал, что бандиты станут опрометчиво спешить. В их интересах было довериться и дождаться книгу. Надвигающаяся опасность утрачивала свою пугающую суть на фоне долгожданной встречи с любимым человеком. Кирилл знал, что совсем скоро увидит Машу, и будто все в мире становилось возможным и достижимым.
Вертолет набирал скорость. С уклоном по нужному курсу аппарат несся над землей, которую уже нельзя было рассмотреть в деталях. Обстановка обрела вид миниатюрного макета с квадратиками вместо домов, полосами и палочками вместо магистралей и автомобилей. Вскоре земное пространство сменилось водным. Сплошным синим покрывалом вырисовывался мексиканский залив, полностью лишая иллюзии безопасности.
— Почему ты согласился помочь мне? — неожиданно задал вопрос Кирилл.
Молдован ответил не сразу, вглядываясь в тучи своим тяжелым глубоким взглядом, а когда и высказался, то ответ оказался завуалированным и отдаленным.
— Когда ты познаешь Ihticoyonpui, все меняется до неузнаваемости и необратимости. Не только постигаются истины мироздания. Не только открываются потайные и ранее не задействованные участки мозга. Не только перестраивается структура ДНК, биохимические и нейронные процессы в организме. После перехода за определенную черту наступает восприятие божественного присутствия. Некого совершенства, которое находится за гранью всякого понимания. Не существует слов, чтобы его описать. Слишком мало чувств, чтобы хотя бы вообразить малую его долю в привычном физиологическом состоянии человека. Это совершенство остается витать около тебя и после. Оно будто преследует тебя всю оставшуюся жизнь. Ты изменился, ты стал сверхчеловеком, стал прозревшим и свободным. Но память об увиденном за чертой чуде не покидает. Частичка навсегда остается жить в тебе. Божество манит. Кажется, что оно совсем рядом. Так, что можно ухватить рукой, но нет. Всегда препятствует некая непреодолимая черта…
— Да, — с широко раскрытыми глазами перебил Кирилл, — именно эту черту я и видел… Именно про нее говорил, что… Там что-то было и дальше… Но я не смог добраться туда… Казалось, что, перейдя ту черту, я не вернусь… Она поглотит меня…
Молдован с пониманием кивнул.
— Почему так? — набросился Кирилл.
— Прошлые хранители утверждали, что это та самая последняя черта, которая удерживает сознание в человеческом теле. Даже если ты силен и обладаешь несокрушимой верой. Даже если твой опыт совпадает с опытом древней Пандоры, и увиденное тебя не сломает и не сведет с ума раньше времени, то за последнюю черту, оставаясь живым, невозможно зайти. Знаешь, что было с большинством прошлых хранителей книги-индиго?
— Что?
— Они кончали жизнь самоубийством. Их вера удерживала в жизни какое-то время. Может быть, даже и продолжительное. Но память о совершенстве за гранью манила и призывала полностью освободиться. Прошлый избранный передал мне эстафету и сразу же застрелился.
— Вождь индейского племени?
— Да. Он это сделал не из-за страха, не из-за слабости. В смерти хранители не видели побег или прекращение существования, а, наоборот, продолжение пути.
— Пути чего? Твой же мозг умертвляется, а сознание и опыт исчезают…
— Твоего потока энергии. Твоих атомом на биологическом уровне. Твоих элементов на химическом уровне. Ощущение существования совершенства ясно дает понять, что человеческая сущность уступает той божественной природе по всем аспектам. И когда приходит осознание, что та природа доступна и находится всего в шаге, то наступает непреодолимое влечение.
— То есть последняя черта — это смерть?
— Предполагается, что так. Ни одному хранителю так и не удалось перейти заключительную грань и получить навсегда божественное совершенство, сохранив при этом жизненные функции организма.
— То есть, вероятность появления такого человека есть?
— Может быть.
— Каким же он будет…
— Наверное, новой мессией. Именно для его поиска, видимо, и был сотворен Ihticoyonpui.
— А если тем самым мессией станет кто-то из шайки Пиззздюков? Мир ведь погибнет…
— Значит, таково будет желание совершенства. Никто не может знать его цели и намерения, пока не поселит его внутри себя целиком.
Кирилл притих и задумался.
— А то совершенство — это Бог?
— Многие из прикоснувшихся и подобравшихся впритык к последней черте говорят о безграничной всеобъемлющей пустоте, в которой себя ощущаешь бесконечно счастливым.
У Кирилла выступили слезы на глазах. Внутри вспыхнуло невероятное чувство чьей-то безусловной милости и безграничной любви.
— Да! — радостно заявил он. — Я вспомнил… Это оно… Господи… Это оно…
Поток счастливых слез не прекращался. Ощущение божественного присутствия накрыло с головой благодатью. Молдован улыбнулся.
— Ты тоже его чувствуешь?!
Избранный медленно кивнул головой и указал пальцем в небесное пространство черных туч:
— Когда я забираюсь высоко в небо, к необузданной стихии, тогда я ощущаю то совершенство максимально отчетливо. Чем выше я забираюсь, чем ближе к грани, тем больше чувствую его величие и подлинность.
Кирилл вытер слезы и проницательно вынес вердикт:
— Именно поэтому ты постоянно возвращался к военным действиям и играл со смертью?
Молдован замер, ибо эта мысль для него не была новой.
— Сложно сказать. Знаю лишь, что каждому избранному уготовано идти остаток жизни по лезвию бритвы. Это не его выбор, а надлежащий путь. Словно он еще в некоем заточении, но уже на грани абсолютного освобождения.
Оживленные города и живописные ландшафты мелькали расплывчатой пленкой. Кирилл раздумывал о чашах весов, на которых соперничали разрушение и спасение, предложенные божественным индейским даром или проклятием. Частичка этого феномена уже навсегда таилась внутри него. В голове пульсировал обширный масштаб увиденного. Сердце переполнялось спектром пережитого. В любой момент казалось, что можно потеряться в чертогах разума и уже не вернуться, но словно невидимая рука ему не давала заблудиться в хаотичном пространстве и вела по прямой дороге к цели, заданной верой. Молдован самозабвенно продолжал рассекать потоки воздуха, то и дело нарываясь на очередную зону турбулентности. Сгущавшиеся тучи устрашали, но продолжали выжидать какого-то определенного момента. Среди пластов тумана начали проглядываться очертания многоэтажного мегаполиса.
