Тут корсар развел руками, показывая, что чем больше врагов будет блокировать побережье Британии, тем лучше.

– Мсье Сюркуф, могу вас заверить, что русские корсары в ближайшее время начнут истреблять торговые суда англичан, – произнес Наполеон. – Об этом мне написал недавно император Павел I. Поверьте мне, что так оно и будет. А пока я попросил бы вас поговорить о планах наших совместных действий с майором Никитиным.

– Я готов, – кивнул Сюркуф. – Мсье майор, где бы мы могли продолжить нашу беседу?..

2 августа 1801 года. Французская республика. Париж. Майор ФСБ Андрей Кириллович Никитин, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

Мой вчерашний разговор с Сюркуфом закончился тем, что мы расстались друзьями и договорились встретиться еще раз. И не в Мальмезоне, а где-нибудь в другом местечке. Там, не привлекая внимания посторонних лиц, мы могли бы более конкретно обсудить вопрос, касаемый войны с британской морской торговлей.

Тогда же я отправил в Петербург депешу, в которой просил откомандировать в Париж Ивана Крузенштерна. Я вспомнил, что он в свое время подготовил докладную записку о необходимости каперской войны с Англией. Другими словами, он предлагал именно то, что озвучил вчера во время аудиенции у Наполеона Робер Сюркуф. Пусть Крузенштерн обсудит с французом чисто профессиональные вопросы, в которых я не совсем хорошо разбираюсь. Вполне возможно, что наши «флибустьеры и авантюристы» придумают нечто такое, от чего Британии резко поплохеет.

Сегодня же я встретился с Сюркуфом в неприметном домике одного из его приятелей неподалеку от Люксембургского сада. Дружески поздоровавшись со знаменитым корсаром, я с ходу изложил ему свои мысли о том, где и как лучше перехватывать корабли англичан.

По моему мнению, следовало особое внимание обратить на Индийский океан и Средиземное море. В океане, омывающем побережье Индостана, находилось немало кораблей, на которых, как мне доложили наши агенты, британцы перебрасывали на территории, подконтрольные Ост-Индской компании, все новые и новые контингенты пехоты и артиллерии. Вполне вероятно, что слухи о нашей предстоящей с французами экспедиции дошли до правителей Британии. И они лихорадочно прилагали все силы, чтобы остановить наши войска и не допустить их в Индию. Возвращаясь назад в метрополию, англичане вывозили из индийских княжеств награбленные ими богатства. Посему лучше всего было бы перехватывать корабли, набитые золотом и драгоценностями. Во-первых, на них находилась лишь команда и незначительное количество морских пехотинцев, оборонявших суда от нападения корсаров. А, во-вторых, захваченное судно, если оно было в хорошем состоянии, мы могли включить в состав наших эскадр. Если же оно оказывалось сильно поврежденным и имело мало шансов добраться до берегов Франции, то его не жалко было и утопить, предварительно перегрузив с него все ценное.

Что же касается Средиземного моря, то его следовало полностью очистить от британских военных кораблей. Для этого необходимо было захватить Мальту и Гибралтар. От того, кто будет хозяином Средиземноморья, зависело многое, в том числе и влияние на такие государства, как Испания и Неаполитанское королевство. Да и берберийские пираты, бравшие ежегодную дань со многих европейских стран, отправлявших свои торговые суда в Средиземное море, должны были понять, что их беспредел закончился. Нападения на российский или французский корабль под коммерческим флагом, а равно на суда союзных России и Франции государств, не останутся безнаказанными.

Сюркуф в общем согласился с изложенными мною предложениями, но постарался приземлить меня, напомнив о том, сколько крови ему попортили французские чиновники на местах.

– Андре, это просто какие-то ненасытные пиявки. Они пытались отобрать у меня честно добытую в бою добычу. Нет, я понимаю, что надо делиться с этими сухопутными крысами за то, что они снабжают мои корабли продовольствием, боеприпасами, лечат моих матросов, раненных в сражениях. Но они просто ненасытны. Они готовы отобрать у меня все, оставив лишь жалкие крохи. Как я могу после этого всего смотреть в глаза своим людям?

