А потом, как нередко бывает в это время года, на нас налетел ураган. Да, конечно, он был намного слабее, чем в более южных широтах, но представьте себе – вы находитесь на небольшом суденышке, которое швыряет по огромным волнам, и почти все пассажиры лежат в лежку. Я предложил капитану Адамсу свою помощь – все-таки опыт у меня был, но тот лишь покачал головой:

– Лучше всего, если вы не будете нам мешать.

И он побежал дальше. Зато вчера, когда шторм начал утихать, он налил мне за капитанским столом – в тот день я был единственным пассажиром, который пришел на ужин – стаканчик весьма неплохого шотландского виски и сказал:

– Простите меня, мистер О‘Нил, что я был с вами так груб. Просто у меня каждый знает свое место, и даже опытный моряк – а по вам видно, что вы сами ходили по морю, и не раз – не зная нашего распорядка, мог бы нам скорее помешать, чем помочь. Но я вам благодарен. Знаете, пассажир предложил мне помощь впервые, тем более пассажир первого класса. Впрочем, вы единственный, кто перенес ураган на ногах – другие все не выходили из своих кают, а потом моим людям пришлось их драить…

– Ну, кое-какой опыт в этих водах у меня имеется. В том числе и при ураганах. А они чаще всего случаются именно в сентябре или самом начале октября.

Адамс лишь слабо улыбнулся:

– Именно поэтому я предпочитаю возвращаться в Эдинбург не позднее августа, но в этом году пришлось задержаться.

– А я и не жалуюсь. Иначе я, возможно, вообще бы никого не нашел.

И это было действительно так. Вообще-то проще всего было уйти из Балтимора – из Вашингтона он всего лишь в дне езды из Вашингтона, ну еще пару дней, чтобы договориться с кем-нибудь из капитанов, еще максимум два-три дня до отплытия, и я в море. Но я решил, что если Иван сам поедет в Бостон, пусть с бумагой от моего имени, ему вполне могут дать от ворот поворот и на верфи Джонсона, и у капитана Мерривезера, который пообещал найти для наших клипперов команды. Просто мы ранее договорились, что я с ними буду иметь дело лично. Поэтому лучше всего будет, если мы поедем туда вместе, и я его представлю Джонсону и Мерривезеру.

Кроме того, я решил еще раз попробовать найти покупателя для чая Ричарда Твайнинга. Вообще-то я больше всего надеялся на Вашингтон, ведь там теперь по нескольку месяцев в году обитали «слуги народа». Но Бенсон мне лишь сказал, что он не специалист и помочь мне не может. Я зашел в пару лавок и у Капитолия, и в близлежащем Джорджтауне[58] у порта, но и там, и там мне разъяснили, что никто дорогой чай покупать бы не стал – у большинства из этих самых «слуг народа» весьма плебейский вкус. А то, что в этих лавках было, качеством не блистало – зато цены они ломили больше, нежели где-либо. Впрочем, в этом округе все было запредельно дорого.

Вернувшись в Нью-Йорк, я спросил у Чейза, не может ли он помочь, и не прогадал. Уже на следующий день он познакомил меня с человеком, который, попробовав то, что у меня было с собой, сразу же заказал большую партию разных чаев, причем по довольному виду Чейза я понял, что и тому перепадут неплохие комиссионные.

Но я потерял довольно-таки много времени, и, когда прибыл в Бостон, я, увы, сделал ошибку – вместо того чтобы сразу попробовать найти корабль, сначала сходил с Иваном и на верфь, и к Мерривезеру. Иван сразу нашел с ними общий язык, он же договаривался о задатке – и выплачивал его после всех необходимых юридических процедур. В результате планы превратились в контракты, работа по которым уже кипела.

