— Get me the contacts of the Moldovan! If there is no information by the evening, then order a hearse for everyone! (пер. с англ.: Достать мне контакты гребанного Молдована! Если не будет информации к сегодняшнему вечеру, то заказывайте на всех катафалк!)

Когда начался всеобщий переполох, Ишуа один остался умиротворенным и с самоуверенной ухмылкой, будто заглядывая безошибочно в будущее, прошептал:

— Не всем, значит, позволено стать великими… Индейское божество не так глупо… Книга будет моей…

6.

Короткие промежутки сна чередовались с беспокойными пробуждениями. Кирилл ворочался, стонал, мучился от бредового переплетения мыслей, вскакивал от кошмаров, пока за окном не начало светать. В комнату пожаловал Молдован. В своем комбинезоне и завязанными в пучок седыми волосами он походил на волхва или апостола.

— Поедем. Я хочу кое-что тебе показать.

У Кирилла не было ни желания, ни упорства отказать. Он настолько обессилел, что выглядел бледным призраком. Со слабостью в ногах и помутнением в глазах парень все-таки спустился на кухню. Кайла предложила завтрак, но аппетита совсем не было. Дети в своей обыкновенной манере бегали, смеялись и играли. Молдован не собирался задерживаться и, подмигнув Кириллу, вышел на улицу. Кайла, заметив данный жест, заторопилась и громко крикнула чьи-то имена. В приюте началась какая-то возня и суматоха, от которых Кирилл скрылся за порогом. Молдован открыл дверь машины и вставил ключ зажигания.

— Куда мы едем? — поинтересовался Кирилл.

— В церковь.

Парень был удивлен полученному ответу.

— Зачем?

— Мы всегда туда ездим по воскресеньям, — отметил пунктик в своей обыденной программе Молдован.

Кирилл почувствовал прилив злости. Он презирал Молдована за его спокойствие, но еще больше ненавидел себя за бездействие. Парень хотел что-то сказать, но понял, что эмоциональный сдвиг снова приведет к слезам. Парень напрягся, сделал глубокий вдох и пообещал себе поговорить с Молдованом еще раз. Он прислушивался к интуиции и верил, что Маша жива. Но одновременно просачивались сомнения в своем психическом здравомыслии. Вся эта надежда могла быть пустым самообманом и помешательством.

Из приюта вышла Кайла с шестью детьми. Эти ребята казались взрослее остальных и были одеты исключительно для предстоящей поездки. Трое из них уселись в машину к Молдовану. Остальная половина вместе с воспитательницей уместилась в ее старом пикапе. Компания отправилась в совместное путешествие, которое Кирилл считал со своей стороны полнейшим предательством.

Дети без умолку о чем-то расспрашивали Молдована. Когда тот отвечал, они, затаив дыхание, приближались вплотную к своему кумиру. Обиженный Кирилл не обращал внимания и разглядывал небо, которое вновь заволокли тучи. Вчерашняя мимолетная ясность погоды оказалась погрешностью. Снова сгущалась тьма, но не известен был тот момент, когда наступит ураган.

Церковь находилась за чертой резервации. Она ничем не отличалась от известных Кириллу, кроме того факта, что вокруг нее в основном слонялись темнокожие. Стоило машине затормозить, как дети тут же повыскакивали наружу. Они сгруппировались вокруг Кайлы и с нетерпением ждали разрешения на посещение. Кирилл удивился их настроению, но тут же Молдован сообщил:

— Здесь все по-другому.

И действительно, так все и оказалось. Дружелюбные и жизнерадостные люди топтались не только за порогом, но и внутри храма. Они не придерживались ограничительных норм, а наряжались в самую яркую и красочную одежду. Стоило Кириллу зайти вместе с толпой, как он увидел улыбки, раскованность и свободу. Парень ожидал встретить типичную сдержанность, угрюмость и дисциплину, но нет. Здесь себя посетители вели, словно пришли не на службу, а на праздник. Большую часть толпы представляли афроамериканцы и индейцы, и, хотя им был безразличен цвет кожи, но стоило Кириллу показаться в поле зрения, как тут же к нему с распростертыми объятиями подошел священник, сияющий искренностью и любовью.