Я попытался было напомнить Сюркуфу о том, что на этот раз мы будем иметь бумаги, подписанные самим Первым консулом. Но мой собеседник сардонически усмехнулся и ответил, что, дескать, это здесь в Париже распоряжения Бонапарта для кого-то закон. А в колониальных владениях прав больше у того, у кого сила.

– Андре, пойми, – с горечью убеждал меня Сюркуф, – я же не могу взять штурмом резиденцию губернатора Маврикия. Нет, сил у меня для этого вполне достаточно, но примерно наказав этого мерзавца, я для французского правительства стану мятежником, со всеми вытекающими из этого последствиями. А мне не хочется закончить свои дни на гильотине.

– Ну, а если на ваших кораблях будут находиться русские морские офицеры? – спросил я. – Поверь, Робер, они не будут для вас обузой.

– Думаешь, это остановит этих живодеров? – с сомнением произнес Сюркуф. – Хотя… Ведь если в ходе последующих недоразумений среди пострадавших окажутся подданные императора Павла… В общем, над этим стоит хорошенько подумать.

– А в Атлантике мы готовим нападение на британскую торговлю силами нашей корсарской флотилии, которую возглавит один наш опытный морской офицер, отличившийся во время сражения с британским флотом у Ревеля. Он побывал в свое время в Китае и Индии, в Североамериканских Соединенных Штатах встречался с первым их президентом Джорджем Вашингтоном. Фамилия вам вряд ли знакома, но, на всякий случай, я скажу, что зовут его Иван Федорович Крузенштерн.

Сюркуф покачал головой.

– Я не имел чести познакомиться с этим человеком. Но, если встречусь с ним, то буду очень рад знакомству.

– Думаю, что ваша встреча вскоре произойдет. Я отправил депешу в Санкт-Петербург с предложением откомандировать этого достойного офицера в Париж. Полагаю, что на днях он отправится в путь, имея на руках документы, подписанные русским императором…

3 августа 1801 года. Французская республика. Порт Кале. Джон МакКриди, после лондонской командировки

Позавчера, после наших посиделок в пабе, я подождал, пока Кэри уйдет – он сказал, что напишет Дженкинсону письмо о том, что у него заболел дядя где-то в Пемброкшире, и что ему нужно срочно его проведать. Конечно, он мог смалодушничать, и я бы получил возможность насладиться «комфортом» лондонской тюрьмы, но, хоть я и блефовал в адрес виконта, мой арест, так или иначе, испортил бы жизнь и ему.

Когда спустился, я увидел, что тот самый «клетчатый», на которого я обратил внимание, все еще был там. Я подошел к бармену, чтобы сказать ему, что мы закончили, на что тот сварливо заявил мне, что мы уложились в час, но денег за второй час он не вернет. И, посмотрев на «шотландца», я чуть заметно качнул головой и вышел.

Как я и предполагал, через три минуты вышел и он, направившись в другую сторону. Я пошел за ним на расстоянии тридцати ярдов, старательно делая вид, что гуляю по летнему Лондону. И, действительно, погода была на редкость теплой и солнечной – такое здесь бывает редко.

Через десять-пятнадцать минут он вошел в паб, над которым висела почерневшая от копоти вывеска «Kerry Lass»[13]. Вошел он, впрочем, не там, где был главный вход, а с торца здания. Подождав минуту, я последовал за ним через темный и грязный коридор. Когда я повернул за угол, увидел в полутьме две фигуры, одну побольше, другую поменьше.

Я мог, конечно, оказать сопротивление, но почувствовал, что время для этого еще не пришло. Меня грубо втолкнули в небольшое помещение, в котором было темно, как у негра в ухе. Я ударился спиной о бочку – вероятно, с пивом, – но устоял. За мной в помещение вошел один, наверное, тот, что побольше – мои глаза уже привыкли к полумраку, и я мог различить его фигуру, но не его рожу.