Да, Эндрю с Иваном тоже подружились, и мой бостонский друг, такое у меня возникло впечатление, потерпев неудачу с попыткой женить меня на одной из дочерей, решил окучить Мартынова. Посмотрим, подумал я весело, чем дело кончится, – как я уже рассказывал, девочки были на загляденье. Хотя, конечно, Иван говорил мне, что теперь хочет жениться только на русской…

А я сходил в гавань и был весьма опечален. Найти корабль, идущий в Англию, было весьма сложно. Во-первых, в это время года вероятность шторма – как с юга, так и с северо-востока – резко возрастала. Обыкновенно в Европу все равно ходили американские корабли, но сейчас, как мне разъяснили, слишком уж часто их останавливали, чтобы захватить часть команды для службы во флоте короля Георга III, и пока что никто не хотел рисковать сверх меры. Французские корабли мне по понятным причинам не подходили. Английских же не было вообще – по рассказам моряков, вернувшихся в свои порты, французы и русские начали охоту на английские суда, и с начала месяца ни один корабль не пришел в Бостон.

Мне порекомендовали вернуться в Нью-Йорк и уйти на гамбургском почтовом корабле – их не трогали ни англичане, ни французы. Но и они переставали ходить примерно в это время года. И все же я решил остаться еще на денек и попытать счастье на следующий день.

Тут мне улыбнулась удача. В порт вошла «Снежная Дженни» из шотландского Глазго, доставившая на американский континент очередную партию шотландских горцев-эмигрантов. Вообще-то «Дженни» должна была прибыть еще в конце июля, но она и тогда попала в шторм, который сильно ее потрепал и унес ее значительно южнее. Как мне впоследствии рассказал капитан Адамс, они каким-то чудом доковыляли до Бермуд, где «Дженни» отремонтировали – этот архипелаг славился своими кораблестроителями, а бермудский кедр считался одним из лучших корабельных деревьев[59]. В результате «Дженни» прибыла в Бостон тогда, когда большинство европейских кораблей уже ушли.

Капитан запросил немалых денег за каюту первого класса – на «Дженни» их было ровно две, – но я подумал, что выбора у меня нет, да и Дженкинсон пообещал возместить все мои расходы. А когда я наобум спросил:

– Капитан, а нет ли у вас родственников в Бостоне?

– Есть, как же не быть, только я их не знаю. Слышал только, что бывший президент Адамс – один из них.

И я познакомил его с Эндрю Адамсом. В результате оба меня горячо благодарили, а капитан снизил цену каюты почти вдвое – мол, пассажиров-то все равно практически нет, а я вам очень благодарен. Кроме меня, на «Дженни» путешествовали трое студентов, недавно закончивших Гарвард и направляющихся в поездку на свою шотландскую прародину, и двое коммерсантов. Все пятеро путешествовали во втором классе; трюм же, в котором прибыло большинство эмигрантов, был теперь забит каким-то грузом, который и сопровождал один из купцов.

Помню, как я махал Ивану и семье Эндрю, стоя на корме отходящей от берега «Дженни», причем глаза у меня были – кто бы мог подумать – на мокром месте. Впрочем, я более или менее сдружился и с капитаном, особенно теперь, после урагана. А сейчас я наконец-то сел на лавочку и, подставив свою физиономию ласковому солнышку, прикрыл глаза, и последней моей мыслью перед тем, как я задремал, было, что мне совершенно не хотелось бы лазить по мачтам в данный момент и что быть пассажиром может быть очень даже приятно.

Не знаю, почему, но я неожиданно проснулся и увидел паруса на горизонте. Причем неизвестный корабль держал курс, такое у меня сложилось впечатление, прямо на нас – и шел он намного быстрее, чем бедная «Дженни». И мне это, если честно, не слишком понравилось.

24 сентября 1801 года. Атлантический океан, борт корабля «Сноу Дженни». Джон Адамс. Не бывший президент, а капитан корабля

Ну что ж, как говорится, если не можешь сопротивляться, побудь паинькой. Глядишь, и прокатит.

Когда я увидел паруса, и скорость, с которой они приближались, я понял, что шансов удрать от него у нас не было. «Дженни» – корабль хороший, остойчивый и достаточно удобный для пассажиров. Но скорость у нее очень даже средняя даже при хорошем ветре. Она и впрямь чем-то напоминала мою бабушку – милую, пухленькую и всегда в хорошем расположении духа; я до сих пор вспоминаю ее стряпню, которую мы, ее внуки, так любили. Именно в ее честь мой отец назвал свою первую «Дженни»; бабушка обожала снег, оттуда и название. И когда та «Дженни» разбилась о камни во время шторма у берегов графства Керри в Ирландии, я дал новому кораблю то же имя.