— The God loves you! (пер. с англ.: Господь любит тебя!)

Кирилл пребывал в изумлении, но священник не заострил на этом внимание. Молдован же с превеликим удовольствием откликнулся на порыв чернокожего добряка.

Дети с искрящимися глазами спешили занять места перед началом службы. Кирилл решил остаться позади всех, а Молдован его поддержал в непривычной для парня обстановке.

Когда все обменялись тактильной лаской и собрались возле сцены, священник начал громко и весело произносить воодушевляющие, объединяющие всех слова. Он произносил их от чистого сердца и будто озвучивал поток сознания, искренне верующего в Бога. Люди охотно отзывались и со слезами на глазах смеялись.

— Разве это не кощунство? — скептически возмутился Кирилл.

— Своеобразный подход. Они верят не меньше, чем кто-либо другой. Просто люди выражают свои чувства здесь через открытость, благодарность, жизнелюбие и любовь.

— По-моему, они сюда развлекаться приходят…

— Нет. Кто приходит за покаянием, кто за поддержкой, кто за напутствием. Каждый получает силы бороться дальше.

Кирилл ворчал и не желал больше спорить, оставаясь при своем мнении. Он не то, что был ярым сторонником своих национальных ценностей, но ему хотелось в качестве мести осрамить чьи-то чувства.

Хор из женщин и мужчин приступил к работе. Это были мотивирующие и жизнеутверждающие песни, для понимания которых не требовался перевод. Несложный речитатив и ритм подхватывали люди и танцевали. Священник оказался первым зазывалой, который приобщал гостей к очищению путем веселой и доброй энергетической разрядки. Люди восхваляли Иисуса и ощущали единство. Они продолжали петь, танцевать, говорить друг другу приятности и благодарить Бога за милость.

Кирилл заметил на лице Молдована легкость и счастье. Он не мог поверить глазам, что все прошлое этого человека может сочетаться с безобидностью и святостью данного мероприятия. Кирилл не мог разобраться в своих противоречивых эмоциях к этому феномену. Он не мог радоваться, пока где-то там возможно погибал его любимый человек.

— Зачем ты меня сюда позвал? — язвительно задал напрямую конкретный вопрос парень.

— Знаешь, — ответил Молдован, глядя с любовью на свободных от страха и проблем людей, — я ничего не встречал сильнее человеческой веры. Их веры в Бога. В лучшее, что таится в нас.

— Как ты можешь сравнивать себя с верой этих мирных бедняков?! — взорвался Кирилл. — Ты убивал кучу людей и жил против закона!

Молдован не среагировал на атаку обидой или злобой, он будто предсказал этот выплеск.

— Я уже больше 20 лет никого не убивал. После Чечни ни одного человека.

Кирилл прокрутил в голове все известные факты и засомневался:

— Ты ведь после Чечни и в Сирии был, и в тюрьме отсидел, и потом в частной военной компании отбывал срок…

— Но я никого не убивал.

— Как это возможно?

— Я был, наоборот, против войны. Пытался остановить ее. Именно за оппозиционные и диверсантские действия меня и посадили за решетку.

— Какие?

— Распространение и пропаганда «дезинформации». Уничтожение боевой техники как со стороны врага, так и со стороны союзника.

Кирилл нахмурил брови и уставился на беспечное лицо седого маразматика:

— Ты взрывал боевую технику?

— Да. Склады. Запасы.

— Сам?!

— У меня был вертолет.

Кирилл не выдержал и спрыснул со смеху.

— Ты чокнутый? Зачем ты это делал? Это ведь глупо… Один человек не сможет остановить решение всего правительства… Проще было не участвовать в войне… Тебя же за предательство могли свои расстрелять…

— Я знаю.

— И ты все равно участвовал… Зачем?

— Ты этого не поймешь. Это связано с действием Ihticoyonpui, часть которого продолжаешь в себе носить всю оставшуюся жизнь.

Кирилл притих, но не собирался прекращать опрос:

— И что было дальше?

— Меня отправили под трибунал и приговорили к уголовному сроку.

— А потом надоело за решеткой, и ты решил по новой начать?